Она разделась совершенно и кое-как, ободрав себе бока об узкую щель, пролезла… Чрез секунду она уже начала бросать к матери горстями и золото, и бриллианты, и всякие ценные каменья. Старуха обезумела, загребая на полу драгоценности.
— Мама, мама! Там громадный клад, там кучами навалено все это… В год не перетаскаешь всего!
Накидав целую кучу, Кармен решилась поневоле вылезать вон, потому что свечка уже совсем догорала…
— Еще немножко, Кармен! — просила старуха. — Еще малость, дорогая моя! Еще горсточку, на мула. Мула купить.
— Будет, мама. У нас уж страшно много. На все хватит.
— Еще горсточку на пару волов… Волов купить…
Кармен опять скрылась и опять выбросила несколько горстей золота.
— Еще, Кармен. Родная моя! Если любишь меня, старуху, еще горсточку одну выброси. Новую посудину завести…
Вдруг стало страшно темно в комнате. Огарок догорел, и свет потух… Старуха без памяти бросилась за спичками, зажгла свою свечу и закричала, как безумная.
Пол был как всегда целехонек, щели никакой, и Кармен нет в комнате, а вокруг старухи, на полу и на столе, вместо золота и дорогих каменьев, навалены кучи всякого сора, навоза и дряни.
— Кармен, Кармен! — застонала старуха, и слышит вдруг из-под земли голос дочери:
— Мама, мама! Погубила меня твоя алчность. Навеки веков останусь я зарытая под землей! Если ты богата, то вели срыть этот несчастный дом и поставь над этим местом крест. Пусть молятся обо мне проезжие.
Старуха перебудила постояльцев, рассказала им все как было… Они бросились ломать пол и рыть землю. Вплоть до утра и весь следующий день работали они и ни до чего не дорылись… Ни клада, ни девушки…
В полночь за следующим днем опять раздался стон Кармен.
— Не ройте! — стонала бедная девушка. — Не ройте! Чем больше вы роете, тем я глубже ухожу в землю. Мама, мама! За что ты меня погубила!
Прошло много времени с тех пор. Старуха советовалась со всеми умными людьми, со всеми колдунами, но никто ничего не мог посоветовать. Только даром потратила старуха все свои деньги, которые прежде скопила на приданое бедной своей Кармен… Не прошло года, и старуха умерла с горя…
Постоялый двор опустел, никто не захотел вести торговлю на таком страшном месте.
Проезжие не только не останавливались здесь, но старались избегать это место и проезжать мимо засветло, да рысью, да оглядываясь…
Чрез год, в Иванов день, опять слышались стоны заживо зарытой девушки. И так с тех пор и всегда в ночь Иванова дня стонет несчастная подземная девушка.
Велик Аллах и Магомет, пророк его! Нет Бога выше Бога правоверных! Нет пророка выше Магомета! Прекрасна земля, сотворенная Аллахом, обильна дарами… Сладка жизнь человеческая, но тот, кто верен заповедям Корана, заживет после смерти другою, дивного жизнью: век будет отдыхать и наслаждаться в раю с прелестными гуриями.
Всемогущ и страшен калиф Абек-Серрах! Нет повелителя на земле равнаго ему! Пышен и великолепен Альказар, в котором обитает калиф, роскошны сады, величественны террасы, стройны минареты и башни! Довольный миром и всеми дарами Аллаха, безпечно счастлив калиф. Лишь две заботы есть у него: первая забота — постоянная борьба с Кастильскими королями, при переменчивом счастьи. Вторая забота не меньшая: будущность его единственной дочери.
Красавица дочь, Саида, цвет жен Мавритании. Ни в Гренаде, ни в Кордове не найдется красавицы, равной ей прелестью. Жизнь, казалось бы, должна улыбаться единственной дочери всемогущаго калифа, но Саида — странная юница. Все ее любят, все поклоняются, отец боготворит, но все жалеют ее, будто ждут, что приключится с ней что-нибудь худое. Между сотен глаз, черных, узких, арабских, странно смотрят большие синие глаза Саиди. Совсем не похожа она на мавританку.
Она разделась совершенно и кое-как, ободрав себе бока об узкую щель, пролезла… Чрез секунду она уже начала бросать к матери горстями и золото, и бриллианты, и всякие ценные каменья. Старуха обезумела, загребая на полу драгоценности.
— Мама, мама! Там громадный клад, там кучами навалено все это… В год не перетаскаешь всего!
Накидав целую кучу, Кармен решилась поневоле вылезать вон, потому что свечка уже совсем догорала…
— Еще немножко, Кармен! — просила старуха. — Еще малость, дорогая моя! Еще горсточку, на мула. Мула купить.
— Будет, мама. У нас уж страшно много. На все хватит.
— Еще горсточку на пару волов… Волов купить…
Кармен опять скрылась и опять выбросила несколько горстей золота.
— Еще, Кармен. Родная моя! Если любишь меня, старуху, еще горсточку одну выброси. Новую посудину завести…
Вдруг стало страшно темно в комнате. Огарок догорел, и свет потух… Старуха без памяти бросилась за спичками, зажгла свою свечу и закричала, как безумная.
Пол был как всегда целехонек, щели никакой, и Кармен нет в комнате, а вокруг старухи, на полу и на столе, вместо золота и дорогих каменьев, навалены кучи всякого сора, навоза и дряни.
— Кармен, Кармен! — застонала старуха, и слышит вдруг из-под земли голос дочери:
— Мама, мама! Погубила меня твоя алчность. Навеки веков останусь я зарытая под землей! Если ты богата, то вели срыть этот несчастный дом и поставь над этим местом крест. Пусть молятся обо мне проезжие.
Старуха перебудила постояльцев, рассказала им все как было… Они бросились ломать пол и рыть землю. Вплоть до утра и весь следующий день работали они и ни до чего не дорылись… Ни клада, ни девушки…
В полночь за следующим днем опять раздался стон Кармен.
— Не ройте! — стонала бедная девушка. — Не ройте! Чем больше вы роете, тем я глубже ухожу в землю. Мама, мама! За что ты меня погубила!
Прошло много времени с тех пор. Старуха советовалась со всеми умными людьми, со всеми колдунами, но никто ничего не мог посоветовать. Только даром потратила старуха все свои деньги, которые прежде скопила на приданое бедной своей Кармен… Не прошло года, и старуха умерла с горя…
Постоялый двор опустел, никто не захотел вести торговлю на таком страшном месте.
Проезжие не только не останавливались здесь, но старались избегать это место и проезжать мимо засветло, да рысью, да оглядываясь…
Чрез год, в Иванов день, опять слышались стоны заживо зарытой девушки. И так с тех пор и всегда в ночь Иванова дня стонет несчастная подземная девушка.
Велик Аллах и Магомет, пророк его! Нет Бога выше Бога правоверных! Нет пророка выше Магомета! Прекрасна земля, сотворенная Аллахом, обильна дарами… Сладка жизнь человеческая, но тот, кто верен заповедям Корана, заживет после смерти другою, дивного жизнью: век будет отдыхать и наслаждаться в раю с прелестными гуриями.
Всемогущ и страшен калиф Абек-Серрах! Нет повелителя на земле равнаго ему! Пышен и великолепен Альказар, в котором обитает калиф, роскошны сады, величественны террасы, стройны минареты и башни! Довольный миром и всеми дарами Аллаха, безпечно счастлив калиф. Лишь две заботы есть у него: первая забота — постоянная борьба с Кастильскими королями, при переменчивом счастьи. Вторая забота не меньшая: будущность его единственной дочери.
Красавица дочь, Саида, цвет жен Мавритании. Ни в Гренаде, ни в Кордове не найдется красавицы, равной ей прелестью. Жизнь, казалось бы, должна улыбаться единственной дочери всемогущаго калифа, но Саида — странная юница. Все ее любят, все поклоняются, отец боготворит, но все жалеют ее, будто ждут, что приключится с ней что-нибудь худое. Между сотен глаз, черных, узких, арабских, странно смотрят большие синие глаза Саиди. Совсем не похожа она на мавританку.