Не зря он решил не связываться с поездами — они теперь тащатся жутко медленно, а нетерпение Этнера и Гиммлера слишком велико. Да и безопасней самолетом. Ганденмюллер, статс-секретарь министерства транспорта, хотя и любимец фюрера, но все же получил от него приличную взбучку за беспорядки на железных дорогах и отсутствие безопасности движения на них. Бедный статс-секретарь, ему совершенно нечем оправдать то, что поезда теперь частенько идут от Варшавы до Минска по четверо суток.
Вглядываясь в снежный покров далеко внизу, Бергер решил по примеру англичан применить в борьбе с партизанами воздушное фотографирование лесов с различных точек. Нет, англичане не боролись ни с какими лесными, бандами, но хитроумный толстый сэр Черчилль еще в прошлом, сорок втором году приказал сосредоточить все наземное фотографирование в разведывательных целях в руках военно-морской разведки. Правильно, правь, Британия, морями. Но глупо не использовать уже удачно найденное и применяемое противником.
И вообще, Лондон, наверное, сейчас напоминает большой великосветский раут — все высокопоставленные беглецы из множества стран собрались там: король Хокона, королева Нидерландов Вильгельмина, король Греции Георг, король Югославии Петр, герцогиня Люксембургская Шарлотта, глава правительства свободной Франции Де Голль, бывший президент Чехословакии Бенеш, бывший президент Польши Рачкевич. Конечно, в большинстве это политические трупы, но как заманчиво сделать из них трупы физические, а немецкие бомбы, как назло, еще никого из них не нашли…
Летчики выключили музыку, моторы загудели, самолет начал разворот, зашел на посадку. Бергер впился взглядом в иллюминатор, стараясь разглядеть посадочную полосу. Сзади завозились Клюге и Канихен, которых он как личную охрану повсюду таскал за собой.
Внизу мелькнули домики, казавшиеся маленькими и приземистыми, несколько автомобилей, широкое поле с темневшим на его краю перелеском — убогая картина, совершенно не радующая глаз.
Самолет слегка тряхнуло — колеса шасси коснулись посадочной полосы.
Открылся люк. Ступив на узкую ступеньку трапа, Бергер почувствовал, как в лицо ударил порыв ледяного ветра. Сразу стянуло кожу, губы сделались немыми и непослушными. От автомашины, стоявшей почти под крылом самолета, навстречу ему, придерживая фуражку, торопился фон Бютцов.
— Как долетели, — уважительно пожимая руку обер-фюрера, спросил он.
— Нормально, — отворачиваясь от ветра, буркнул Бергер. — Со мной Клюге и Канихен, пусть едут во второй машине. На дорогах спокойно?
— Да, — распахивая дверцу автомобиля, заверил встречавший. — Основные банды партизан действуют в стороне от нас.
Усевшись на заднее сиденье, Бергер потер ладонями уши — холодно, черт побери. Рядом устроился Бютцов, и машина тронулась, выезжая на шоссе.
В присутствии водителя не разговаривали. Бергер смотрел в окно, на мелькавшие по сторонам дороги заснеженные поля и перелески. Пожалуй, если бы не этот мороз, то можно подумать, что ты опять в Польше, где ему уже приходилось бывать.
Свою карьеру Отто Бергер начинал в газете, работая простым репортером. Как же давно это было, как давно, еще задолго до первой мировой войны. Денег в семье катастрофически не хватало, и Отто, учившийся в университете, вынужден был искать приработок. У него оказалось острое, бойкое перо и хороший нюх газетчика. Писал он легко, безошибочно улавливая настроения обывателя, и редакторы всегда оставались им довольны. Так и дотянул до диплома, а получив его, уехал в Южную Америку искать богатства. Не нашел и вернулся обратно в Германию, как раз перед войной. Потом пришлось понюхать пороху, отваляться в госпитале с ранением в руку — и сейчас, бывает, ноет к перемене погоды старая рана, пережить ужас революции восемнадцатого года, похоронить родителей и остаться практически без средств к существованию.
Шатаясь без дела по улицам, Отто пристрастился к собраниям и митингам — любопытно слушать замысловатые бредни, якобы способные спасти страну, вырвать ее из хаоса и повести к прекрасному будущему. Вскоре он научился хорошо ориентироваться в программах и платформах различных политических группировок, но это не заменяло куска хлеба и тарелки супа. Вспомнив о прежних репортерских удачах, Отто накропал статейку о политике, в которой яро ратовал за отмену соглашений стран Антанты по Германии. Статью не опубликовали. Мало того, ему предложили больше вообще не приходить в редакцию. Обиженный, Бергер ушел, хлопнув дверью, но на прощанье пообещал когда-нибудь вернуться.
С горя направился в пивную, где за одним столиком с ним оказался незнакомый субъект. Разговорились. Узнав, что Бергер юрист по образованию, новый знакомый смеялся до слез — кому это сейчас надо среди поразившей страну красной вакханалии? Вот если бы Отто умел хорошо владеть оружием! Бергер второй раз за тот день обиделся — он бывший солдат и, кроме того, с детства состоял в клубе стрелкового общества.
— Это другое дело. — Новый знакомый вытер слезы смеха на глазах. — Сейчас важнее штык, чем перо! Надо решительно покончить с красной заразой, стереть из нашей истории «черный день» германской армии восьмого августа восемнадцатого года.
Так Бергер попал в ряды «теневого рейхсвера». После подавления революции он работал во Франции, в представительстве одной из крупных фирм, — благо прилично владел французским языком. Потом вернулся в фатерланд и с помощью знакомых устроился в одну достаточно популярную и солидную газету, начав писать статьи в поддержку все более набиравшего силу национал-социалистического движения. Вскоре и сам вступил в НСДАП, а затем был принят в СС. Знание языков и политических течений привели его в РСХА.
В тридцать пятом он женился на Эмме фон Бютцов, кузине Конрада фон Бютцова, встречавшего его на аэродроме. Эмма, конечно, не очень красива, но мила, воспитанна, хозяйственна и имела весьма приличное приданое, а связи ее родни помогли Бергеру продвинуться по службе. В тридцать седьмом у них родился первенец. а в тридцать девятом второй ребенок.
Сейчас Отто часто думал о том, что поздняя женитьба имеет свои положительные стороны, — по крайней мере, его дети не успеют попасть на фронт этой войны. Эмма с детьми жила в небольшом имении в Баварии, поэтому пока не стоило опасаться налетов английской авиации, а там будет видно, что и как. Сослуживцам он объяснял, что хозяйство требует постоянного внимания, да и дети слабы здоровьем, им, мол, лучше жить вдали от шумного города. Про бомбардировки Берлина он, естественно, умалчивал.
А насчет красоты жены? Что же, он сам далеко не красавец. Это ли главное в жизни? Обладая острым, холодным и изворотливым умом, Бергер на полицейской работе стал еще более скрытным, осторожным и трезво рассчитывал каждый свой шаг как на службе, так и в семейной жизни. И пока еще не ошибался.
Машина проскочила через дамбу у озера, мимо старого костела, на белых стенах которого причудливой вязью лежали тени голых деревьев, освещенных выглянувшим из-за туч солнцем, и въехала по мосту в ворота замка.
— Половину здания занимает госпиталь люфтваффе, — вылезая из автомобиля, пояснил Бютцов, — а в другой располагаюсь я и мои люди.
Не зря он решил не связываться с поездами — они теперь тащатся жутко медленно, а нетерпение Этнера и Гиммлера слишком велико. Да и безопасней самолетом. Ганденмюллер, статс-секретарь министерства транспорта, хотя и любимец фюрера, но все же получил от него приличную взбучку за беспорядки на железных дорогах и отсутствие безопасности движения на них. Бедный статс-секретарь, ему совершенно нечем оправдать то, что поезда теперь частенько идут от Варшавы до Минска по четверо суток.
Вглядываясь в снежный покров далеко внизу, Бергер решил по примеру англичан применить в борьбе с партизанами воздушное фотографирование лесов с различных точек. Нет, англичане не боролись ни с какими лесными, бандами, но хитроумный толстый сэр Черчилль еще в прошлом, сорок втором году приказал сосредоточить все наземное фотографирование в разведывательных целях в руках военно-морской разведки. Правильно, правь, Британия, морями. Но глупо не использовать уже удачно найденное и применяемое противником.
И вообще, Лондон, наверное, сейчас напоминает большой великосветский раут — все высокопоставленные беглецы из множества стран собрались там: король Хокона, королева Нидерландов Вильгельмина, король Греции Георг, король Югославии Петр, герцогиня Люксембургская Шарлотта, глава правительства свободной Франции Де Голль, бывший президент Чехословакии Бенеш, бывший президент Польши Рачкевич. Конечно, в большинстве это политические трупы, но как заманчиво сделать из них трупы физические, а немецкие бомбы, как назло, еще никого из них не нашли…
Летчики выключили музыку, моторы загудели, самолет начал разворот, зашел на посадку. Бергер впился взглядом в иллюминатор, стараясь разглядеть посадочную полосу. Сзади завозились Клюге и Канихен, которых он как личную охрану повсюду таскал за собой.
Внизу мелькнули домики, казавшиеся маленькими и приземистыми, несколько автомобилей, широкое поле с темневшим на его краю перелеском — убогая картина, совершенно не радующая глаз.
Самолет слегка тряхнуло — колеса шасси коснулись посадочной полосы.
Открылся люк. Ступив на узкую ступеньку трапа, Бергер почувствовал, как в лицо ударил порыв ледяного ветра. Сразу стянуло кожу, губы сделались немыми и непослушными. От автомашины, стоявшей почти под крылом самолета, навстречу ему, придерживая фуражку, торопился фон Бютцов.
— Как долетели, — уважительно пожимая руку обер-фюрера, спросил он.
— Нормально, — отворачиваясь от ветра, буркнул Бергер. — Со мной Клюге и Канихен, пусть едут во второй машине. На дорогах спокойно?
— Да, — распахивая дверцу автомобиля, заверил встречавший. — Основные банды партизан действуют в стороне от нас.
Усевшись на заднее сиденье, Бергер потер ладонями уши — холодно, черт побери. Рядом устроился Бютцов, и машина тронулась, выезжая на шоссе.
В присутствии водителя не разговаривали. Бергер смотрел в окно, на мелькавшие по сторонам дороги заснеженные поля и перелески. Пожалуй, если бы не этот мороз, то можно подумать, что ты опять в Польше, где ему уже приходилось бывать.
Свою карьеру Отто Бергер начинал в газете, работая простым репортером. Как же давно это было, как давно, еще задолго до первой мировой войны. Денег в семье катастрофически не хватало, и Отто, учившийся в университете, вынужден был искать приработок. У него оказалось острое, бойкое перо и хороший нюх газетчика. Писал он легко, безошибочно улавливая настроения обывателя, и редакторы всегда оставались им довольны. Так и дотянул до диплома, а получив его, уехал в Южную Америку искать богатства. Не нашел и вернулся обратно в Германию, как раз перед войной. Потом пришлось понюхать пороху, отваляться в госпитале с ранением в руку — и сейчас, бывает, ноет к перемене погоды старая рана, пережить ужас революции восемнадцатого года, похоронить родителей и остаться практически без средств к существованию.
Шатаясь без дела по улицам, Отто пристрастился к собраниям и митингам — любопытно слушать замысловатые бредни, якобы способные спасти страну, вырвать ее из хаоса и повести к прекрасному будущему. Вскоре он научился хорошо ориентироваться в программах и платформах различных политических группировок, но это не заменяло куска хлеба и тарелки супа. Вспомнив о прежних репортерских удачах, Отто накропал статейку о политике, в которой яро ратовал за отмену соглашений стран Антанты по Германии. Статью не опубликовали. Мало того, ему предложили больше вообще не приходить в редакцию. Обиженный, Бергер ушел, хлопнув дверью, но на прощанье пообещал когда-нибудь вернуться.
С горя направился в пивную, где за одним столиком с ним оказался незнакомый субъект. Разговорились. Узнав, что Бергер юрист по образованию, новый знакомый смеялся до слез — кому это сейчас надо среди поразившей страну красной вакханалии? Вот если бы Отто умел хорошо владеть оружием! Бергер второй раз за тот день обиделся — он бывший солдат и, кроме того, с детства состоял в клубе стрелкового общества.
— Это другое дело. — Новый знакомый вытер слезы смеха на глазах. — Сейчас важнее штык, чем перо! Надо решительно покончить с красной заразой, стереть из нашей истории «черный день» германской армии восьмого августа восемнадцатого года.
Так Бергер попал в ряды «теневого рейхсвера». После подавления революции он работал во Франции, в представительстве одной из крупных фирм, — благо прилично владел французским языком. Потом вернулся в фатерланд и с помощью знакомых устроился в одну достаточно популярную и солидную газету, начав писать статьи в поддержку все более набиравшего силу национал-социалистического движения. Вскоре и сам вступил в НСДАП, а затем был принят в СС. Знание языков и политических течений привели его в РСХА.
В тридцать пятом он женился на Эмме фон Бютцов, кузине Конрада фон Бютцова, встречавшего его на аэродроме. Эмма, конечно, не очень красива, но мила, воспитанна, хозяйственна и имела весьма приличное приданое, а связи ее родни помогли Бергеру продвинуться по службе. В тридцать седьмом у них родился первенец. а в тридцать девятом второй ребенок.
Сейчас Отто часто думал о том, что поздняя женитьба имеет свои положительные стороны, — по крайней мере, его дети не успеют попасть на фронт этой войны. Эмма с детьми жила в небольшом имении в Баварии, поэтому пока не стоило опасаться налетов английской авиации, а там будет видно, что и как. Сослуживцам он объяснял, что хозяйство требует постоянного внимания, да и дети слабы здоровьем, им, мол, лучше жить вдали от шумного города. Про бомбардировки Берлина он, естественно, умалчивал.
А насчет красоты жены? Что же, он сам далеко не красавец. Это ли главное в жизни? Обладая острым, холодным и изворотливым умом, Бергер на полицейской работе стал еще более скрытным, осторожным и трезво рассчитывал каждый свой шаг как на службе, так и в семейной жизни. И пока еще не ошибался.
Машина проскочила через дамбу у озера, мимо старого костела, на белых стенах которого причудливой вязью лежали тени голых деревьев, освещенных выглянувшим из-за туч солнцем, и въехала по мосту в ворота замка.
— Половину здания занимает госпиталь люфтваффе, — вылезая из автомобиля, пояснил Бютцов, — а в другой располагаюсь я и мои люди.