После ужина мы уселись на диване перед телевизором, прижавшись друг к другу, прям как в старые добрые времена, ещё до рождения Фрэнка. Я даже подумал, что можно воспользоваться ситуацией. Её брюки были расстёгнуты, как всегда после плотного ужина, и, когда моя рука скользнула туда, Линн не стала как обычно препятствовать и даже не оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что Фрэнк не подсматривает. Моя рука осталась там, я ласкал её пальцами и это было здорово. Потом Арфи принялся лаять. Эта бестолковая собака так отчаянно выла, что я вспомнил — ведь мы ещё не выводили его гулять после ужина. А я — то думал, что сегодня очередь Фрэнка, а он, наверное, думал, что моя, поэтому, хотя уже шёл десятый час, я встал с дивана, надел на пса поводок и решил выйти с ним ненадолго, просто пройтись по округе.
Мы уже почти вернулись, когда всё это случилось.
Арфи остановился, чтобы последний раз задрать лапу перед пожарным гидрантом напротив дома Миллеров и тут я услышал крики. Сначала мне показалось, что кричит несколько ребятишек, но подняв взгляд, я увидел только одного мальчишку, бегущего прямо ко мне.
— Мистер Моррота! Мистер Моррота!
Это был парень Пикмана, тот, что постарше. Я постоянно забывал его имя. Он бежал на меня, размахивая руками, он явно был в панике, а когда он подбежал ближе, я увидел, что его футболка разорвана и на ней было большое тёмное пятно. Я первым делом подумал — кровь, потом — то я разглядел, что это была одна из тех футболок, которые уже продаются рваными, а пятно — это рисунок — морда какого — то монстра или что — то в этом роде, но он всё же был в панике, весь трясся от ужаса. Я выставил руку перед собой:
— Погоди — ка, погоди — ка, парень, тише, что случилось?
Я — то думал, может быть, его собаку сбила машина, или у его матери сердечный приступ, или даже отец поднял на него руку, но к тому, что он мне рассказал, я был не готов. Он говорил спутанно и до меня не сразу дошло. Он дрожал, едва держался на ногах, но я как — то умудрился сложить из его обрывочных фраз более — менее целую картину и сперва даже не поверил. Он говорил, что он со своим другом Полом вломился на задний двор, вернее свинарник, соседки Эда Кристенсена потому что там, по слухам, стоит «святилище», способное исполнять желания, если правильно попросить и заплатить цену, которую оно затребует, но попросить они не успели, потому что из середины «святилища» вылезла страшная тварь, похожая на обгоревшую куклу. Пацан Пикмана сразу испугался, а его друг Пол начал вести себя странно: бросился перед ней на землю и будто бы принялся молиться. Потом тварь потрогала Пола и прошептала ему что — то на ухо, после чего Пол забился в конвульсиях и насмерть размозжил себе голову об землю. Не знаю, поверил я хоть части сказанному, но я отнёсся к этому довольно серьёзно, потому что мальчик был в панике, он был в ужасе, потому что что — то чертовски его напугало. Я подумал, даже если он что — то выдумал, или преувеличил, или приукрасил, суть истории он не переврал. На том дворе случилось что — то плохое и друг его умер. Я ни разу не видел женщину, которая жила в том доме в глухом переулке, да и о том, что там живёт какая — то женщина, я знал только со слов Эда, хотя я не уверен, что он сам её хотя бы раз видел. Она, вроде как, преподавала в колледже, не то физику, не то философию. Дом у неё тот ещё гадюшник. Весь двор зарос травой, сухими деревьями, а на заднем дворе и того хуже. Эд, Тони, и другие более чистоплотные соседи, даже создали петицию, где заявили, что она нарушает нормы совместного проживания. Сначала я её подписывать не хотел из принципа. Дом человека — это его личное пространство, нечего соседям предъявлять претензии к его внешнему виду. Ну, это попахивает диктаторством. У владельца есть полное и неоспоримое право распоряжаться своей землёй и всем домом так, как ему заблагорассудится, ему или ей. Но несло от него ужасно, даже хуже, чем от кошачьего туалета. Чуть подует Санта-Ана — горячий калифорнийский ветер — и вонь оттуда доходит даже до моего дома. Могу себе представить, каково было и Эду с Тони, не говоря уже о том, что Фрэнк частенько ходил в гости к своему другу Джонни, который жил там по соседству. Мне не очень нравилась мысль, что мой сын подцепит там какую — нибудь заразу, или его покусают крысы, или бог весть что ещё там может случится. Так что петицию я подписал, но ничего в итоге не вышло. Эд говорил, что из города прислали кого — то, какого — то инспектора, но старухи вечно не было дома. Эд пытался уговорить его съездить и подкараулить её на работе в колледже, где она преподавала, и вручить ей повестку, или штраф, или какое — нибудь извещение, что она обязана вести порядок у себя во дворе, но так далеко они заходить отказались. Так всё и закончилось. Я никогда раньше не слышал ни о каком «святилище» и не знаю почему я поверил. Но всё же поверил. Я помню как в детстве у нас, ребят, ходили свои легенды и секреты, о которых родители даже не подозревали, но мы сами видели своими глазами, даже создавали что — то своими руками. Наверняка у нынешних детей тоже что — то такое есть. Арфи всё лаял и беспокойно рвался с поводка.
— Держи! — сказал я сыну Пикмана и протянул ему поводок, — отведи собаку ко мне домой, расскажи моей жене, что случилось, пусть она вызовет 9-1-1, а я пока пойду и всё там проверю.
— Не надо, мистер Моррота! Чудовище всё ещё там. Оно маленькое, но… Господи, но я никогда такое раньше не видел.
В ту часть истории, в которой фигурировало чудовище, я уж точно не верил.
— Послушай, всё будет хорошо. Иди ко мне домой, расскажи всё моей жене, позвоните в 9-1-1, а я пойду посмотрю.
Я просто подумал, что Пол может быть всё ещё жив и ему требуется срочная помощь. Я плохо умею оказывать первую помощь, но видел в кино и по телевизору, как это делают и решил, что до приезда медиков и полиции я не дам мальчику умереть. Сын Пикмана тупо стоял, вертя в руках поводок.
— Иди, — повторил я.
Он бросился к моему дому вслед за Арфи. Я поспешил в противоположную сторону. Во всех домах в нашей округе на крыльце горел свет, окна тоже светились изнутри. Под занавесками в доме профессорши стояла абсолютная темнота. Всё так заросло деревьями, что очертания дома смазались, он напоминал гигантскую амёбу или существо из фильма «Капля». Я заставил себя пойти туда. Я не хотел поддаваться панике и паранойе, как тот парень, и уже в последнюю очередь мне хотелось думать о монстрах из ужастиков. Сначала я хотел постучаться в дверь, но профессорши, похоже, не было дома, поэтому я свернул с подъездной дорожки и побежал к окнам, чуть не запнувшись о вкопанный в землю камень, или что — то в этом роде. Подбежав к дому, я перешёл на шаг. Там было слишком грязно и тесно, чтобы бежать, мне не очень хотелось врезаться во что — нибудь подбородком, напороться на ржавую железяку, к тому же я бежал через всю улицу и уже запыхался. Осторожно обходя хлам, я вышел на задний двор. Двор был угловой, хотя все наши дома были расположены по кругу и едва ли в круге могли быть углы, и был заметно больше других дворов, по крайней мере уж точно больше моего. И совершенно точно этот двор представлял угрозу здоровью. Я никогда раньше не видел настолько захламлённого двора, не двор, а просто грёбаная помойка. Помойка не в переносном смысле, а в прямом. Двор буквально выглядел так, словно штук пять мусоровозов подъехали прямо к забору и вывалили всё содержимое прямо на газон. Двор весь зарос деревьями и кустами, но они терялись за грудой мусорных баков, заплесневелых картонных коробок и ржавых железок. Я прошёл мимо снятой гаражной двери, комода без ящиков, мимо белого автомобильного капота, заваленного сломанными глиняными горшками и мешками с древесным углём. Я шел по узкой тропинке сквозь эти дебри. Наконец между сломанным кукольным домиком и колючим кустом, который, похоже, пророс прямо сквозь кучу гнилой древесины, я увидел «святилище». Я сразу понял, что это оно и при взгляде на него меня пробрал холод. Это была самая жуткая вещь из тех, что я когда — либо видел, и я пожалел, что не захватил фонарик.
Чёрт!
И почему я не додумался зайти за Кристенсенами?
Надо было разбудить этого засранца Эда, чтобы он пошёл со мной. Хоть я давно уже не ребёнок, но это место было очень уж жутким. Я бы не отказался от какой — никакой компании.
«Святилище» было сделано из глины и походило на старинные католические алтари, которые встречаются в мексиканских поселениях или что — то вроде того, только в углублении не было изображения святых, одна лишь чёрная пустота, но было не похоже, что статуэтку украли или ещё что — то, скорее, молиться предполагалось именно этой чёрной пустоте. Не знаю, как вам объяснить, но именно такое чувство у меня возникло и это напугало меня, но никаких трупов или обожжённых монстров я не увидел, никаких подтверждений тому, что рассказал мне пацан Пикмана. Да как же его звать — то?! Нет, конечно, этого стоило ожидать, но честно говоря, я ожидал, что увижу маленькое чудовище размером с куклу, поедающее тело мёртвого подростка. Это место внушало такие мысли. Я повернулся лицом к дому. Я вдруг подумал, что женщина, живущая здесь, может быть, и не догадывается о существовании этого «святилища». Её заросший двор был так захламлён всяким дерьмом, что тут не только можно что — нибудь спрятать, тут можно самому спрятаться и жить без её ведома. Возможно, она просто не знает, что оно здесь. Может, кто — нибудь тайком проник в этот грёбаный свинарник и поставил алтарь, чтобы… чтобы что?
Чтобы колдовать?
Проводить сатанинские ритуалы?
Как бы то ни было, всё это было отвратительно, неправильно. Даже не имея никаких доказательств перед глазами, я поверил сыну Пикмана — его друг действительно умер на этом чёртовом месте. Я не знал, куда мог подеваться труп, но труп определённо был. Я был в этом уверен. Я сделал шаг вперёд. Эта штуковина была построена давно, она была очень старая и стояла здесь на протяжении долгого времени. Наклонившись, я увидел какие — то трусы, шапки, фотографии. Люди приходили сюда годами, совершали паломничество к этому месту, но кто? Местные детишки? Эта мысль повергла меня в ужас. Бывал ли здесь Фрэнк? Знал ли он об этом месте? Вдруг он попал в секту, или стал жертвой культа, или влип в историю, как в фильме «На берегу реки»? Вряд ли, конечно, но такое возможно. Родители всегда в последнюю очередь узнают о том, что происходит с их детьми. Я знал наверняка лишь одно — мы с Линн строго контролировали всё, что он делает и всегда присматривали за ним. Мы отпускали его на улицу только вечером и в том случае, если чётко знали, куда и с кем он пойдет. Не знаю, что случилось здесь этой ночью, но Фрэнк был, слава Богу, дома в постели, а не шатался по округе, как парнишка Пикмана и его друг. Я пригляделся. На каменной плите валялись какие — то обрезки, похоже состриженные ногти, а под ними лежал сложенный листок бумаги, который показался мне знакомым. Петиция, которую мы подписали и отправили в департамент здравоохранения, чтобы сюда направили инспекцию. Это мне не понравилось. Насколько я знаю, у Эда было всего две копии петиции. Одну он отправил в город, а другую оставил себе. Непонятно как она здесь оказалась. Сын Пикмана сказал, что они пришли сюда попросить денег, но я не мог отогнать другую мысль. Кто — то принёс сюда петицию, чтобы попросить о чём — то другом, а вот о чём? Я понятия не имел. У меня пробежал мороз по коже. Я встал и огляделся вокруг, больше мне здесь делать нечего. Я пришёл проверить, я проверил и ничего не нашёл, никаких трупов, никаких монстров, теперь я незаконно нахожусь на территории частной собственности. Но твёрдое ощущение, что здесь всё же произошло что — то плохое, хотя никаких подтверждений того не было, заставило меня принять другое решение. Я должен поговорить с хозяйкой дома. Либо она понятия не имеет, что творится у неё на заднем дворе, и тогда нужно ей об этом сообщить, либо она всё прекрасно знает, и тогда нужно её допросить. В любом случае поговорить с ней мне придётся.
Я пошёл прочь от «святилища», не оглядываясь, той же тропинкой, прошёл мимо боковой стороны дома, а затем по высохшей лужайке прямо к парадному крыльцу. Я постучал в дверь, подождал ответа, снова постучал, подождал, постучал — подождал. Я стоял там, наверное, не меньше пяти минут, но ответа не дождался. В доме было тихо, но машина, старый «Ford Torino», стояла на подъездной дорожке. Конечно же, хозяйка могла уйти куда — нибудь пешком, могла уехать на другой машине, но этот вариант казался мне маловероятным. Она была в доме и, возможно, была в беде. Всё это было подозрительно и слегка пугало, и прагматичная часть моего сознания настаивала, чтобы я тащил свою задницу домой и вызвал копов, но вот другая часть сознания возражала. Пацан Пикманов уже вызвал копов, скоро они подъедут и помогут мне, если я сам не сумею помочь профессорше. Поколебавшись всего секунду, я снова развернулся и по скрипучим деревянным ступенькам поднялся на крыльцо застекленной веранды. Дверь не просто была не заперта, она была открыта, и у меня в голове промелькнула примитивная мысль, будто кто — то или что — то приглашает меня войти. Я даже хотел спуститься во двор и поискать среди хлама металлическую трубу или какое — нибудь другое оружие, но к этому моменту я был уже на верхней ступеньке и решил просто войти внутрь. Веранда была такая же грязная как и двор, вся завалена старой мебелью, коробками.
После ужина мы уселись на диване перед телевизором, прижавшись друг к другу, прям как в старые добрые времена, ещё до рождения Фрэнка. Я даже подумал, что можно воспользоваться ситуацией. Её брюки были расстёгнуты, как всегда после плотного ужина, и, когда моя рука скользнула туда, Линн не стала как обычно препятствовать и даже не оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что Фрэнк не подсматривает. Моя рука осталась там, я ласкал её пальцами и это было здорово. Потом Арфи принялся лаять. Эта бестолковая собака так отчаянно выла, что я вспомнил — ведь мы ещё не выводили его гулять после ужина. А я — то думал, что сегодня очередь Фрэнка, а он, наверное, думал, что моя, поэтому, хотя уже шёл десятый час, я встал с дивана, надел на пса поводок и решил выйти с ним ненадолго, просто пройтись по округе.
Мы уже почти вернулись, когда всё это случилось.
Арфи остановился, чтобы последний раз задрать лапу перед пожарным гидрантом напротив дома Миллеров и тут я услышал крики. Сначала мне показалось, что кричит несколько ребятишек, но подняв взгляд, я увидел только одного мальчишку, бегущего прямо ко мне.
— Мистер Моррота! Мистер Моррота!
Это был парень Пикмана, тот, что постарше. Я постоянно забывал его имя. Он бежал на меня, размахивая руками, он явно был в панике, а когда он подбежал ближе, я увидел, что его футболка разорвана и на ней было большое тёмное пятно. Я первым делом подумал — кровь, потом — то я разглядел, что это была одна из тех футболок, которые уже продаются рваными, а пятно — это рисунок — морда какого — то монстра или что — то в этом роде, но он всё же был в панике, весь трясся от ужаса. Я выставил руку перед собой:
— Погоди — ка, погоди — ка, парень, тише, что случилось?
Я — то думал, может быть, его собаку сбила машина, или у его матери сердечный приступ, или даже отец поднял на него руку, но к тому, что он мне рассказал, я был не готов. Он говорил спутанно и до меня не сразу дошло. Он дрожал, едва держался на ногах, но я как — то умудрился сложить из его обрывочных фраз более — менее целую картину и сперва даже не поверил. Он говорил, что он со своим другом Полом вломился на задний двор, вернее свинарник, соседки Эда Кристенсена потому что там, по слухам, стоит «святилище», способное исполнять желания, если правильно попросить и заплатить цену, которую оно затребует, но попросить они не успели, потому что из середины «святилища» вылезла страшная тварь, похожая на обгоревшую куклу. Пацан Пикмана сразу испугался, а его друг Пол начал вести себя странно: бросился перед ней на землю и будто бы принялся молиться. Потом тварь потрогала Пола и прошептала ему что — то на ухо, после чего Пол забился в конвульсиях и насмерть размозжил себе голову об землю. Не знаю, поверил я хоть части сказанному, но я отнёсся к этому довольно серьёзно, потому что мальчик был в панике, он был в ужасе, потому что что — то чертовски его напугало. Я подумал, даже если он что — то выдумал, или преувеличил, или приукрасил, суть истории он не переврал. На том дворе случилось что — то плохое и друг его умер. Я ни разу не видел женщину, которая жила в том доме в глухом переулке, да и о том, что там живёт какая — то женщина, я знал только со слов Эда, хотя я не уверен, что он сам её хотя бы раз видел. Она, вроде как, преподавала в колледже, не то физику, не то философию. Дом у неё тот ещё гадюшник. Весь двор зарос травой, сухими деревьями, а на заднем дворе и того хуже. Эд, Тони, и другие более чистоплотные соседи, даже создали петицию, где заявили, что она нарушает нормы совместного проживания. Сначала я её подписывать не хотел из принципа. Дом человека — это его личное пространство, нечего соседям предъявлять претензии к его внешнему виду. Ну, это попахивает диктаторством. У владельца есть полное и неоспоримое право распоряжаться своей землёй и всем домом так, как ему заблагорассудится, ему или ей. Но несло от него ужасно, даже хуже, чем от кошачьего туалета. Чуть подует Санта-Ана — горячий калифорнийский ветер — и вонь оттуда доходит даже до моего дома. Могу себе представить, каково было и Эду с Тони, не говоря уже о том, что Фрэнк частенько ходил в гости к своему другу Джонни, который жил там по соседству. Мне не очень нравилась мысль, что мой сын подцепит там какую — нибудь заразу, или его покусают крысы, или бог весть что ещё там может случится. Так что петицию я подписал, но ничего в итоге не вышло. Эд говорил, что из города прислали кого — то, какого — то инспектора, но старухи вечно не было дома. Эд пытался уговорить его съездить и подкараулить её на работе в колледже, где она преподавала, и вручить ей повестку, или штраф, или какое — нибудь извещение, что она обязана вести порядок у себя во дворе, но так далеко они заходить отказались. Так всё и закончилось. Я никогда раньше не слышал ни о каком «святилище» и не знаю почему я поверил. Но всё же поверил. Я помню как в детстве у нас, ребят, ходили свои легенды и секреты, о которых родители даже не подозревали, но мы сами видели своими глазами, даже создавали что — то своими руками. Наверняка у нынешних детей тоже что — то такое есть. Арфи всё лаял и беспокойно рвался с поводка.
— Держи! — сказал я сыну Пикмана и протянул ему поводок, — отведи собаку ко мне домой, расскажи моей жене, что случилось, пусть она вызовет 9-1-1, а я пока пойду и всё там проверю.
— Не надо, мистер Моррота! Чудовище всё ещё там. Оно маленькое, но… Господи, но я никогда такое раньше не видел.
В ту часть истории, в которой фигурировало чудовище, я уж точно не верил.
— Послушай, всё будет хорошо. Иди ко мне домой, расскажи всё моей жене, позвоните в 9-1-1, а я пойду посмотрю.
Я просто подумал, что Пол может быть всё ещё жив и ему требуется срочная помощь. Я плохо умею оказывать первую помощь, но видел в кино и по телевизору, как это делают и решил, что до приезда медиков и полиции я не дам мальчику умереть. Сын Пикмана тупо стоял, вертя в руках поводок.
— Иди, — повторил я.
Он бросился к моему дому вслед за Арфи. Я поспешил в противоположную сторону. Во всех домах в нашей округе на крыльце горел свет, окна тоже светились изнутри. Под занавесками в доме профессорши стояла абсолютная темнота. Всё так заросло деревьями, что очертания дома смазались, он напоминал гигантскую амёбу или существо из фильма «Капля». Я заставил себя пойти туда. Я не хотел поддаваться панике и паранойе, как тот парень, и уже в последнюю очередь мне хотелось думать о монстрах из ужастиков. Сначала я хотел постучаться в дверь, но профессорши, похоже, не было дома, поэтому я свернул с подъездной дорожки и побежал к окнам, чуть не запнувшись о вкопанный в землю камень, или что — то в этом роде. Подбежав к дому, я перешёл на шаг. Там было слишком грязно и тесно, чтобы бежать, мне не очень хотелось врезаться во что — нибудь подбородком, напороться на ржавую железяку, к тому же я бежал через всю улицу и уже запыхался. Осторожно обходя хлам, я вышел на задний двор. Двор был угловой, хотя все наши дома были расположены по кругу и едва ли в круге могли быть углы, и был заметно больше других дворов, по крайней мере уж точно больше моего. И совершенно точно этот двор представлял угрозу здоровью. Я никогда раньше не видел настолько захламлённого двора, не двор, а просто грёбаная помойка. Помойка не в переносном смысле, а в прямом. Двор буквально выглядел так, словно штук пять мусоровозов подъехали прямо к забору и вывалили всё содержимое прямо на газон. Двор весь зарос деревьями и кустами, но они терялись за грудой мусорных баков, заплесневелых картонных коробок и ржавых железок. Я прошёл мимо снятой гаражной двери, комода без ящиков, мимо белого автомобильного капота, заваленного сломанными глиняными горшками и мешками с древесным углём. Я шел по узкой тропинке сквозь эти дебри. Наконец между сломанным кукольным домиком и колючим кустом, который, похоже, пророс прямо сквозь кучу гнилой древесины, я увидел «святилище». Я сразу понял, что это оно и при взгляде на него меня пробрал холод. Это была самая жуткая вещь из тех, что я когда — либо видел, и я пожалел, что не захватил фонарик.
Чёрт!
И почему я не додумался зайти за Кристенсенами?
Надо было разбудить этого засранца Эда, чтобы он пошёл со мной. Хоть я давно уже не ребёнок, но это место было очень уж жутким. Я бы не отказался от какой — никакой компании.
«Святилище» было сделано из глины и походило на старинные католические алтари, которые встречаются в мексиканских поселениях или что — то вроде того, только в углублении не было изображения святых, одна лишь чёрная пустота, но было не похоже, что статуэтку украли или ещё что — то, скорее, молиться предполагалось именно этой чёрной пустоте. Не знаю, как вам объяснить, но именно такое чувство у меня возникло и это напугало меня, но никаких трупов или обожжённых монстров я не увидел, никаких подтверждений тому, что рассказал мне пацан Пикмана. Да как же его звать — то?! Нет, конечно, этого стоило ожидать, но честно говоря, я ожидал, что увижу маленькое чудовище размером с куклу, поедающее тело мёртвого подростка. Это место внушало такие мысли. Я повернулся лицом к дому. Я вдруг подумал, что женщина, живущая здесь, может быть, и не догадывается о существовании этого «святилища». Её заросший двор был так захламлён всяким дерьмом, что тут не только можно что — нибудь спрятать, тут можно самому спрятаться и жить без её ведома. Возможно, она просто не знает, что оно здесь. Может, кто — нибудь тайком проник в этот грёбаный свинарник и поставил алтарь, чтобы… чтобы что?
Чтобы колдовать?
Проводить сатанинские ритуалы?
Как бы то ни было, всё это было отвратительно, неправильно. Даже не имея никаких доказательств перед глазами, я поверил сыну Пикмана — его друг действительно умер на этом чёртовом месте. Я не знал, куда мог подеваться труп, но труп определённо был. Я был в этом уверен. Я сделал шаг вперёд. Эта штуковина была построена давно, она была очень старая и стояла здесь на протяжении долгого времени. Наклонившись, я увидел какие — то трусы, шапки, фотографии. Люди приходили сюда годами, совершали паломничество к этому месту, но кто? Местные детишки? Эта мысль повергла меня в ужас. Бывал ли здесь Фрэнк? Знал ли он об этом месте? Вдруг он попал в секту, или стал жертвой культа, или влип в историю, как в фильме «На берегу реки»? Вряд ли, конечно, но такое возможно. Родители всегда в последнюю очередь узнают о том, что происходит с их детьми. Я знал наверняка лишь одно — мы с Линн строго контролировали всё, что он делает и всегда присматривали за ним. Мы отпускали его на улицу только вечером и в том случае, если чётко знали, куда и с кем он пойдет. Не знаю, что случилось здесь этой ночью, но Фрэнк был, слава Богу, дома в постели, а не шатался по округе, как парнишка Пикмана и его друг. Я пригляделся. На каменной плите валялись какие — то обрезки, похоже состриженные ногти, а под ними лежал сложенный листок бумаги, который показался мне знакомым. Петиция, которую мы подписали и отправили в департамент здравоохранения, чтобы сюда направили инспекцию. Это мне не понравилось. Насколько я знаю, у Эда было всего две копии петиции. Одну он отправил в город, а другую оставил себе. Непонятно как она здесь оказалась. Сын Пикмана сказал, что они пришли сюда попросить денег, но я не мог отогнать другую мысль. Кто — то принёс сюда петицию, чтобы попросить о чём — то другом, а вот о чём? Я понятия не имел. У меня пробежал мороз по коже. Я встал и огляделся вокруг, больше мне здесь делать нечего. Я пришёл проверить, я проверил и ничего не нашёл, никаких трупов, никаких монстров, теперь я незаконно нахожусь на территории частной собственности. Но твёрдое ощущение, что здесь всё же произошло что — то плохое, хотя никаких подтверждений того не было, заставило меня принять другое решение. Я должен поговорить с хозяйкой дома. Либо она понятия не имеет, что творится у неё на заднем дворе, и тогда нужно ей об этом сообщить, либо она всё прекрасно знает, и тогда нужно её допросить. В любом случае поговорить с ней мне придётся.
Я пошёл прочь от «святилища», не оглядываясь, той же тропинкой, прошёл мимо боковой стороны дома, а затем по высохшей лужайке прямо к парадному крыльцу. Я постучал в дверь, подождал ответа, снова постучал, подождал, постучал — подождал. Я стоял там, наверное, не меньше пяти минут, но ответа не дождался. В доме было тихо, но машина, старый «Ford Torino», стояла на подъездной дорожке. Конечно же, хозяйка могла уйти куда — нибудь пешком, могла уехать на другой машине, но этот вариант казался мне маловероятным. Она была в доме и, возможно, была в беде. Всё это было подозрительно и слегка пугало, и прагматичная часть моего сознания настаивала, чтобы я тащил свою задницу домой и вызвал копов, но вот другая часть сознания возражала. Пацан Пикманов уже вызвал копов, скоро они подъедут и помогут мне, если я сам не сумею помочь профессорше. Поколебавшись всего секунду, я снова развернулся и по скрипучим деревянным ступенькам поднялся на крыльцо застекленной веранды. Дверь не просто была не заперта, она была открыта, и у меня в голове промелькнула примитивная мысль, будто кто — то или что — то приглашает меня войти. Я даже хотел спуститься во двор и поискать среди хлама металлическую трубу или какое — нибудь другое оружие, но к этому моменту я был уже на верхней ступеньке и решил просто войти внутрь. Веранда была такая же грязная как и двор, вся завалена старой мебелью, коробками.