Тот с серьезным видом почесал подбородок.
- Прости, Валь, но я скажу как на духу. Ну, я подумал: черт! Какие большие у этой девчонки буфе… эк-хм, глаза. Вот бы в них посмотреть.
- Вот-вот! – ткнула пальцев в его сторону Эристави. – Слышала? Вот и Леночка пришла к нашему, а тут вдруг Галанина нарисовалась! Сидит – красота первородная, непонятно откуда взялась, да еще и в опасной близости от Дмитрия Саныча. Вот смотрит Леночка на ее «глаза», и думает: отчего мир ко мне так несправедлив? Кому-то сдоба с маслом, а кому-то голый шиш! Клюну-ка я эту красоту побольнее, чтобы не улыбалась так широко дорогому Димочке. И ведь клюнула!
- Так а что она сказала-то? – не унималась я. Нет, ну интересно же!
- Она сказала, что у меня между зубов застрял шпинат. И что в следующий раз, когда меня спросят: «У себя ли Дмитрий Александрович», мне не стоит улыбаться так широко – это неуместно в рабочей обстановке. И что лично она, глядя на меня, сомневается: понимаю ли я разницу между стриптиз-баром и офисом серьезной компании.
- Ого.
- Ага, - Валечка совсем скисла.
- Ой, я про шпинат и зубы в кино видела! – вставила свои пять копеек Манана. – Не оригинально от слова совсем!
Я согласилась.
- И я видела. А это значит, Валюш, что своего воображения у этой ципы нет! И вообще у нее от природы куцый умишко! Ну и что, что она дочь технического директора. Разве это дает ей право всех оскорблять?
- Малинкина!
- А? Что? – я чуть не свалилась с перегородки. Закуток у меня был крайний и чтобы видеть ребят и говорить громким шепотом, пришлось забраться на стул, который, естественно, тут же отъехал.
Гордеев стоял на пороге своего кабинета и наблюдал за тем, как я исчезаю за заграждением.
- Мария, не могли бы вы зайти в мой кабинет?
- Прямо сейчас? – То есть, в кабинет, в котором сидит та самая Леночка, которая Петухова, и которую я не рассмотрела? А чего мне там делать, интересно?
- Именно!
Но как говорится, на фронте приказы командира не обсуждаются, а у нас тут все-таки команда, как ни крути, и передовое поле работы.
Я вздохнула, поправила стул, стол, клавиатуру, бумаги, убрала карандаш и ручку в ящик стола, но, передумав, вернула все на место. Открыв новую пачку стикеров, прилепила один на картонный скоросшиватель. Подумав, прилепила еще один с другой стороны, чтобы красивее было – люблю симметрию!
- Машка, ну ты чего? Он же ждет! - шепнул Юрка, заглянув за перегородку сбоку. – Не зли начальство, если не хочешь проблем!
Проблем я не хотела – ни себе, ни Шляпкину, ни расстроенной Валечке, поэтому поправила юбку, волосы, и пошла к Гордееву. Но по дороге ноги немного тряслись – а что, если его гостья услышала все, о чем я тут говорила? Справедливости, конечно, хочется, а вот работу потерять нет.
Гордеев стоял на пороге, в проеме открытой двери, как всегда в белоснежной рубашке, галстуке и темных брюках, и чтобы оказаться в кабинете, мне пришлось примериться и протиснуться возле него бочком.
Ничего себе! Ну и плечи! Хоть бы развернулся, что ли - шкаф!
Тот с серьезным видом почесал подбородок.
- Прости, Валь, но я скажу как на духу. Ну, я подумал: черт! Какие большие у этой девчонки буфе… эк-хм, глаза. Вот бы в них посмотреть.
- Вот-вот! – ткнула пальцев в его сторону Эристави. – Слышала? Вот и Леночка пришла к нашему, а тут вдруг Галанина нарисовалась! Сидит – красота первородная, непонятно откуда взялась, да еще и в опасной близости от Дмитрия Саныча. Вот смотрит Леночка на ее «глаза», и думает: отчего мир ко мне так несправедлив? Кому-то сдоба с маслом, а кому-то голый шиш! Клюну-ка я эту красоту побольнее, чтобы не улыбалась так широко дорогому Димочке. И ведь клюнула!
- Так а что она сказала-то? – не унималась я. Нет, ну интересно же!
- Она сказала, что у меня между зубов застрял шпинат. И что в следующий раз, когда меня спросят: «У себя ли Дмитрий Александрович», мне не стоит улыбаться так широко – это неуместно в рабочей обстановке. И что лично она, глядя на меня, сомневается: понимаю ли я разницу между стриптиз-баром и офисом серьезной компании.
- Ого.
- Ага, - Валечка совсем скисла.
- Ой, я про шпинат и зубы в кино видела! – вставила свои пять копеек Манана. – Не оригинально от слова совсем!
Я согласилась.
- И я видела. А это значит, Валюш, что своего воображения у этой ципы нет! И вообще у нее от природы куцый умишко! Ну и что, что она дочь технического директора. Разве это дает ей право всех оскорблять?
- Малинкина!
- А? Что? – я чуть не свалилась с перегородки. Закуток у меня был крайний и чтобы видеть ребят и говорить громким шепотом, пришлось забраться на стул, который, естественно, тут же отъехал.
Гордеев стоял на пороге своего кабинета и наблюдал за тем, как я исчезаю за заграждением.
- Мария, не могли бы вы зайти в мой кабинет?
- Прямо сейчас? – То есть, в кабинет, в котором сидит та самая Леночка, которая Петухова, и которую я не рассмотрела? А чего мне там делать, интересно?
- Именно!
Но как говорится, на фронте приказы командира не обсуждаются, а у нас тут все-таки команда, как ни крути, и передовое поле работы.
Я вздохнула, поправила стул, стол, клавиатуру, бумаги, убрала карандаш и ручку в ящик стола, но, передумав, вернула все на место. Открыв новую пачку стикеров, прилепила один на картонный скоросшиватель. Подумав, прилепила еще один с другой стороны, чтобы красивее было – люблю симметрию!
- Машка, ну ты чего? Он же ждет! - шепнул Юрка, заглянув за перегородку сбоку. – Не зли начальство, если не хочешь проблем!
Проблем я не хотела – ни себе, ни Шляпкину, ни расстроенной Валечке, поэтому поправила юбку, волосы, и пошла к Гордееву. Но по дороге ноги немного тряслись – а что, если его гостья услышала все, о чем я тут говорила? Справедливости, конечно, хочется, а вот работу потерять нет.
Гордеев стоял на пороге, в проеме открытой двери, как всегда в белоснежной рубашке, галстуке и темных брюках, и чтобы оказаться в кабинете, мне пришлось примериться и протиснуться возле него бочком.
Ничего себе! Ну и плечи! Хоть бы развернулся, что ли - шкаф!