У Ягайло рать только едва поменьше, чем у Мамая. И у Олега Рязанского войска по численности на треть от его войска будет. А вдруг они — Ягайло и Олег — за спиной его сговорятся и объединят силы? Тогда ему, Мамаю, несдобровать. Понятное дело, не просто так объединятся — какой им интерес?
Но есть сила, которая заинтересована в их объединении. Тохтамыш! Пошлёт посольства тайные, даст золота. Ну-ка, покажите человека — от крепкого воина до князя, кто устоит перед блеском жёлтого металла?
Разные мысли приходили в голову Мамаю. Но ведь ещё Темуджин говорил: «Разделяй и властвуй!» Только как это сделать? Простого воина обмануть можно — но не князя. Вражду посеять надо между Литвой и Рязанью с одной стороны и Тохтамышем — с другой. Чтобы не снюхались, не сговорились. В идеале — поссорить, как худший вариант — посеять недоверие, чтобы не встали плечом к плечу. Нет у Мамая пока такой силы, чтобы в одиночку Дмитрия Московского разбить и Тохтамыша.
И опять, как заноза, мысль. А если Дмитрий, узнав о подготовке Мамая к походу, сумеет сговориться с Тохтамышем? Хан прикинул расклад сил. Получалось поровну, даже с небольшим перевесом в сторону его врагов. К тому же надо учесть, что Дмитрий будет воевать на своей земле, где знает все леса, реки, броды. Где каждый холоп, случись набег, будет защищать свою жизнь вилами и цепами. И окажется он, Мамай, между двумя сильными войсками, как в клещах. Много, много вопросов, и пока нет ясных на них ответов!
Хан забросил развлечения, днями раздумывал, просчитывал действия и ходы врагов и союзников.
Ягайло молод — ему всего двадцать восемь лет, и на него большое влияние оказывает его дядя. Надо найти слабые места, узнать, чего и кого он опасается. Ну — Москвы, это понятно и без выяснений. А ещё? Пожалуй, тевтонских рыцарей. Вот на этом надо сыграть. Как же он упустил из вида? Двоюродный брат Владислава, Витовт — вот кто внутренний враг Литвы. Не по нраву ему возвышение Владислава, он сам претендовал на великое княжение. А князь ищет союза с Москвой — для того, чтобы низложить Владислава. Вот уязвимое место! Надо послать к Витовту тайное посольство, уговорить склониться к Орде, а не к Москве. Тогда он одним ударом двух зайцев убьёт. Отобьёт от Москвы вероятного союзника и заставит Владислава бояться выступления Витовта, за которым войско ордынское. Тогда оба — и Витовт и Владислав — будут стараться заслужить благосклонность Мамая.
С Олегом Рязанским попроще. Его не надо пугать, он сам понимает свою выгоду. Обозлит Орду — татары набегами разорят и пожгут, оставив выжженную землю. Встанет под бунчуки ханские — заслужит милость. Можно и земли за Окой, от московских отделив, ему отдать, и с набегами повременить.
А с Тверью пока неясно. Замирились князья, договор собственноручно скрепив подписями и печатями. Но непрочен договор. Надо бы подтолкнуть тверского князя Михаила Александровича, склонить к себе. Пусть не становится с войсками под знамёна Дмитрия. На худой конец, неплохо будет, если тверские воины просто в городе своём отсидятся, не пойдут на общий сбор по призыву Москвы.
Меж тем вернулось посольство из Московии, посланное с письмом к Дмитрию. Мамай с мурзами и видными ордынскими нойонами принимал посольство во дворце.
Посол, а за ним и сопровождающие его люди вошли, склонились низко. Потом мурза посольский встал на колени и так пополз к Мамаю. Не понравилось это хану, вроде как посол вину за собой знает, винится. Но Мамай набрался терпения, ни одним мускулом на лице не выдавая волнения.
Мурза остановился за пять шагов от подушек, на которых восседал Мамай, и замер.
— Говори, — повелел хан.
— Мы исполнили всё, как ты нам повелел, о, великий хан! Дмитрий нас принял, с ним были бояре московские. Мы отдали дары, и я прочёл ему твоё послание, о, великолепнейший!
— И что?
— Князь Московский, Дмитрий, взял послание и порвал его.
Среди присутствующих пронёсся вздох ужаса, негодования. Как можно рвать послание самого ордынского хана?
Мамай потерял невозмутимость. Ответ Дмитрия слишком очевиден и нагл. Дерзит молодой князь, ох дерзит!
Хан вскочил. Не ответить на вызов Дмитрия войной, значит — потерять лицо. Хан вскричал:
— Идём войной на неверных! Казним рабов строптивых! Да будут пеплом грады их и веси и церкви христианские! Обогатимся русским золотом!
Ответом ему были восхищенные и воинственные крики. Хан поступил, как истинный ордынец. Фактически он объявил о начале войны. Решение его было сказано прилюдно и громогласно. Стало быть, летом на Москву.
Мурзы уже мысленно прикидывали, какую должность в войске они получат. Каждый уже знал, что будут наёмники из разных мест и народностей, копейщики генуэзские. У них есть свои командиры, но над ними, для передачи команд хана в походе и бою, ставились ордынцы. А чем почётнее и выше должность, тем больше трофеев получит мурза, тем жирнее будет пирог, который будут делить.
В успехе предстоящей битвы никто не сомневался. Разве могут жалкие рабы победить Орду? Такого ещё не бывало. Мелкие поражения, вроде битвы на Воже — были. Но чтобы всё войско разбить? Мурзы плотоядно потирали руки.
У Ягайло рать только едва поменьше, чем у Мамая. И у Олега Рязанского войска по численности на треть от его войска будет. А вдруг они — Ягайло и Олег — за спиной его сговорятся и объединят силы? Тогда ему, Мамаю, несдобровать. Понятное дело, не просто так объединятся — какой им интерес?
Но есть сила, которая заинтересована в их объединении. Тохтамыш! Пошлёт посольства тайные, даст золота. Ну-ка, покажите человека — от крепкого воина до князя, кто устоит перед блеском жёлтого металла?
Разные мысли приходили в голову Мамаю. Но ведь ещё Темуджин говорил: «Разделяй и властвуй!» Только как это сделать? Простого воина обмануть можно — но не князя. Вражду посеять надо между Литвой и Рязанью с одной стороны и Тохтамышем — с другой. Чтобы не снюхались, не сговорились. В идеале — поссорить, как худший вариант — посеять недоверие, чтобы не встали плечом к плечу. Нет у Мамая пока такой силы, чтобы в одиночку Дмитрия Московского разбить и Тохтамыша.
И опять, как заноза, мысль. А если Дмитрий, узнав о подготовке Мамая к походу, сумеет сговориться с Тохтамышем? Хан прикинул расклад сил. Получалось поровну, даже с небольшим перевесом в сторону его врагов. К тому же надо учесть, что Дмитрий будет воевать на своей земле, где знает все леса, реки, броды. Где каждый холоп, случись набег, будет защищать свою жизнь вилами и цепами. И окажется он, Мамай, между двумя сильными войсками, как в клещах. Много, много вопросов, и пока нет ясных на них ответов!
Хан забросил развлечения, днями раздумывал, просчитывал действия и ходы врагов и союзников.
Ягайло молод — ему всего двадцать восемь лет, и на него большое влияние оказывает его дядя. Надо найти слабые места, узнать, чего и кого он опасается. Ну — Москвы, это понятно и без выяснений. А ещё? Пожалуй, тевтонских рыцарей. Вот на этом надо сыграть. Как же он упустил из вида? Двоюродный брат Владислава, Витовт — вот кто внутренний враг Литвы. Не по нраву ему возвышение Владислава, он сам претендовал на великое княжение. А князь ищет союза с Москвой — для того, чтобы низложить Владислава. Вот уязвимое место! Надо послать к Витовту тайное посольство, уговорить склониться к Орде, а не к Москве. Тогда он одним ударом двух зайцев убьёт. Отобьёт от Москвы вероятного союзника и заставит Владислава бояться выступления Витовта, за которым войско ордынское. Тогда оба — и Витовт и Владислав — будут стараться заслужить благосклонность Мамая.
С Олегом Рязанским попроще. Его не надо пугать, он сам понимает свою выгоду. Обозлит Орду — татары набегами разорят и пожгут, оставив выжженную землю. Встанет под бунчуки ханские — заслужит милость. Можно и земли за Окой, от московских отделив, ему отдать, и с набегами повременить.
А с Тверью пока неясно. Замирились князья, договор собственноручно скрепив подписями и печатями. Но непрочен договор. Надо бы подтолкнуть тверского князя Михаила Александровича, склонить к себе. Пусть не становится с войсками под знамёна Дмитрия. На худой конец, неплохо будет, если тверские воины просто в городе своём отсидятся, не пойдут на общий сбор по призыву Москвы.
Меж тем вернулось посольство из Московии, посланное с письмом к Дмитрию. Мамай с мурзами и видными ордынскими нойонами принимал посольство во дворце.
Посол, а за ним и сопровождающие его люди вошли, склонились низко. Потом мурза посольский встал на колени и так пополз к Мамаю. Не понравилось это хану, вроде как посол вину за собой знает, винится. Но Мамай набрался терпения, ни одним мускулом на лице не выдавая волнения.
Мурза остановился за пять шагов от подушек, на которых восседал Мамай, и замер.
— Говори, — повелел хан.
— Мы исполнили всё, как ты нам повелел, о, великий хан! Дмитрий нас принял, с ним были бояре московские. Мы отдали дары, и я прочёл ему твоё послание, о, великолепнейший!
— И что?
— Князь Московский, Дмитрий, взял послание и порвал его.
Среди присутствующих пронёсся вздох ужаса, негодования. Как можно рвать послание самого ордынского хана?
Мамай потерял невозмутимость. Ответ Дмитрия слишком очевиден и нагл. Дерзит молодой князь, ох дерзит!
Хан вскочил. Не ответить на вызов Дмитрия войной, значит — потерять лицо. Хан вскричал:
— Идём войной на неверных! Казним рабов строптивых! Да будут пеплом грады их и веси и церкви христианские! Обогатимся русским золотом!
Ответом ему были восхищенные и воинственные крики. Хан поступил, как истинный ордынец. Фактически он объявил о начале войны. Решение его было сказано прилюдно и громогласно. Стало быть, летом на Москву.
Мурзы уже мысленно прикидывали, какую должность в войске они получат. Каждый уже знал, что будут наёмники из разных мест и народностей, копейщики генуэзские. У них есть свои командиры, но над ними, для передачи команд хана в походе и бою, ставились ордынцы. А чем почётнее и выше должность, тем больше трофеев получит мурза, тем жирнее будет пирог, который будут делить.
В успехе предстоящей битвы никто не сомневался. Разве могут жалкие рабы победить Орду? Такого ещё не бывало. Мелкие поражения, вроде битвы на Воже — были. Но чтобы всё войско разбить? Мурзы плотоядно потирали руки.