— Не знаю что,— сказала Лида.
— Муху. Только дохлую. Так на тетрадку и шлёпнулась. И вышла громадная клякса. А у нас кляксы строго запрещаются.
Коля унёс чернильницу на кухню и очень долго там был. А потом пришёл весь забрызганный водой и чернилами.
— Налил? — спросила Лида. — Теперь тебе уже можно делать уроки?
— Кажется, можно, — сказал Коля и сел за стол.
Он открыл тетрадку, обмакнул перо в чернила и... слез со стула.
— Эх! — сказал он. — Стул качается. Невозможно работать. Надо починить. Потому что от качания может дрогнуть рука и буква выйдет кривая. А у нас в классе это запрещается.
— Коля, а у нас есть и другие стулья,— сказала Лида. — Они не качаются.
— Много ты понимаешь! — закричал. Коля. — Все качаются!
— Не кричи, Коля, Мишуня заснул, — попросила Лида.
Коля притащил картонки и щепочки и стал подкладывать их то под одну ножку стула, то под другую, то под третью, то под четвёртую. Долго он подкладывал и вынимал, садился на стул, и слезал опять, и снова садился. Даже вспотел.
Наконец он сел за стол и начал писать.
Лида сидела тихо-тихо: она боялась помешать Коле.
Коля кончил писать очень скоро.
— Ух! — сказал он. — Насилу дописал до точки. А ещё надо прочитать в букваре целых пять слов. Ты думаешь, очень легко учиться в первом классе?
— Думаю, трудно, — сказала Лида.
— Ещё бы! — сказал Коля.— Вот я, например, ещё только начал делать уроки, а уже переутомился. Надо пойти погулять, а то и заболеть можно!
Коля схватил шапку и убежал.
Тогда Лида тихонько вылезла из своего уголка и заглянула в Колину тетрадь. И там она увидела вот что:
Лиде было всего пять дет, и читать она ещё не умела. Она только смотрела на буквы. Смотрела-смотрела, и стало ей очень их жалко. Она вздохнула и сказала:
— Бедные, бедные вы, буковки. Наверное, вы все тоже больные, как мой Мишуня. Стоять вы не можете, шатаетесь, падаете. Как же не падать — ни рук, ни ног нет. И глазок нет, ничего вы, бедные, не видите.
Лида взобралась на стул, взяла ручку и сказала:
— Не знаю что,— сказала Лида.
— Муху. Только дохлую. Так на тетрадку и шлёпнулась. И вышла громадная клякса. А у нас кляксы строго запрещаются.
Коля унёс чернильницу на кухню и очень долго там был. А потом пришёл весь забрызганный водой и чернилами.
— Налил? — спросила Лида. — Теперь тебе уже можно делать уроки?
— Кажется, можно, — сказал Коля и сел за стол.
Он открыл тетрадку, обмакнул перо в чернила и... слез со стула.
— Эх! — сказал он. — Стул качается. Невозможно работать. Надо починить. Потому что от качания может дрогнуть рука и буква выйдет кривая. А у нас в классе это запрещается.
— Коля, а у нас есть и другие стулья,— сказала Лида. — Они не качаются.
— Много ты понимаешь! — закричал. Коля. — Все качаются!
— Не кричи, Коля, Мишуня заснул, — попросила Лида.
Коля притащил картонки и щепочки и стал подкладывать их то под одну ножку стула, то под другую, то под третью, то под четвёртую. Долго он подкладывал и вынимал, садился на стул, и слезал опять, и снова садился. Даже вспотел.
Наконец он сел за стол и начал писать.
Лида сидела тихо-тихо: она боялась помешать Коле.
Коля кончил писать очень скоро.
— Ух! — сказал он. — Насилу дописал до точки. А ещё надо прочитать в букваре целых пять слов. Ты думаешь, очень легко учиться в первом классе?
— Думаю, трудно, — сказала Лида.
— Ещё бы! — сказал Коля.— Вот я, например, ещё только начал делать уроки, а уже переутомился. Надо пойти погулять, а то и заболеть можно!
Коля схватил шапку и убежал.
Тогда Лида тихонько вылезла из своего уголка и заглянула в Колину тетрадь. И там она увидела вот что:
Лиде было всего пять дет, и читать она ещё не умела. Она только смотрела на буквы. Смотрела-смотрела, и стало ей очень их жалко. Она вздохнула и сказала:
— Бедные, бедные вы, буковки. Наверное, вы все тоже больные, как мой Мишуня. Стоять вы не можете, шатаетесь, падаете. Как же не падать — ни рук, ни ног нет. И глазок нет, ничего вы, бедные, не видите.
Лида взобралась на стул, взяла ручку и сказала: