Но, я думаю, что причина, по которой я любил ее, причина, по которой я считал ее такой милой, была в том, что она сделала со мной.
Люди этого мира рождались с уникальной ДНК. Они рождались одним видом. Иногда они соответствовали своим родителям, как Фиг, но обычно они рождались совершенно чуждыми от всех остальных. Когда женщина находилась в непосредственной близости от мужчины, она выделяла сверхзаряженные феромоны, которые изменяли ДНК мужчины, чтобы та соответствовала ее собственной. Он мутировал в мужскую копию ее вида. Затем они становились одного вида.
Я считал, что феромоны также выделяли химические вещества в мозг мужчины, которые действовали, как афродизиаки. Потому что каждый раз, когда мы с Фиг были вместе, я не мог удержаться и прыгал на нее. Это было больше, чем обычная похоть, которую я получал во внешнем мире. Это была какая-то глубокая неконтролируемая потребность спариваться с единственной женщиной моего вида. Иногда из-за этих чувств я находился рядом с Фиг. Иногда они делали меня счастливым, в эйфории. Они заставляли меня любить жизнь, любить себя, и особенно они заставляли меня любить Фиг больше всего на свете.
Фиг была беременна, ее живот был вытянут, как воздушный шар. Она улыбалась, косясь на меня, пока я подбрасывал в огонь поленья, чтобы согреть ее.
Мой скелет свернулся на коврике рядом с ее креслом-качалкой. Фиг гладила заднюю часть черепа. Его стучащие зубы напоминали мурлыканье котенка.
Я рылся в старых ящиках в поисках интересных объедков для завтрашнего ужина. В одном из ящиков я нашел скульптуру, которую сделал в тот день, когда встретил Фиг и ее семью. Я также нашел цифровую камеру Стейси и рацию.
В рации все еще были батарейки. Интересно, осталась ли у Стейси другая? В течение нескольких недель после того, как она забеременела, я пытался связаться с ней по этому поводу. Но всегда были помехи. Туннель, ведущий в этот мир, был перекрыт, так что я вообще ничего не смог до нее донести.
Просто из любопытства я взял рацию на крышу, ускользнув от Фиг, пока она грелась в тепле костра с закрытыми глазами. Храп старых мутантов наполнил дом. Я старался их не разбудить.
Снаружи небо очистилось от облаков. Я видел очертания детской ручки, машущей мне с небес.
– Стейси? – сказал я в рацию.
Рука ребенка дернулась в небе.
Повторяю: «Стейси, ты здесь?» несколько раз. Просто наслаждаясь пейзажем, вдыхал свежий воздух, не ожидая ответа.
Но кто-то ответил. Поначалу откуда-то издалека. Трудно разобрать. Но становилось яснее.
– Стив… – раздался голос.
Это была Стейси. Теперь ее голос казался мне почти чужим. Так же, как мой голос должен был казаться ей чужим.
– Я все еще здесь, – сказал я ей.
Наступила пауза.
– Стив, это ты? Ты говоришь так странно…
Я слышал, как она плакала.
– Я так по тебе скучаю, – сказала она.
– Я тоже по тебе скучаю, – ответил я.
– Я думаю о тебе каждую ночь, – сказала она. – Я держала батарейки в рации на случай, если ты захочешь связаться со мной. Я никогда не теряла надежды услышать тебя.
Но, я думаю, что причина, по которой я любил ее, причина, по которой я считал ее такой милой, была в том, что она сделала со мной.
Люди этого мира рождались с уникальной ДНК. Они рождались одним видом. Иногда они соответствовали своим родителям, как Фиг, но обычно они рождались совершенно чуждыми от всех остальных. Когда женщина находилась в непосредственной близости от мужчины, она выделяла сверхзаряженные феромоны, которые изменяли ДНК мужчины, чтобы та соответствовала ее собственной. Он мутировал в мужскую копию ее вида. Затем они становились одного вида.
Я считал, что феромоны также выделяли химические вещества в мозг мужчины, которые действовали, как афродизиаки. Потому что каждый раз, когда мы с Фиг были вместе, я не мог удержаться и прыгал на нее. Это было больше, чем обычная похоть, которую я получал во внешнем мире. Это была какая-то глубокая неконтролируемая потребность спариваться с единственной женщиной моего вида. Иногда из-за этих чувств я находился рядом с Фиг. Иногда они делали меня счастливым, в эйфории. Они заставляли меня любить жизнь, любить себя, и особенно они заставляли меня любить Фиг больше всего на свете.
Фиг была беременна, ее живот был вытянут, как воздушный шар. Она улыбалась, косясь на меня, пока я подбрасывал в огонь поленья, чтобы согреть ее.
Мой скелет свернулся на коврике рядом с ее креслом-качалкой. Фиг гладила заднюю часть черепа. Его стучащие зубы напоминали мурлыканье котенка.
Я рылся в старых ящиках в поисках интересных объедков для завтрашнего ужина. В одном из ящиков я нашел скульптуру, которую сделал в тот день, когда встретил Фиг и ее семью. Я также нашел цифровую камеру Стейси и рацию.
В рации все еще были батарейки. Интересно, осталась ли у Стейси другая? В течение нескольких недель после того, как она забеременела, я пытался связаться с ней по этому поводу. Но всегда были помехи. Туннель, ведущий в этот мир, был перекрыт, так что я вообще ничего не смог до нее донести.
Просто из любопытства я взял рацию на крышу, ускользнув от Фиг, пока она грелась в тепле костра с закрытыми глазами. Храп старых мутантов наполнил дом. Я старался их не разбудить.
Снаружи небо очистилось от облаков. Я видел очертания детской ручки, машущей мне с небес.
– Стейси? – сказал я в рацию.
Рука ребенка дернулась в небе.
Повторяю: «Стейси, ты здесь?» несколько раз. Просто наслаждаясь пейзажем, вдыхал свежий воздух, не ожидая ответа.
Но кто-то ответил. Поначалу откуда-то издалека. Трудно разобрать. Но становилось яснее.
– Стив… – раздался голос.
Это была Стейси. Теперь ее голос казался мне почти чужим. Так же, как мой голос должен был казаться ей чужим.
– Я все еще здесь, – сказал я ей.
Наступила пауза.
– Стив, это ты? Ты говоришь так странно…
Я слышал, как она плакала.
– Я так по тебе скучаю, – сказала она.
– Я тоже по тебе скучаю, – ответил я.
– Я думаю о тебе каждую ночь, – сказала она. – Я держала батарейки в рации на случай, если ты захочешь связаться со мной. Я никогда не теряла надежды услышать тебя.