— Но... как я вижу тут... он срочно нуждается в операции.
Его случай, насколько я знаю, оперируется и у нас — если, конечно, не все еще развалилось.
— Кроме того, ведется дело о лишении родительских прав! — уже опять гордо произнесла дама.
— Так не будем решать заранее, — жестко проговорила Изергина. — И я настоятельно просила бы вас не решать судьбу наших воспитанников без нашего участия.
На этом раскланялись.
Потом вдруг нагрянула высокая комиссия — возглавлял ее сам Гришко, знаменитый хирург, в полковничьей форме. Уже больше года, как он уехал в Ленинград, стал там светилом. Впрочем, таким он был и у нас. Столь яркую личность знали все, даже те, кто пока не сталкивался с медициной. Вел он себя абсолютно спесиво, при этом задавал такие вопросы, словно никогда не бывал в этом городке, а ведь он тут прожил у нас свою «ссылку»... и многим, кстати, спас жизнь.
— ...Так что мог бы держаться и подушевней, — этой мыслью я поделилась с Изергиной.
— А вот ты стань величиной такого ранга, — усмехнулась она, — тогда и решай, так себя вести или этак!
Снова мы нервничали. Опять эти Карабасы-Барабасы приехали за нашими детьми.
Гришко рассказал (верней, пробурчал) на пресс-конференции (впервые журналисты посетили нас), что вскоре ожидается приезд американских хирургов-кардиологов, они проведут здесь уникальные операции на сердце, в том числе и на детях, которых иначе тут не спасти... в рамках международной акции «Путь к сердцу».
Я вдруг почувствовала, что Гришко так брюзглив вовсе не потому, что высокомерен, а потому, что расстроен, что операции эти делаем не мы.
— Я бы не сказал, — подтверждая мои мысли, буркнул он, — что у нас нет хирургов того же класса... но некоторые технические... и финансовые моменты делают их безусловными лидерами... в некоторых областях. Все! — Так он закончил и резко встал.
Потом пошел осмотр «намеченных».
Первой вкатили Ксюху. Сердце мое дрогнуло. Неужто можно — такую маленькую, слабенькую, больную — разрезать, отключить сердце, отрезать, пришить, а потом — оживить снова? Не выдержит этого она!
Но этим большим дядям важнее их собственные дела!
С собой они привезли диагностическую суперсовременную установку — и на экранчике появилось что-то напоминающее съемку атмосферы Земли из космоса, волнами проносились какие-то тучи и смерчи. Как я поняла, это билось Ксюхино сердце!
— Ну, как вы все видите, — Гришко протянул указку, — классическая тетрада Фалло, комбинированный порок сердца...
Ксюха, словно поняв это у себя в кроватке, вся облепленная датчиками, стала громко икать. Бедная... такая маленькая и уже — такая знаменитость! Я сама шутила с собой и улыбалась Ксюхе: ведь от нашего настроения тоже что-то зависит!
Тут Гришко снизошел до уровня аудитории (не все были тут звездами), кивнул ассистенту, и тот развернул рулон и повесил схему сердца: синий правый желудочек, переплетенный с красным левым.
— Тетрада Фалло, — с утомленным вздохом проговорил Гришко (сколько же можно элементарное объяснять?), — сложный порок. Мы к тетраде Фалло только подбираемся — проведены несколько попыток, — слово это он произнес как-то вскользь, без удовольствия, и умолк, не уточняя, чем эти попытки кончились. — Поэтому помощь американских хирургов и общества «Врачи мира» (поклон в сторону какого-то дяди в очках) мы принимаем и готовы сделать все с нашей стороны. Поэтому вот... — он глянул в формуляр, — Ксения Троицкая в скором времени, после соответствующей юридической и медицинской подготовки, отправится в Питер, в больницу № 2, где — опять же после соответствующей подготовки — ей будет проведена операция по поводу тетрады Фалло... крупным американским хирургом Кристофером Дюмоном. Есть вопросы?
«Мы как-то спокойно тут сидим, будто речь идет не о жизни маленькой девочки!» — подумала я и не удержалась:
— А есть гарантия, что все кончится благополучно?
— Но... как я вижу тут... он срочно нуждается в операции.
Его случай, насколько я знаю, оперируется и у нас — если, конечно, не все еще развалилось.
— Кроме того, ведется дело о лишении родительских прав! — уже опять гордо произнесла дама.
— Так не будем решать заранее, — жестко проговорила Изергина. — И я настоятельно просила бы вас не решать судьбу наших воспитанников без нашего участия.
На этом раскланялись.
Потом вдруг нагрянула высокая комиссия — возглавлял ее сам Гришко, знаменитый хирург, в полковничьей форме. Уже больше года, как он уехал в Ленинград, стал там светилом. Впрочем, таким он был и у нас. Столь яркую личность знали все, даже те, кто пока не сталкивался с медициной. Вел он себя абсолютно спесиво, при этом задавал такие вопросы, словно никогда не бывал в этом городке, а ведь он тут прожил у нас свою «ссылку»... и многим, кстати, спас жизнь.
— ...Так что мог бы держаться и подушевней, — этой мыслью я поделилась с Изергиной.
— А вот ты стань величиной такого ранга, — усмехнулась она, — тогда и решай, так себя вести или этак!
Снова мы нервничали. Опять эти Карабасы-Барабасы приехали за нашими детьми.
Гришко рассказал (верней, пробурчал) на пресс-конференции (впервые журналисты посетили нас), что вскоре ожидается приезд американских хирургов-кардиологов, они проведут здесь уникальные операции на сердце, в том числе и на детях, которых иначе тут не спасти... в рамках международной акции «Путь к сердцу».
Я вдруг почувствовала, что Гришко так брюзглив вовсе не потому, что высокомерен, а потому, что расстроен, что операции эти делаем не мы.
— Я бы не сказал, — подтверждая мои мысли, буркнул он, — что у нас нет хирургов того же класса... но некоторые технические... и финансовые моменты делают их безусловными лидерами... в некоторых областях. Все! — Так он закончил и резко встал.
Потом пошел осмотр «намеченных».
Первой вкатили Ксюху. Сердце мое дрогнуло. Неужто можно — такую маленькую, слабенькую, больную — разрезать, отключить сердце, отрезать, пришить, а потом — оживить снова? Не выдержит этого она!
Но этим большим дядям важнее их собственные дела!
С собой они привезли диагностическую суперсовременную установку — и на экранчике появилось что-то напоминающее съемку атмосферы Земли из космоса, волнами проносились какие-то тучи и смерчи. Как я поняла, это билось Ксюхино сердце!
— Ну, как вы все видите, — Гришко протянул указку, — классическая тетрада Фалло, комбинированный порок сердца...
Ксюха, словно поняв это у себя в кроватке, вся облепленная датчиками, стала громко икать. Бедная... такая маленькая и уже — такая знаменитость! Я сама шутила с собой и улыбалась Ксюхе: ведь от нашего настроения тоже что-то зависит!
Тут Гришко снизошел до уровня аудитории (не все были тут звездами), кивнул ассистенту, и тот развернул рулон и повесил схему сердца: синий правый желудочек, переплетенный с красным левым.
— Тетрада Фалло, — с утомленным вздохом проговорил Гришко (сколько же можно элементарное объяснять?), — сложный порок. Мы к тетраде Фалло только подбираемся — проведены несколько попыток, — слово это он произнес как-то вскользь, без удовольствия, и умолк, не уточняя, чем эти попытки кончились. — Поэтому помощь американских хирургов и общества «Врачи мира» (поклон в сторону какого-то дяди в очках) мы принимаем и готовы сделать все с нашей стороны. Поэтому вот... — он глянул в формуляр, — Ксения Троицкая в скором времени, после соответствующей юридической и медицинской подготовки, отправится в Питер, в больницу № 2, где — опять же после соответствующей подготовки — ей будет проведена операция по поводу тетрады Фалло... крупным американским хирургом Кристофером Дюмоном. Есть вопросы?
«Мы как-то спокойно тут сидим, будто речь идет не о жизни маленькой девочки!» — подумала я и не удержалась:
— А есть гарантия, что все кончится благополучно?