Ассистенты острыми крючками растягивают рану, и вот (Гриня комментирует) открылся перикард — сердечная сумка — серо-фиолетового цвета, в тонких прожилках.
Крис, взяв у медсестры скальпель — держа его между средним и указательным пальцем почти вертикально, пером, — резал сердечную сумку. Рана сразу наполнилась кровью, и индус-ассистент быстро вставил туда клювик электроотсоса. Хлюпая, он пил кровь. Которая, как заметил я, уходила по прозрачной трубке к мастерам перфузии. Потом они, видимо, вернут ее в организм?
Крис спокойно и методично дорезал перикард.
— Из перикарда, кстати, получаются неплохие заплатки, если понадобятся, — шепчет мне мой Вергилий.
В разрезе появляется крохотное сердечко... Еще бьющееся... брыкающееся, я бы сказал.
— Ввести гепарин! — командует Крис, и Гриня громко переводит.
Китаец открывает какие-то вентили, кровь по колбам и трубкам двигалась теперь быстро, словно нетерпеливо.
— Кровь пойдет по пластмассовым трубкам, — бубнит Гриня, — что не ахти — могут образоваться бляшки и закупорки. Гепарин — антисвертыватель.
— Гепарин введен! — рапортует китаец, и Гриня переводит.
Зрителей тут не меньше, чем участников, и сверху, в стеклянном куполе, их полно.
Даже и я, стоя и ничего не делая, начинаю уставать. А каково Крису? А он, в сущности, к главному еще не приступал. Маска на лице хоть и пропускает дыхание, но под ней постепенно скапливаются зловоние и горечь, выдыхаемые изо рта... хочется сплюнуть... но уж не здесь!
— Ну... самое главное началось, — глухо комментирует Гриня (я лихорадочно записываю в тетрадку). — Вставляем (будто мы тоже участвуем в этом) в аорты наконечники трубок... так называемые канюли... Так будет работать искусственное кровообращение, когда остановим сердце... При вставлении канюлей надо быть предельно внимательным, чтобы как-то не затесался пузырек воздуха. Пройдет в мозг, и тогда — хана.
— Канюли поставлены! — докладывает индус.
— Включайте перфузию! — командует Крис.
Китаец, сидя на кругленькой табуретке, нажимает клавиши на установке — и в прозрачных трубках, уходящих в рану и заканчивающихся канюлями, появляется кровь.
— Аорта пережата! — докладывает индус, и Гриня, как эхо, переводит.
К сердцу кровь уже не идет, но оно еще брыкается по инерции — скальпелем не прикоснешься.
— Охлаждаем сердце! — говорит Крис.
Операционная сестра подает Крису мельхиоровое ведерко с ложечкой. Вода (физраствор, уточняет Гриня) шевелится там мягкими кусочками, в состоянии между льдом и снегом. Крис цепляет эти кусочки ложечкой и обкладывает ими маленькое сердце, которое брыкается все слабее. Он поднимает глаза на монитор. Цифры мелькают — 35−34−32−31−30−29−28!
— Охлаждаем до двенадцати! — произносит Крис и льет состав из ведерка прямо на сердце.
Цифры мелькают еще быстрее. 12! Крис отводит ведерко, грациозно, как фокусник. Синусоида на мониторе, взбрыкнувшись, исчезает, становится прямой линией.
Крис выглядит спокойным и даже неторопливым... хотя «смерть» не может продолжаться долго. Надо успеть сделать все — и запустить сердце.
Ассистенты острыми крючками растягивают рану, и вот (Гриня комментирует) открылся перикард — сердечная сумка — серо-фиолетового цвета, в тонких прожилках.
Крис, взяв у медсестры скальпель — держа его между средним и указательным пальцем почти вертикально, пером, — резал сердечную сумку. Рана сразу наполнилась кровью, и индус-ассистент быстро вставил туда клювик электроотсоса. Хлюпая, он пил кровь. Которая, как заметил я, уходила по прозрачной трубке к мастерам перфузии. Потом они, видимо, вернут ее в организм?
Крис спокойно и методично дорезал перикард.
— Из перикарда, кстати, получаются неплохие заплатки, если понадобятся, — шепчет мне мой Вергилий.
В разрезе появляется крохотное сердечко... Еще бьющееся... брыкающееся, я бы сказал.
— Ввести гепарин! — командует Крис, и Гриня громко переводит.
Китаец открывает какие-то вентили, кровь по колбам и трубкам двигалась теперь быстро, словно нетерпеливо.
— Кровь пойдет по пластмассовым трубкам, — бубнит Гриня, — что не ахти — могут образоваться бляшки и закупорки. Гепарин — антисвертыватель.
— Гепарин введен! — рапортует китаец, и Гриня переводит.
Зрителей тут не меньше, чем участников, и сверху, в стеклянном куполе, их полно.
Даже и я, стоя и ничего не делая, начинаю уставать. А каково Крису? А он, в сущности, к главному еще не приступал. Маска на лице хоть и пропускает дыхание, но под ней постепенно скапливаются зловоние и горечь, выдыхаемые изо рта... хочется сплюнуть... но уж не здесь!
— Ну... самое главное началось, — глухо комментирует Гриня (я лихорадочно записываю в тетрадку). — Вставляем (будто мы тоже участвуем в этом) в аорты наконечники трубок... так называемые канюли... Так будет работать искусственное кровообращение, когда остановим сердце... При вставлении канюлей надо быть предельно внимательным, чтобы как-то не затесался пузырек воздуха. Пройдет в мозг, и тогда — хана.
— Канюли поставлены! — докладывает индус.
— Включайте перфузию! — командует Крис.
Китаец, сидя на кругленькой табуретке, нажимает клавиши на установке — и в прозрачных трубках, уходящих в рану и заканчивающихся канюлями, появляется кровь.
— Аорта пережата! — докладывает индус, и Гриня, как эхо, переводит.
К сердцу кровь уже не идет, но оно еще брыкается по инерции — скальпелем не прикоснешься.
— Охлаждаем сердце! — говорит Крис.
Операционная сестра подает Крису мельхиоровое ведерко с ложечкой. Вода (физраствор, уточняет Гриня) шевелится там мягкими кусочками, в состоянии между льдом и снегом. Крис цепляет эти кусочки ложечкой и обкладывает ими маленькое сердце, которое брыкается все слабее. Он поднимает глаза на монитор. Цифры мелькают — 35−34−32−31−30−29−28!
— Охлаждаем до двенадцати! — произносит Крис и льет состав из ведерка прямо на сердце.
Цифры мелькают еще быстрее. 12! Крис отводит ведерко, грациозно, как фокусник. Синусоида на мониторе, взбрыкнувшись, исчезает, становится прямой линией.
Крис выглядит спокойным и даже неторопливым... хотя «смерть» не может продолжаться долго. Надо успеть сделать все — и запустить сердце.