— Дальше? Она уедет, хвала Юпитеру… А я останусь, пока не переведут на другое место или не убьют тут…
Рианн невольно нахмурилась при этих словах его. Зачем он говорит об этом? Зачем навлекать беду на себя?
— Она рассказала мне, что умерли мои родители, и мать, и отец… Я теперь сирота… И возвращаться мне некуда.
— Давно?
— Отец в прошлом году летом, а мать зимой, всё за полгода, а я и не знал…
Рианн поджала губы, да, родителей терять тяжело в любом возрасте. Спросила:
— А братья, сёстры?
— У меня никого нет, я один…
— Я тоже одна.
С этими её словами он вдруг притиснул её к себе ещё сильнее и шепнул в висок беззвучно:
— Вот убьют, никто и не пожалеет… Ни одна живая душа не вспомнит… Всем всё равно и сейчас, и потом…
Рианн вздохнула. Что за разговоры такие у него сегодня? О чём он? Всё о смерти, об умерших родных, об одиночестве… Что это? Чувствует что-то не иначе или зачем говорит об этом? О, Фрейя…
Было прохладно и, чтобы согреться, центурион накинул на них двоих одно одеяло, Рианн поняла, что уходить к себе он не собирается, а значит, ночевать они будут вдвоём, ну, может, так и теплее. Он жаркий, очень тёплый…
Утром он рано ушёл, и когда она поднялась, никого уже не было, на кухне на столе стопочкой лежали монеты на хлеб и уголь. На уголь теперь надо было уже намного меньше, но Рианн всё же немного сжигала ещё, чтобы поддерживать тепло, поэтому деньгам она обрадовалась.
Весь день прошёл в заботах, вечером она ждала господина, собрав небогатый ужин, но центурион не приходил. И Рианн ждала и ткала, чтобы убить время. Наступила ночь, пора было ложиться, съев немного хлеба, она оставила стол и не стала тушить лампу, надеясь, что центурион придёт, может быть, так же поздно, как накануне.
Но он не пришёл до утра. Такого не было за эти месяцы ещё ни разу. Либо днём, либо ночью, но он всегда приходил домой. Какая-то тревога начала закрадываться в сердце. Вспоминались его последние слова о смерти, о родителях, и это ещё больше тревожило. Он говорил, что не вернётся, что его убьют…
Рианн могла находить успокоение только в работе. И она работала. Так прошёл ещё один день, потом ещё один, но никто не приходил, и что произошло, Рианн не знала.
А потом пришла его жена со своей служанкой, окинула медленным взглядом с головы до ног и приказала:
— Собирайся, ты поедешь с нами. — Германка перевела.
— Куда? — Рианн опешила.
— В Рим. Теперь я твоя госпожа.
— Что? Вы о чём?
— Дальше? Она уедет, хвала Юпитеру… А я останусь, пока не переведут на другое место или не убьют тут…
Рианн невольно нахмурилась при этих словах его. Зачем он говорит об этом? Зачем навлекать беду на себя?
— Она рассказала мне, что умерли мои родители, и мать, и отец… Я теперь сирота… И возвращаться мне некуда.
— Давно?
— Отец в прошлом году летом, а мать зимой, всё за полгода, а я и не знал…
Рианн поджала губы, да, родителей терять тяжело в любом возрасте. Спросила:
— А братья, сёстры?
— У меня никого нет, я один…
— Я тоже одна.
С этими её словами он вдруг притиснул её к себе ещё сильнее и шепнул в висок беззвучно:
— Вот убьют, никто и не пожалеет… Ни одна живая душа не вспомнит… Всем всё равно и сейчас, и потом…
Рианн вздохнула. Что за разговоры такие у него сегодня? О чём он? Всё о смерти, об умерших родных, об одиночестве… Что это? Чувствует что-то не иначе или зачем говорит об этом? О, Фрейя…
Было прохладно и, чтобы согреться, центурион накинул на них двоих одно одеяло, Рианн поняла, что уходить к себе он не собирается, а значит, ночевать они будут вдвоём, ну, может, так и теплее. Он жаркий, очень тёплый…
Утром он рано ушёл, и когда она поднялась, никого уже не было, на кухне на столе стопочкой лежали монеты на хлеб и уголь. На уголь теперь надо было уже намного меньше, но Рианн всё же немного сжигала ещё, чтобы поддерживать тепло, поэтому деньгам она обрадовалась.
Весь день прошёл в заботах, вечером она ждала господина, собрав небогатый ужин, но центурион не приходил. И Рианн ждала и ткала, чтобы убить время. Наступила ночь, пора было ложиться, съев немного хлеба, она оставила стол и не стала тушить лампу, надеясь, что центурион придёт, может быть, так же поздно, как накануне.
Но он не пришёл до утра. Такого не было за эти месяцы ещё ни разу. Либо днём, либо ночью, но он всегда приходил домой. Какая-то тревога начала закрадываться в сердце. Вспоминались его последние слова о смерти, о родителях, и это ещё больше тревожило. Он говорил, что не вернётся, что его убьют…
Рианн могла находить успокоение только в работе. И она работала. Так прошёл ещё один день, потом ещё один, но никто не приходил, и что произошло, Рианн не знала.
А потом пришла его жена со своей служанкой, окинула медленным взглядом с головы до ног и приказала:
— Собирайся, ты поедешь с нами. — Германка перевела.
— Куда? — Рианн опешила.
— В Рим. Теперь я твоя госпожа.
— Что? Вы о чём?