- Что это? - Дарья вздрогнула.
- Ничего, - соврал Лешек, ее пальчики аккуратно сжав. - Здесь случается.
- А врать вы не умеете.
- Не умею. Думаешь, надо учиться?
- Он все равно ушел... тот человек, - Дарья поморщилась и чихнула. - Не люблю менталистов...
А кто ж их любит?
Стрежницкий не спал. То ли совесть, внезапно очнувшаяся мешала, то ли просто выспался за день, вылежался, и теперь перина казалась комковатой, пуховое одеяло - жарким, а собственное тело внезапно стало слабым, негодным.
И в голову вот лезло всякое.
- Богдан, - раздался тихий шепоток. - Что ж ты так со мной...
...он повернул голову и руку положил на рукоять револьвера. Оно-то, конечно, охрана охраной, а привычки привычками.
- Сама виновата, - ответил, чувствуя, как вялые пальцы беспомощно скользят по металлу. Ишь ты, и не сгибаются почти...
...зелья это.
Выпейте.
Надобно... боль отступит... да чтоб он хоть раз еще...
- В чем виновата? - слезливо поинтересовался голосок, от которого рана в глазу зачесалась невероятно. И Стрежницкий заскрипел зубами. Вот и где, спрашивается, эта самая охрана? Его, может статься, убивать пришли, а их будто и нет.
Спят, что ли?
- Так и ты ж меня убить собралась, - он закрыл глаза и задышал часто, быстро, заставляя себя сосредоточиться на вялой руке и треклятом револьвере, который оказался дальше, чем должен был быть. - Или не собиралась.
- Я тебя любила, - с упреком произнес призрак.
Повеяло холодом.
Жутью.
А в голове прояснилось. Все ж таки боль - хорошее средство... от воздействия помогает найчудеснейшим способом.
- И дитя наше...
- Что это? - Дарья вздрогнула.
- Ничего, - соврал Лешек, ее пальчики аккуратно сжав. - Здесь случается.
- А врать вы не умеете.
- Не умею. Думаешь, надо учиться?
- Он все равно ушел... тот человек, - Дарья поморщилась и чихнула. - Не люблю менталистов...
А кто ж их любит?
Стрежницкий не спал. То ли совесть, внезапно очнувшаяся мешала, то ли просто выспался за день, вылежался, и теперь перина казалась комковатой, пуховое одеяло - жарким, а собственное тело внезапно стало слабым, негодным.
И в голову вот лезло всякое.
- Богдан, - раздался тихий шепоток. - Что ж ты так со мной...
...он повернул голову и руку положил на рукоять револьвера. Оно-то, конечно, охрана охраной, а привычки привычками.
- Сама виновата, - ответил, чувствуя, как вялые пальцы беспомощно скользят по металлу. Ишь ты, и не сгибаются почти...
...зелья это.
Выпейте.
Надобно... боль отступит... да чтоб он хоть раз еще...
- В чем виновата? - слезливо поинтересовался голосок, от которого рана в глазу зачесалась невероятно. И Стрежницкий заскрипел зубами. Вот и где, спрашивается, эта самая охрана? Его, может статься, убивать пришли, а их будто и нет.
Спят, что ли?
- Так и ты ж меня убить собралась, - он закрыл глаза и задышал часто, быстро, заставляя себя сосредоточиться на вялой руке и треклятом револьвере, который оказался дальше, чем должен был быть. - Или не собиралась.
- Я тебя любила, - с упреком произнес призрак.
Повеяло холодом.
Жутью.
А в голове прояснилось. Все ж таки боль - хорошее средство... от воздействия помогает найчудеснейшим способом.
- И дитя наше...