Вошли они все в ярангу. Опять махнула рукой длиннокосая с верхней тундры — заблестела вокруг медная посуда, сам вспыхнул огонь в очаге, закипела вода в котле, где варился целый олень.
Тут Сэкен сказал старику:
— Иди, отец, в соседнее стойбище, зови гостей на праздник.
Старик головой покачал:
— Не пойдут.
— Почему не пойдут? — спрашивает Сэкен.
— В том сто́йбище два брата живут, — говорит отец, — да безродный старик у них в работниках.
Они богачи, мы всегда бедняками были. Посмеются они надо мной.
— Ну, как хотят, — ответил Сэкен, — а позвать надо. Все-таки соседи. Пойдут — ладно, не пойдут— тоже ладно.
Пришел старик отец в соседнее стойбище, зовет богачей в гости. Те смеются:
— Чем угощать будешь? Мохом из-под оленьих копыт, что ли?
Однако пошли. Старого чукчу стойбище сторожить оставили.
Шли-шли, устали.
— Где же твоя яранга? — спрашивают.
— А вон стоит!
— Да ты в своем уме? Это же снежная сопка.
Подходят ближе, правда — яранга! Ни у кого во всей тундре такой большой, такой красивой яранги нет.
Начала жена Сэкена гостей жирной олениной угощать, чаем поить. Гости не столько едят, сколько по сторонам смотрят: такой блестящей посуды, таких мягких шкур и у них, богатеев, нет!
Досыта наелись гости, отправились домой. Вечером сошлись в одной яранге, стали между собой говорить:
— Стыдно нам. У нас, у богачей, того нет, что у Сэкена есть. Надо его убить!
— Когда убьем, я себе его блестящую посуду возьму, — сказал один.
— А я ярангу, — сказал второй.
Вошли они все в ярангу. Опять махнула рукой длиннокосая с верхней тундры — заблестела вокруг медная посуда, сам вспыхнул огонь в очаге, закипела вода в котле, где варился целый олень.
Тут Сэкен сказал старику:
— Иди, отец, в соседнее стойбище, зови гостей на праздник.
Старик головой покачал:
— Не пойдут.
— Почему не пойдут? — спрашивает Сэкен.
— В том сто́йбище два брата живут, — говорит отец, — да безродный старик у них в работниках.
Они богачи, мы всегда бедняками были. Посмеются они надо мной.
— Ну, как хотят, — ответил Сэкен, — а позвать надо. Все-таки соседи. Пойдут — ладно, не пойдут— тоже ладно.
Пришел старик отец в соседнее стойбище, зовет богачей в гости. Те смеются:
— Чем угощать будешь? Мохом из-под оленьих копыт, что ли?
Однако пошли. Старого чукчу стойбище сторожить оставили.
Шли-шли, устали.
— Где же твоя яранга? — спрашивают.
— А вон стоит!
— Да ты в своем уме? Это же снежная сопка.
Подходят ближе, правда — яранга! Ни у кого во всей тундре такой большой, такой красивой яранги нет.
Начала жена Сэкена гостей жирной олениной угощать, чаем поить. Гости не столько едят, сколько по сторонам смотрят: такой блестящей посуды, таких мягких шкур и у них, богатеев, нет!
Досыта наелись гости, отправились домой. Вечером сошлись в одной яранге, стали между собой говорить:
— Стыдно нам. У нас, у богачей, того нет, что у Сэкена есть. Надо его убить!
— Когда убьем, я себе его блестящую посуду возьму, — сказал один.
— А я ярангу, — сказал второй.