Они вышли из гостиницы и сели в такси.
— В какую-нибудь зубную поликлинику! — сказал Миша, усаживаясь рядом с водителем.
Машина тронулась.
— Хуже нет, когда зуб болит, — сказал таксист, шипя и шепелявя. — Рожать и то легче.
— А ты что — рожал? — спросил Миша.
— Рожать-то я не рожал, — прошепелявил таксист. — А зубов всего пять штук осталось… Теперь берегу, а раньше, по глупости, чуть заболит — сразу — дерг!.. Говорят, в каких-то Ямках снежного человека поймали и у него тридцать три зуба… Житуха: рви — не хочу!
— А как его поймали? — поинтересовался Миша, оглянувшись на Ивана Сергеевича. Тот держался за щеку, не слушал.
— А он, говорят, водопроводные трубы перегрызал… Весь город без воды оставил… Вчера по телевизору показывали… Сам не видел, а толкуют, что он дикий совсем… Конечно, приодели его для выступления, а порядков он не знает, зубы скалит…. Дикторша ему: пой! А он не понимает… Сырых грибов, говорит, дайте. Ну, а откуда они там грибов возьмут?.. Так и не раскололся.
— Ты все перепутал, друг, — тихо сказал Миша. — Никакой он не снежный человек.
— А кто? — живо спросил таксист.
— Марсианин. Только это, конечно, между нами…
— Могила! — сказал таксист, радостно сверкая глазами.
— А чего вам ехать в поликлинику? — спросил он, подумав. — Там народу — до утра сидеть. Вот тут платный доктор живет. Здорово рвет!
— Останови!.. — сказал Миша.
— Вон тот подъезд, — сказал таксист, затормозив. — Квартира тринадцать. Семен Семеныч.
Иван Сергеевич выскочил и побежал к подъезду. Миша сунул рубль шоферу, догнал Травкина, на бегу засмеялся:
— Ну, дядя Ваня, снежный ты человек, оказывается.
Ивану Сергеевичу было не до шуток.
Они поднялись по лестнице и остановились у квартиры № 13. Миша длинно позвонил. Дверь приоткрылась, выглянул Любашкин, курносый, круглолицый человек, в толстых роговых очках.
— К Семен Семеновичу! — сказал Миша, дергая дверь, чтобы открыть ее пошире. Но дверь оказалась на цепочке.
— Семен Семеныч в Воронеж уехал, — Любашкин, не отрываясь, зачарованно смотрел на Травкина. — Навсегда… Переселился…
Иван Сергеевич с отчаянием махнул рукой, и они пошли по лестнице вниз.
Они вышли из гостиницы и сели в такси.
— В какую-нибудь зубную поликлинику! — сказал Миша, усаживаясь рядом с водителем.
Машина тронулась.
— Хуже нет, когда зуб болит, — сказал таксист, шипя и шепелявя. — Рожать и то легче.
— А ты что — рожал? — спросил Миша.
— Рожать-то я не рожал, — прошепелявил таксист. — А зубов всего пять штук осталось… Теперь берегу, а раньше, по глупости, чуть заболит — сразу — дерг!.. Говорят, в каких-то Ямках снежного человека поймали и у него тридцать три зуба… Житуха: рви — не хочу!
— А как его поймали? — поинтересовался Миша, оглянувшись на Ивана Сергеевича. Тот держался за щеку, не слушал.
— А он, говорят, водопроводные трубы перегрызал… Весь город без воды оставил… Вчера по телевизору показывали… Сам не видел, а толкуют, что он дикий совсем… Конечно, приодели его для выступления, а порядков он не знает, зубы скалит…. Дикторша ему: пой! А он не понимает… Сырых грибов, говорит, дайте. Ну, а откуда они там грибов возьмут?.. Так и не раскололся.
— Ты все перепутал, друг, — тихо сказал Миша. — Никакой он не снежный человек.
— А кто? — живо спросил таксист.
— Марсианин. Только это, конечно, между нами…
— Могила! — сказал таксист, радостно сверкая глазами.
— А чего вам ехать в поликлинику? — спросил он, подумав. — Там народу — до утра сидеть. Вот тут платный доктор живет. Здорово рвет!
— Останови!.. — сказал Миша.
— Вон тот подъезд, — сказал таксист, затормозив. — Квартира тринадцать. Семен Семеныч.
Иван Сергеевич выскочил и побежал к подъезду. Миша сунул рубль шоферу, догнал Травкина, на бегу засмеялся:
— Ну, дядя Ваня, снежный ты человек, оказывается.
Ивану Сергеевичу было не до шуток.
Они поднялись по лестнице и остановились у квартиры № 13. Миша длинно позвонил. Дверь приоткрылась, выглянул Любашкин, курносый, круглолицый человек, в толстых роговых очках.
— К Семен Семеновичу! — сказал Миша, дергая дверь, чтобы открыть ее пошире. Но дверь оказалась на цепочке.
— Семен Семеныч в Воронеж уехал, — Любашкин, не отрываясь, зачарованно смотрел на Травкина. — Навсегда… Переселился…
Иван Сергеевич с отчаянием махнул рукой, и они пошли по лестнице вниз.