Ты больше заботлив, меня ограждая от быта,
Но стал молчаливей, хоть часто теплеет твой взор.
И речи горячность тобой так давно позабыта,
Как свитер, где спицами я выплетала узор.
Мы с возрастом ближе, родней и друг другу дороже,
Давно порешали мы частный семейный бином.
Согрей мои мысли и тело согреется тоже.
Так холодно мне в бесконечном молчанье твоём.
Зимние сумерки. Холода дрожь.
Брось, – говоришь ты, – слова лишь звучанье!
Так отчего ощущаю отчаянье,
Слушая слов бесконечную ложь?!
Ты самый лучший! Кто ж спорит о том?!
Я всё ценю, каждый штрих замечаю.
Жаль только в снах без тебя я блуждаю,
Скучно тебе в этом мире моём.
Дождь барабанит в пластмассы маркиз,
Сырость вползает холодной змеёй…
Мне никогда не согреться с тобой,
Только взлетаю… и падаю вниз.
Знаю: важны не слова, а дела…
Дождь насыщает деревья и травы…
Ты больше заботлив, меня ограждая от быта,
Но стал молчаливей, хоть часто теплеет твой взор.
И речи горячность тобой так давно позабыта,
Как свитер, где спицами я выплетала узор.
Мы с возрастом ближе, родней и друг другу дороже,
Давно порешали мы частный семейный бином.
Согрей мои мысли и тело согреется тоже.
Так холодно мне в бесконечном молчанье твоём.
Зимние сумерки. Холода дрожь.
Брось, – говоришь ты, – слова лишь звучанье!
Так отчего ощущаю отчаянье,
Слушая слов бесконечную ложь?!
Ты самый лучший! Кто ж спорит о том?!
Я всё ценю, каждый штрих замечаю.
Жаль только в снах без тебя я блуждаю,
Скучно тебе в этом мире моём.
Дождь барабанит в пластмассы маркиз,
Сырость вползает холодной змеёй…
Мне никогда не согреться с тобой,
Только взлетаю… и падаю вниз.
Знаю: важны не слова, а дела…
Дождь насыщает деревья и травы…