— Следы?
Это Холмс расспрашивает Мортимера.
— Следы.
— Мистер Холмс, это были отпечатки лап огромной собаки!
А теперь читайте. У вас в руках окончательная разгадка всех тайн Шерлока Холмса, собранных воедино и щедро дополненных обстоятельным научным вступлением и комментариями. И не волнуйтесь: о Холмсе и Ватсоне не пишут иначе, как с любовью.
Я не иначе узнал грех, как посредством закона.
Послание к римлянам 7:7
Для меня, как и для многих других, чтение детективов сродни никотиновой или алкогольной зависимости. Симптомы таковы: во-первых, непреодолимая тяга. Если я что-то делаю, мне следует держаться подальше от детектива: ведь, начав его читать, я не могу ни работать, ни спать, пока не прочту до конца.
Во-вторых, избирательность: сюжет должен соответствовать определенным требованиям (скажем, мне трудно читать историю, которая происходит за пределами сельской Англии).
И в-третьих, однократность: прочитав детектив, я тут же его забываю и не хочу перечитывать. Если после нескольких страниц, а так иногда бывает, я вижу, что уже читал эту книгу, я прерываю чтение.
Все это убеждает в том, что для меня, во всяком случае, детективы не имеют ничего общего с произведениями искусства. Однако, возможно, анализ детектива (такого, какой доставляет удовольствие мне самому) может пролить свет не только на его магическое воздействие, но и — по контрасту — на воздействие произведения искусства.
Грубо говоря, определение «Кто это сделал?» является правильным. Основная формула такова: произошло убийство, подозревают многих; все, кроме одного (убийцы), постепенно исключаются из числа подозреваемых, убийца арестован или умирает.
Это определение исключает:
1. Изучение убийц, чья вина заранее известна (например, «Злое предумышление»). Есть пограничные случаи, когда убийца известен и нет несправедливо подозреваемых, но доказательство отсутствует, как, например, во многих рассказах Фримена Уиллса Крофтса. Почти все они приемлемы.
2. Триллеры, шпионские рассказы, рассказы о профессиональных мошенниках, где обнаружение преступника вторично, а главное — провал преступного замысла.
В триллере интерес заключен в конфликте между добром и злом, между «мы» и «они». Интерес в наблюдении множества невиновных за страданиями одного виновного. Интерес в детективе заключен в диалектике невиновности и вины.
Подобно аристотелевскому описанию трагедии, здесь есть Сокрытие (невинный кажется виновным, а виновный — невинным) и Раскрытие (настоящий виновник обнаружен). Но возможна и загвоздка: не один поворот фортуны, а два — от кажущейся вины к невиновности и от кажущейся невиновности к вине. Формулу детектива можно изобразить так:
мирная жизнь до убийства — мнимая невиновность
ложные улики, второе убийство и т. д. — обнаружение факта вины
разрешение загадки — ложное местонахождение вины арест убийцы — истинное местонахождение вины
восстановление мира после ареста — катарсис
истинная невиновность.
— Следы?
Это Холмс расспрашивает Мортимера.
— Следы.
— Мистер Холмс, это были отпечатки лап огромной собаки!
А теперь читайте. У вас в руках окончательная разгадка всех тайн Шерлока Холмса, собранных воедино и щедро дополненных обстоятельным научным вступлением и комментариями. И не волнуйтесь: о Холмсе и Ватсоне не пишут иначе, как с любовью.
Я не иначе узнал грех, как посредством закона.
Послание к римлянам 7:7
Для меня, как и для многих других, чтение детективов сродни никотиновой или алкогольной зависимости. Симптомы таковы: во-первых, непреодолимая тяга. Если я что-то делаю, мне следует держаться подальше от детектива: ведь, начав его читать, я не могу ни работать, ни спать, пока не прочту до конца.
Во-вторых, избирательность: сюжет должен соответствовать определенным требованиям (скажем, мне трудно читать историю, которая происходит за пределами сельской Англии).
И в-третьих, однократность: прочитав детектив, я тут же его забываю и не хочу перечитывать. Если после нескольких страниц, а так иногда бывает, я вижу, что уже читал эту книгу, я прерываю чтение.
Все это убеждает в том, что для меня, во всяком случае, детективы не имеют ничего общего с произведениями искусства. Однако, возможно, анализ детектива (такого, какой доставляет удовольствие мне самому) может пролить свет не только на его магическое воздействие, но и — по контрасту — на воздействие произведения искусства.
Грубо говоря, определение «Кто это сделал?» является правильным. Основная формула такова: произошло убийство, подозревают многих; все, кроме одного (убийцы), постепенно исключаются из числа подозреваемых, убийца арестован или умирает.
Это определение исключает:
1. Изучение убийц, чья вина заранее известна (например, «Злое предумышление»). Есть пограничные случаи, когда убийца известен и нет несправедливо подозреваемых, но доказательство отсутствует, как, например, во многих рассказах Фримена Уиллса Крофтса. Почти все они приемлемы.
2. Триллеры, шпионские рассказы, рассказы о профессиональных мошенниках, где обнаружение преступника вторично, а главное — провал преступного замысла.
В триллере интерес заключен в конфликте между добром и злом, между «мы» и «они». Интерес в наблюдении множества невиновных за страданиями одного виновного. Интерес в детективе заключен в диалектике невиновности и вины.
Подобно аристотелевскому описанию трагедии, здесь есть Сокрытие (невинный кажется виновным, а виновный — невинным) и Раскрытие (настоящий виновник обнаружен). Но возможна и загвоздка: не один поворот фортуны, а два — от кажущейся вины к невиновности и от кажущейся невиновности к вине. Формулу детектива можно изобразить так:
мирная жизнь до убийства — мнимая невиновность
ложные улики, второе убийство и т. д. — обнаружение факта вины
разрешение загадки — ложное местонахождение вины арест убийцы — истинное местонахождение вины
восстановление мира после ареста — катарсис
истинная невиновность.