— Слушай, ты, типа, умная, — разозлился он, — сама хотела, чтоб я сказал. Ну, я и говорю.
— А ты и говори, а не мочалку жуй. Как он выглядел?
— Высокий и худой, морда такая вытянутая. И плащ длинный, черный. Странный он, — бомж понизил голос, — жуткий. Ходит как-то, словно плывет и смердит от него.
Лера скептически посмотрела на мужика, но ничего не сказала на эту тему.
— Часто ты его здесь видел?
— Я его специально не выслеживаю, на фига мне это. Так… пару раз видел. И больше не желаю. Мерзкая у него морда и это…
— Ну?
— Землей от него несет, — шепотом добавил бомж, — сырой землей.
— Все? — спросила девушка.
— А чего тебе еще? Не знаю я больше ничего. Деньги давай.
Лера отдала ему тридцатку и повернулась, чтобы идти.
— А ты не боишься? — спросил бомж ей в спину.
— Кого? Тебя, что ли?
Хотя бы меня. Сумку отберу и — привет мамане.
— А я тебя так тресну, что оставшиеся зубы придется в коробочку складывать.
Он захихикал, явно, не принимая всерьез эту угрозу.
— Грозная какая. Я-то что, а этот мужик покруче тебя будет. Смотри, а то найдут тебя менты поутру в клумбе.
Лера обернулась к нему, стиснув зубы и сжав кулаки. Ее глаза сузились в щелочки.
— Еще раз про клумбу хрюкнешь, ты…
— Точно, больная, — резюмировал бомж для себя и поспешно ретировался.
Девушка перевела дух. Гадость, какая же гадость. Когда бомж сказал о клумбе, ее просто затрясло. Воображение не зевало, а память у нее всегда была превосходная.
Скривившись, она порылась в сумке и достав пластик жвачки, сунула в рот. Ну, и воняет же этот вольный житель! Просто скулы сводит. Зачем она дала ему деньги? Ради чего? Что такого важного он сказал ей из того, чего она не знала бы сама? Тридцать рублей! Тьфу, лучше бы себе пива купила. А то, стояла тут, нюхала, как последняя идиотка.
— Слушай, ты, типа, умная, — разозлился он, — сама хотела, чтоб я сказал. Ну, я и говорю.
— А ты и говори, а не мочалку жуй. Как он выглядел?
— Высокий и худой, морда такая вытянутая. И плащ длинный, черный. Странный он, — бомж понизил голос, — жуткий. Ходит как-то, словно плывет и смердит от него.
Лера скептически посмотрела на мужика, но ничего не сказала на эту тему.
— Часто ты его здесь видел?
— Я его специально не выслеживаю, на фига мне это. Так… пару раз видел. И больше не желаю. Мерзкая у него морда и это…
— Ну?
— Землей от него несет, — шепотом добавил бомж, — сырой землей.
— Все? — спросила девушка.
— А чего тебе еще? Не знаю я больше ничего. Деньги давай.
Лера отдала ему тридцатку и повернулась, чтобы идти.
— А ты не боишься? — спросил бомж ей в спину.
— Кого? Тебя, что ли?
Хотя бы меня. Сумку отберу и — привет мамане.
— А я тебя так тресну, что оставшиеся зубы придется в коробочку складывать.
Он захихикал, явно, не принимая всерьез эту угрозу.
— Грозная какая. Я-то что, а этот мужик покруче тебя будет. Смотри, а то найдут тебя менты поутру в клумбе.
Лера обернулась к нему, стиснув зубы и сжав кулаки. Ее глаза сузились в щелочки.
— Еще раз про клумбу хрюкнешь, ты…
— Точно, больная, — резюмировал бомж для себя и поспешно ретировался.
Девушка перевела дух. Гадость, какая же гадость. Когда бомж сказал о клумбе, ее просто затрясло. Воображение не зевало, а память у нее всегда была превосходная.
Скривившись, она порылась в сумке и достав пластик жвачки, сунула в рот. Ну, и воняет же этот вольный житель! Просто скулы сводит. Зачем она дала ему деньги? Ради чего? Что такого важного он сказал ей из того, чего она не знала бы сама? Тридцать рублей! Тьфу, лучше бы себе пива купила. А то, стояла тут, нюхала, как последняя идиотка.