— Из-под Бреста! — вразнобой закричали женщины. — Немец город уже забрал! Только в крепости еще бой.
На рассвете второго дня впервые — утробный гул авиационных моторов. Два бомбардировщика. В золотистом свете зари — их длинные, как у гончих, тела. Крыло переднего сверкнуло медным блеском. Разворачивается!
Видны ли с него два маленьких серых катерка, что прижались к поросшему травой берегу канала?
«Сейчас спикирует… фашист, настоящий, живой, на меня!..»
Унять бешено колотящееся сердце, унять дрожь в пальцах, что впились в рукояти пулемета, в тот раз, по первости, было непросто. Теперь-то уже привык… Тогда заставили фашистов отвернуть: били по ним четыре крупнокалиберных пулемета с двух катеров.
И еще день. Снова налеты. Одиннадцать лент израсходовал. И не зря. Бомбы на шлюз не упали. Под вечер мимо, берегом, торопливо прошли несколько бойцов в бинтах, потемневших от пыли и крови. Кто-то из них прокричал:
— Немец жмет! Уходите!
Василь дежурил в радиорубке, готовый принять приказ об уходе. Но приказа все не было. Не было потому, что дальше по каналу стояли мониторы, били по танковым колоннам врага, которые ломились по дорогам от границы. Пока мониторы в канале, шлюз надо было сберечь.
А утром третьего дня из-за прибрежных кустов, оттуда, где параллельно каналу шоссе, донесся железный гул. Он рос, и сжималось сердце: немецкие танки… Отрезают от своих! Что, если свернуть к шлюзу?
Молодец Василь, не замешкался тогда. Быстро передал на мониторы, куда стрелять. Дали они по танкам!
И вот наконец радио из штаба: возвращаться.
В памяти предзакатный час, когда подходили к Пинску. Вот-вот он покажется из-за береговой излучины. Но что это? За излучиной — клочьями дым по розоватому вечернему небу. Бомбили?
Уже виден город… Пусто у причалов, где обычно стояли мониторы, бронекатера, тральщики. Подсвеченный снизу дым расползается над портовыми складами.
— Наша база горит!
Огонь вьется над огромными круглыми цистернами. Пламя пока не охватило лишь среднюю. Пылает поблизости деревянный склад боеприпасов.
Катер резко поворачивает. Курс прямо на горящие цистерны.
— Поможете, ребята? — Мансур выбрался из машинного.
— Поможем, о чем разговор…
Быстрая швартовка. Туго натянув берет на круглую, крупную голову, Мансур прыгает на причал первым. За ним остальные. Жар в лицо. Искры скачут по круглому боку цистерны.
— Где шланг? Где шланг?! Вот он! А ну, взяли!
Мансур яростно навинчивает шланг. Пошло горючее! Торжествующий крик Мансура:
— Готово! Отсоединяй!
— Из-под Бреста! — вразнобой закричали женщины. — Немец город уже забрал! Только в крепости еще бой.
На рассвете второго дня впервые — утробный гул авиационных моторов. Два бомбардировщика. В золотистом свете зари — их длинные, как у гончих, тела. Крыло переднего сверкнуло медным блеском. Разворачивается!
Видны ли с него два маленьких серых катерка, что прижались к поросшему травой берегу канала?
«Сейчас спикирует… фашист, настоящий, живой, на меня!..»
Унять бешено колотящееся сердце, унять дрожь в пальцах, что впились в рукояти пулемета, в тот раз, по первости, было непросто. Теперь-то уже привык… Тогда заставили фашистов отвернуть: били по ним четыре крупнокалиберных пулемета с двух катеров.
И еще день. Снова налеты. Одиннадцать лент израсходовал. И не зря. Бомбы на шлюз не упали. Под вечер мимо, берегом, торопливо прошли несколько бойцов в бинтах, потемневших от пыли и крови. Кто-то из них прокричал:
— Немец жмет! Уходите!
Василь дежурил в радиорубке, готовый принять приказ об уходе. Но приказа все не было. Не было потому, что дальше по каналу стояли мониторы, били по танковым колоннам врага, которые ломились по дорогам от границы. Пока мониторы в канале, шлюз надо было сберечь.
А утром третьего дня из-за прибрежных кустов, оттуда, где параллельно каналу шоссе, донесся железный гул. Он рос, и сжималось сердце: немецкие танки… Отрезают от своих! Что, если свернуть к шлюзу?
Молодец Василь, не замешкался тогда. Быстро передал на мониторы, куда стрелять. Дали они по танкам!
И вот наконец радио из штаба: возвращаться.
В памяти предзакатный час, когда подходили к Пинску. Вот-вот он покажется из-за береговой излучины. Но что это? За излучиной — клочьями дым по розоватому вечернему небу. Бомбили?
Уже виден город… Пусто у причалов, где обычно стояли мониторы, бронекатера, тральщики. Подсвеченный снизу дым расползается над портовыми складами.
— Наша база горит!
Огонь вьется над огромными круглыми цистернами. Пламя пока не охватило лишь среднюю. Пылает поблизости деревянный склад боеприпасов.
Катер резко поворачивает. Курс прямо на горящие цистерны.
— Поможете, ребята? — Мансур выбрался из машинного.
— Поможем, о чем разговор…
Быстрая швартовка. Туго натянув берет на круглую, крупную голову, Мансур прыгает на причал первым. За ним остальные. Жар в лицо. Искры скачут по круглому боку цистерны.
— Где шланг? Где шланг?! Вот он! А ну, взяли!
Мансур яростно навинчивает шланг. Пошло горючее! Торжествующий крик Мансура:
— Готово! Отсоединяй!