На этот раз, когда «невеста Солнца» открыла глаза, она была в «доме Змея».
Она знала, что этот дом — преддверие смерти, ибо ее привели сюда лишь для того, чтобы передать в руки Уайна Капака, предпоследнего царя инков. Тот, в свою очередь, поведет ее к Атагуальпе, в волшебные обители Солнца. Мамаконас исполнили свой долг и подготовили похищенную к тому, что ее ожидало. В моменты просветления, когда ей позволяли очнуться, чтобы напоить каким-то нектаром, поддерживавшим силы, ей внушали принципы религии, в жертву которой ее обрекали, и учили обязанностям «невесты Солнца».
Вначале девушка надеялась, что она сойдет с ума. Потом у нее начались приступы такой жестокой лихорадки, что она не думала дожить до церемонии и радовалась, что душа ее отлетит раньше, чем станут мучить ее тело. Но старые индианки, выросшие в горах, знали секретное средство против этой лихорадки. На одной из остановок ей дали выпить красноватого цвета жидкость, причем все мамаконас хором пели: «Лихорадка окутала тебя своим отравленным покровом. Из ненависти ко всем белым мы поклялись никогда не выдавать им тайны исцеления этого недуга. Но болезнь поразила тебя, и любовь наша к „невесте Солнца“ сильнее ненависти к белым. Выпей же целебный напиток Атагуальпы, царя, что тебя ожидает…»
Итак, ее вернули к жизни, чтобы сохранить для смерти. На каждой стоянке к ней приходили маленькие живые мумии со своими священными ароматами, и как только мамаконас зажигали возле нее душистую смолу сандии в драгоценных сосудах, Мария-Тереза впадала в бесчувственное состояние и опять превращалась в статую. Так она проехала через весь Перу и прибыла в Арекипу, в маленький домик из обожженных кирпичей — последний этап перед «Домом Змея». Здесь она впервые увидела Гуаскара с легкой ношей на руках, прикрытой кисеей. При виде его она нашла в себе силы встать и шагнуть ему навстречу с радостным криком: «Ты пришел спасти меня?..» Но Гуаскар ответил: «Ты принадлежишь Солнцу, но прежде, чем оно возьмет тебя, я хочу подарить тебе радость. Обними своего маленького брата». Он приподнял кисею, и она увидала спящего Кристобаля. С криком изумления и радости девушка кинулась к нему, но Гуаскар отступил, ибо к «невесте Солнца» запрещено было прикасаться. Трое стражей храма стояли тут же, раскачивая свои уродливые черепа. Они приказали одной из мамаконас положить спящего ребенка на руки Марии-Терезы. Несчастная девушка с плачем стиснула его в своих объятиях. Впервые со дня своего похищения она заплакала. И слезы эти, падавшие на личико спящего ребенка, разбудили его.
— Как он попал сюда? Зачем вы взяли его? Вы не сделаете ему зла? — тревожно спрашивала «невеста Солнца». Мальчик обвил руками шею сестры и, заливаясь слезами, рыдал у нее на груди: «Мария-Тереза! Мария-Тереза!»
Гуаскар ответил:
— Мы сделаем, что он захочет. Нам он не нужен — мы готовы возвратить его отцу. Он сам пришел к нам. Пусть сам и решит свою участь и пусть он говорит осторожнее. Вот все, что я могу сказать, все, что я могу сделать для вас. Стражи храма могут подтвердить сказанное мною.
Три мумии утвердительно закивали своими отвратительными головами.
Мария-Тереза, покрывавшая ребенка поцелуями, испуганно подняла бледное прелестное лицо.
— Что это значит: «Пусть говорит осторожнее»? Разве ребенок может обдумывать свои слова?
Гуаскар, вместо ответа, обратился к маленькому Кристобалю:
— Дитя, хочешь пойти со мной? Я отведу тебя к твоему отцу.
— Я хочу остаться с Марией-Терезой.
— Дитя само решило. Оно останется с тобой. Таков обычай — не правда ли? Скажите сами.
Трое стражей храма опять утвердительно кивнули головами.
И Гуаскар нараспев произнес заключительные слова священного псалма на языке аймара: «Блаженны входящие чистыми в обители Солнца, чистыми, как младенцы на заре жизни».
— Гуаскар! Гуаскар! Вспомни о моей матери. Сжалься над нами! Где твое милосердие?
Но Гуаскар почтительно склонился перед стражами храма и вышел, ничего не ответив. Мария-Тереза с отчаянием прижала к груди маленького Кристобаля, допытываясь: «Несчастный ребенок, для чего ты пришел к нам?»
— Я пришел сказать тебе, Мария-Тереза, чтобы ты не боялась. Папа и Раймонд скоро приедут… Они тебя ищут, они едут за мной… Они спасут нас… А если ты умрешь, и я умру с тобой.
Они оба плакали и обнимали друг друга, и целовались без конца, и слезы их смешивались в одно.
Потом снова пришли мамаконас, поставили треножники, священные вазы, зажгли в них благовонную смолу сандии — и обе жертвы уснули, сжимая друг друга в объятиях.
И вот теперь Мария-Тереза снова очнулась в «Доме Змея», и на руках у нее не было маленького Кристобаля, который недавно целовал ее, обливая ее своими слезами. Но она явственно слышала его голос, с плачем призывавший ее… И усилием воли заставила себя приподняться.
На этот раз, когда «невеста Солнца» открыла глаза, она была в «доме Змея».
Она знала, что этот дом — преддверие смерти, ибо ее привели сюда лишь для того, чтобы передать в руки Уайна Капака, предпоследнего царя инков. Тот, в свою очередь, поведет ее к Атагуальпе, в волшебные обители Солнца. Мамаконас исполнили свой долг и подготовили похищенную к тому, что ее ожидало. В моменты просветления, когда ей позволяли очнуться, чтобы напоить каким-то нектаром, поддерживавшим силы, ей внушали принципы религии, в жертву которой ее обрекали, и учили обязанностям «невесты Солнца».
Вначале девушка надеялась, что она сойдет с ума. Потом у нее начались приступы такой жестокой лихорадки, что она не думала дожить до церемонии и радовалась, что душа ее отлетит раньше, чем станут мучить ее тело. Но старые индианки, выросшие в горах, знали секретное средство против этой лихорадки. На одной из остановок ей дали выпить красноватого цвета жидкость, причем все мамаконас хором пели: «Лихорадка окутала тебя своим отравленным покровом. Из ненависти ко всем белым мы поклялись никогда не выдавать им тайны исцеления этого недуга. Но болезнь поразила тебя, и любовь наша к „невесте Солнца“ сильнее ненависти к белым. Выпей же целебный напиток Атагуальпы, царя, что тебя ожидает…»
Итак, ее вернули к жизни, чтобы сохранить для смерти. На каждой стоянке к ней приходили маленькие живые мумии со своими священными ароматами, и как только мамаконас зажигали возле нее душистую смолу сандии в драгоценных сосудах, Мария-Тереза впадала в бесчувственное состояние и опять превращалась в статую. Так она проехала через весь Перу и прибыла в Арекипу, в маленький домик из обожженных кирпичей — последний этап перед «Домом Змея». Здесь она впервые увидела Гуаскара с легкой ношей на руках, прикрытой кисеей. При виде его она нашла в себе силы встать и шагнуть ему навстречу с радостным криком: «Ты пришел спасти меня?..» Но Гуаскар ответил: «Ты принадлежишь Солнцу, но прежде, чем оно возьмет тебя, я хочу подарить тебе радость. Обними своего маленького брата». Он приподнял кисею, и она увидала спящего Кристобаля. С криком изумления и радости девушка кинулась к нему, но Гуаскар отступил, ибо к «невесте Солнца» запрещено было прикасаться. Трое стражей храма стояли тут же, раскачивая свои уродливые черепа. Они приказали одной из мамаконас положить спящего ребенка на руки Марии-Терезы. Несчастная девушка с плачем стиснула его в своих объятиях. Впервые со дня своего похищения она заплакала. И слезы эти, падавшие на личико спящего ребенка, разбудили его.
— Как он попал сюда? Зачем вы взяли его? Вы не сделаете ему зла? — тревожно спрашивала «невеста Солнца». Мальчик обвил руками шею сестры и, заливаясь слезами, рыдал у нее на груди: «Мария-Тереза! Мария-Тереза!»
Гуаскар ответил:
— Мы сделаем, что он захочет. Нам он не нужен — мы готовы возвратить его отцу. Он сам пришел к нам. Пусть сам и решит свою участь и пусть он говорит осторожнее. Вот все, что я могу сказать, все, что я могу сделать для вас. Стражи храма могут подтвердить сказанное мною.
Три мумии утвердительно закивали своими отвратительными головами.
Мария-Тереза, покрывавшая ребенка поцелуями, испуганно подняла бледное прелестное лицо.
— Что это значит: «Пусть говорит осторожнее»? Разве ребенок может обдумывать свои слова?
Гуаскар, вместо ответа, обратился к маленькому Кристобалю:
— Дитя, хочешь пойти со мной? Я отведу тебя к твоему отцу.
— Я хочу остаться с Марией-Терезой.
— Дитя само решило. Оно останется с тобой. Таков обычай — не правда ли? Скажите сами.
Трое стражей храма опять утвердительно кивнули головами.
И Гуаскар нараспев произнес заключительные слова священного псалма на языке аймара: «Блаженны входящие чистыми в обители Солнца, чистыми, как младенцы на заре жизни».
— Гуаскар! Гуаскар! Вспомни о моей матери. Сжалься над нами! Где твое милосердие?
Но Гуаскар почтительно склонился перед стражами храма и вышел, ничего не ответив. Мария-Тереза с отчаянием прижала к груди маленького Кристобаля, допытываясь: «Несчастный ребенок, для чего ты пришел к нам?»
— Я пришел сказать тебе, Мария-Тереза, чтобы ты не боялась. Папа и Раймонд скоро приедут… Они тебя ищут, они едут за мной… Они спасут нас… А если ты умрешь, и я умру с тобой.
Они оба плакали и обнимали друг друга, и целовались без конца, и слезы их смешивались в одно.
Потом снова пришли мамаконас, поставили треножники, священные вазы, зажгли в них благовонную смолу сандии — и обе жертвы уснули, сжимая друг друга в объятиях.
И вот теперь Мария-Тереза снова очнулась в «Доме Змея», и на руках у нее не было маленького Кристобаля, который недавно целовал ее, обливая ее своими слезами. Но она явственно слышала его голос, с плачем призывавший ее… И усилием воли заставила себя приподняться.