— Благодати?
— Ну, которую имеют священники. Той, что дает право вести церковную службу.
— А вы думаете, обер-лейтенант и за это бы взялся?
— А что? Похоже, он настоящий богослов.
— Не богослов, а учитель физики, — поправил Гомбаш. — Я же вам говорил, это мой гимназический классный наставник.
— Такой молодой? Он всего лет на пять старше вас.
— Правильно. Он окончил университет и получил назначение в наш город. И я еще успел побыть в его учениках.
— А мы-то думали — не был ли обер-лейтенант в духовном звании?
— Почти что был, — ответил Гомбаш. — Он сначала учился в духовной семинарии, как того пожелал опекун-настоятель. Но потом умер дядя, владелец двух пивоваренных заводов и открылось завещание — по нему Варшаньи мог получить весьма кругленькую сумму, но при условии, что он будет учиться не в семинарии, а в университете: дядюшка вел разгульную жизнь и ненавидел попов. Племянник выполнил условие. Но в душе он остался таким, каким хотел его видеть опекун. Наш Варшаньи — это, так сказать, духовный пастырь не по званию, а по призванию.
— Неплохо бы нам иметь настоящего пастора…
— Увы, друзья! — Гомбаш обвел взглядом своих собеседников — их, оказывается, было уже не двое-трое, как в первые минуты, а значительно больше. — Откуда здесь взяться настоящему пастору? Вот если бы русские взяли в плен хотя одного полкового священника. Но взять в плен фельдкурата не легче, чем генерала. Фельдкураты и генералы посылают нас в бой, а сами остаются в тылу. Их не увидишь даже в обозе второго разряда.
— Что верно, то верно!
— Кто, друзья, видел фельдкурата в бою?
— Увидишь его, как же!
— Его дело — благословить тебя на убой и отпеть, когда тебя убьют.
— Генерал посылает, фельдкурат благословляет…
— Мор бы какой на них — глядишь, и война сразу бы кончилась…
— Суть не в фельдкуратах и не в генералах… — заметил Гомбаш.
— А в ком же? В министрах?
— И даже не в них. Есть повыше.
— Император?
— Еще выше.
— Благодати?
— Ну, которую имеют священники. Той, что дает право вести церковную службу.
— А вы думаете, обер-лейтенант и за это бы взялся?
— А что? Похоже, он настоящий богослов.
— Не богослов, а учитель физики, — поправил Гомбаш. — Я же вам говорил, это мой гимназический классный наставник.
— Такой молодой? Он всего лет на пять старше вас.
— Правильно. Он окончил университет и получил назначение в наш город. И я еще успел побыть в его учениках.
— А мы-то думали — не был ли обер-лейтенант в духовном звании?
— Почти что был, — ответил Гомбаш. — Он сначала учился в духовной семинарии, как того пожелал опекун-настоятель. Но потом умер дядя, владелец двух пивоваренных заводов и открылось завещание — по нему Варшаньи мог получить весьма кругленькую сумму, но при условии, что он будет учиться не в семинарии, а в университете: дядюшка вел разгульную жизнь и ненавидел попов. Племянник выполнил условие. Но в душе он остался таким, каким хотел его видеть опекун. Наш Варшаньи — это, так сказать, духовный пастырь не по званию, а по призванию.
— Неплохо бы нам иметь настоящего пастора…
— Увы, друзья! — Гомбаш обвел взглядом своих собеседников — их, оказывается, было уже не двое-трое, как в первые минуты, а значительно больше. — Откуда здесь взяться настоящему пастору? Вот если бы русские взяли в плен хотя одного полкового священника. Но взять в плен фельдкурата не легче, чем генерала. Фельдкураты и генералы посылают нас в бой, а сами остаются в тылу. Их не увидишь даже в обозе второго разряда.
— Что верно, то верно!
— Кто, друзья, видел фельдкурата в бою?
— Увидишь его, как же!
— Его дело — благословить тебя на убой и отпеть, когда тебя убьют.
— Генерал посылает, фельдкурат благословляет…
— Мор бы какой на них — глядишь, и война сразу бы кончилась…
— Суть не в фельдкуратах и не в генералах… — заметил Гомбаш.
— А в ком же? В министрах?
— И даже не в них. Есть повыше.
— Император?
— Еще выше.