- Алеша, ты ее любишь?
Левая нога лейтенанта непроизвольно затряслась и по коже побежали мурашки.
- Да, - твердо ответил он.
- И сможешь отказаться от нее? Чтобы она жила?
Он закусил губу. Закусил так, что во рту появился теплый, солоноватый вкус. Отказаться? Отказаться от своей женщины?
- Вы сказали, что она была... будет... беременна?
- Да, - спокойно ответил Шпильрейн, глядя куда-то в небо.
- И он... Она... Они погибнут?
- Да, - и новое облачко дыма, прижимаемое послеливневой влагой, поползло между кустов только-только зацветающей сирени.
- Я вам не верю, товарищ полковник, то есть профессор, то есть... - хрипло сказал лейтенант. Он и правда, не мог, не хотел верить этому... Психронологу. Отказаться... Как можно отказаться от той, которую любишь?
- Хочешь проверить? - повернулся к Волкову Шпильрейн. - Могу обеспечить. Сам посмотришь на свое будущее.
Вместо ответа лейтенант снял пилотку, сжал ее в руке и обессиленно опустил голову. Спустя несколько томительных секунд глухо ответил:
- Конечно. Куда ехать?
- Зачем ехать? - удивился Шпильрейн. Откуда-то из тени скамейки он достал портфель, расстегнул его и достал часы-луковицу. На цепочке. Серебряные.
- Мне их, между прочим, Карл-Густав подарил, - похвастался Лев Моисеевич. - Тот самый!
- Маннергейм?
- Юнг! Он с моей сестрой Сабиной...
- Тоже двоюродной?
- Троюродной... Так вот, он с моей сестрой крутил, эмн... В общем, играли в доктора, да.
- К чему вы мне это рассказываете?
- Ни к чему. Просто хотел, чтобы вы обратили внимание на часы. Какие они серебряные, как блестят в лунном свете. Вы видите этот блеск, слышите позвякивание цепочки...
Голос Шпильрейна чуть понизился, а сам профессор словно превратился в мурлыкающего кота, внимательно и неотрывно глядя на лейтенанта странно расширившимися глазами:
- Алеша, ты ее любишь?
Левая нога лейтенанта непроизвольно затряслась и по коже побежали мурашки.
- Да, - твердо ответил он.
- И сможешь отказаться от нее? Чтобы она жила?
Он закусил губу. Закусил так, что во рту появился теплый, солоноватый вкус. Отказаться? Отказаться от своей женщины?
- Вы сказали, что она была... будет... беременна?
- Да, - спокойно ответил Шпильрейн, глядя куда-то в небо.
- И он... Она... Они погибнут?
- Да, - и новое облачко дыма, прижимаемое послеливневой влагой, поползло между кустов только-только зацветающей сирени.
- Я вам не верю, товарищ полковник, то есть профессор, то есть... - хрипло сказал лейтенант. Он и правда, не мог, не хотел верить этому... Психронологу. Отказаться... Как можно отказаться от той, которую любишь?
- Хочешь проверить? - повернулся к Волкову Шпильрейн. - Могу обеспечить. Сам посмотришь на свое будущее.
Вместо ответа лейтенант снял пилотку, сжал ее в руке и обессиленно опустил голову. Спустя несколько томительных секунд глухо ответил:
- Конечно. Куда ехать?
- Зачем ехать? - удивился Шпильрейн. Откуда-то из тени скамейки он достал портфель, расстегнул его и достал часы-луковицу. На цепочке. Серебряные.
- Мне их, между прочим, Карл-Густав подарил, - похвастался Лев Моисеевич. - Тот самый!
- Маннергейм?
- Юнг! Он с моей сестрой Сабиной...
- Тоже двоюродной?
- Троюродной... Так вот, он с моей сестрой крутил, эмн... В общем, играли в доктора, да.
- К чему вы мне это рассказываете?
- Ни к чему. Просто хотел, чтобы вы обратили внимание на часы. Какие они серебряные, как блестят в лунном свете. Вы видите этот блеск, слышите позвякивание цепочки...
Голос Шпильрейна чуть понизился, а сам профессор словно превратился в мурлыкающего кота, внимательно и неотрывно глядя на лейтенанта странно расширившимися глазами: