Она его поцеловала. На прощание.
Робко коснулась своими мягкими губами его губ. Обожгла сладким дыханием. Подарила самое светлое воспоминание, пожалуй, за всю его жизнь.
И видят боги, ему дико захотелось ее схватить и увезти с собой. Таких светлых людей нужно беречь. Оберегать неустанно и постоянно. Потому что их легко обидеть, причинить боль.
Но на поцелуй он не ответил, запретил себе. Только погладил нежную кожу щеки и подтолкнул по направлению к подъезду.
Возможно, следовало поступить по-другому.
Только это обозначало бы объяснить свои странности, сказать правду. И что-то он сомневается, что такая правда ей бы понравилась.
Она жестокость видела по телевизору, читала о ней в книгах. Знала, что люди могут быть животными, мразями. Но в своей жизни ни разу не сталкивалась с этим по-настоящему.
Вот пусть так и остается.
Так правильно.
А то, что у него сердце не на месте, и с каждым километром, отдаляющим его от Москвы, разрывается на части, - это ерунда, по сравнению с тем, через что он уже успел пройти.
Поворот ключа в замке, первый неуверенный шаг в новый дом.
Здесь светло и тихо. Спокойно.
Он разулся, сбросил верхнюю одежду и пошел на поиски своей семьи.
В гостиной увидел разбросанные по полу детские игрушки, на столике лежала пара книжек по развитию детей. Стало любопытно: кто таким чтивом увлекается, Димка или Ибрагим? Что-то ему подсказывало, что сумасшедший папаша.
Со стороны кухни послышались голоса и шорохи, Ромашка без задней мысли проследовал туда. И едва удержался от радостного клича амазонских вождей.
Влюбленные, что с них взять?
Полуголенькие и застигнутые на месте преступления. Ромка про себя смеялся. И радовался. Безумно.
Если уж Дима, у которой огромные проблемы с доверием, допустила мужа к телу, все, считай помирились и заживут в мире в самими собой и другими тоже.
Когда шел в комнату племяши, у него коленки подрагивали. От волнения и предвкушения.
Никогда и мысли не мелькало, стоит ли этот чудный карапуз всех тех жертв, смертей, крови. Никогда.
Но, лишь зайдя в светлую комнату, с кучей мягких дракончиков, понял: стоит.
Вот этот доверчивый серьезный взгляд, что пронизывает насквозь все тело и смотрит, кажется, в саму душу. Стоит! Каждой пролитой капельки крови. Каждой минуты боли и агонии.
Она его поцеловала. На прощание.
Робко коснулась своими мягкими губами его губ. Обожгла сладким дыханием. Подарила самое светлое воспоминание, пожалуй, за всю его жизнь.
И видят боги, ему дико захотелось ее схватить и увезти с собой. Таких светлых людей нужно беречь. Оберегать неустанно и постоянно. Потому что их легко обидеть, причинить боль.
Но на поцелуй он не ответил, запретил себе. Только погладил нежную кожу щеки и подтолкнул по направлению к подъезду.
Возможно, следовало поступить по-другому.
Только это обозначало бы объяснить свои странности, сказать правду. И что-то он сомневается, что такая правда ей бы понравилась.
Она жестокость видела по телевизору, читала о ней в книгах. Знала, что люди могут быть животными, мразями. Но в своей жизни ни разу не сталкивалась с этим по-настоящему.
Вот пусть так и остается.
Так правильно.
А то, что у него сердце не на месте, и с каждым километром, отдаляющим его от Москвы, разрывается на части, - это ерунда, по сравнению с тем, через что он уже успел пройти.
Поворот ключа в замке, первый неуверенный шаг в новый дом.
Здесь светло и тихо. Спокойно.
Он разулся, сбросил верхнюю одежду и пошел на поиски своей семьи.
В гостиной увидел разбросанные по полу детские игрушки, на столике лежала пара книжек по развитию детей. Стало любопытно: кто таким чтивом увлекается, Димка или Ибрагим? Что-то ему подсказывало, что сумасшедший папаша.
Со стороны кухни послышались голоса и шорохи, Ромашка без задней мысли проследовал туда. И едва удержался от радостного клича амазонских вождей.
Влюбленные, что с них взять?
Полуголенькие и застигнутые на месте преступления. Ромка про себя смеялся. И радовался. Безумно.
Если уж Дима, у которой огромные проблемы с доверием, допустила мужа к телу, все, считай помирились и заживут в мире в самими собой и другими тоже.
Когда шел в комнату племяши, у него коленки подрагивали. От волнения и предвкушения.
Никогда и мысли не мелькало, стоит ли этот чудный карапуз всех тех жертв, смертей, крови. Никогда.
Но, лишь зайдя в светлую комнату, с кучей мягких дракончиков, понял: стоит.
Вот этот доверчивый серьезный взгляд, что пронизывает насквозь все тело и смотрит, кажется, в саму душу. Стоит! Каждой пролитой капельки крови. Каждой минуты боли и агонии.