— Еще бы не скучно, — добродушно ответил Антон. — Он уже совсем не боялся этого человека, списав все увиденное этим вечером на некий странный обман чувств. — До свидания, — прибавил он уже вслед исчезающему во тьме охраннику.
Но тот ничего ему не ответил. «Вот уж дурак, — заругался на себя Антон, — и чего это мне взбрело в голову сидеть тут в кустах до полуночи, выслеживая этого старикашку. Ведь это абсолютно нормальный человек. Болтливый, правда немного, но это-то как раз и понятно. С его работой и не так по живым разговорам соскучишься». Тут наконец, где-то вдалеке едва заметно блеснули две круглые желтые фары. Потом пропали и затем появились снова. А еще через пару минут подъехал и сам автобус. Антон влез в него, купил у водителя билет и уселся на заднем сиденье. Автобус был совершенно пустой. «И все же, — продолжил он размышлять, — что же это я такое видел сегодня? Душу его или может так, мысли тайные или еще что. Может судьба у человека так выглядит, а может карма какая-нибудь? — Антон улыбнулся. — И как это он там сказал, — попытался он вспомнить, — что, вроде, сменщика ждет? Сменщика… — Антон насторожился, — да ведь не было в автобусе никакого сменщика. Да и вообще, какая смена посреди ночи? Сам-то он как отсюда выбираться станет». У Антона буквально похолодело сердце. И не столько даже оттого, что ничего подобного, о чем говорил охранник просто быть не могло, и не потому, что он сам вот так легко ему поверил. А потому, что охранник врал. Таким-то голосом, — врал. И это было просто ужасно. Антон вспомнил его голос: откровенный такой, мягкий, душевный. И вдруг — ложь. Нет, это было просто непостижимо. И страшно. Антон сам не заметил, как вышел на следующей остановке.
До склада, где так неожиданно долго задержался сегодня, ему пришлось добираться по сильно заросшей грунтовой дороге, которая шла вдоль территории кладбища. Антон изредка поглядывал на старую кладбищенскую ограду и на могилы, черневшие неопределенными прямоугольниками где-то там, вдалеке. Тишина вокруг была неимоверная. И только ночной ветер, теперь уже совсем без дождя, словно бы нехотя шевелил голые ветви деревьев да слегка пожухлую осеннюю траву. Расстояние между остановками здесь было весьма значительным, потому что простым людям среди всех этих пустырей вообще нечего было делать. Остановка, где он вышел сейчас, находилась прямо у главного входа на кладбище. То есть там, где люди чаще всего и ходили. А где вошел, — неподалеку от склада. Так что идти ему пришлось довольно долго, минут пятнадцать. Вот он уже увидел между деревьев белеющий вдалеке знакомый до боли бетонный забор, а вон там, чуть подальше, должны были быть и ворота склада. А еще… И тут произошло то, чего Антон даже сразу как-то и не разобрал. А тот или те, кто это совершил, посчитали за самое обыкновенное, почти рутинное, хладнокровно совершенное убийство.
Чудовищный по силе удар чем-то тупым, но при этом и довольно твердым обрушился сзади на затылок Антона, отчего он сначала невольно вскрикнул, а затем, как подкошенный упал плашмя вперед, уткнувшись лицом в мокрую пожухлую траву. Все это произошло так внезапно и быстро, что он совершенно потерялся, а оттого, не зная, что ему сейчас делать, так и остался лежать неподвижно.
— Ну что, дышит? — услышал он откуда-то сзади почти неразличимый тихий шепот. И тут же некто подошел к нему и поднес ладонь к лицу.
— Неа, готов, — произнес тот, кто как раз ладонь и подносил. — Я его со всей силы ударил. Никто бы не выжил. Так что все нормально.
— А крови нет? — снова поинтересовался первый.
— Неа, — так же коротко ответил второй. — Все чисто. Да ты не сомневайся. Что я, не впервой небось.
После этого две пары рук, очень крепко ухватили Антона за ноги и поволокли куда-то в сторону, по направлению к кладбищу. Потом были кусты, потом овраг, грязный, да еще и с глубокой лужей посередине. А потом опять трава. Антон спокойно наблюдал за всем этим. Он уже понял, что его хотели убить, а почему не убили, бог знает. Он ведь почувствовал удар и даже завалился вперед. Вот только боли почему-то не было. И голова совсем не кружилась. Что с ним, почему все так странно, он не знал. Но чтобы хоть как-то себя успокоить, все списал на некую очередную свою удивительную способность, которые открывались у него одна за одной вот уже в который раз. Он, конечно, догадался тогда, и затаил дыхание, когда тот, второй проверял умер он или нет. И вот сейчас он вел себя точно так же, как неживой, безвольно предоставляя этим двум субъектам полную свободу делать с ним все, что пожелают. Его протащили через какую-то дыру в ограде кладбища, благо что Антон был довольно худым человеком. Сами же злодеи, были вынуждены перелезать сверху. Потом пошли могилы с обеих сторон, потом склепы. Памятник небольшой, но интересный, потом опять могилы. И наконец асфальт. Злодеи вытащили тело Антона на дорогу и несколько десятков метров волокли прямо по ней. После чего затащили в какое-то темное сухое помещение, закрыли за собой дверь и бросили там. А сами, открыв другую дверь, зажгли в соседней комнате свет и на некоторое время отошли от дверного проема в сторону. Антон совсем чуть-чуть, чтобы никто на свету не заметил, приоткрыл один глаз.
Он увидел самую обыкновенную просторную комнату с одним прямоугольным окном с занавесками, столом посередине и заставленными всяким хламом стенными полками. Там находились разного вида таблички, по всей видимости для надгробий, искусственные цветы, большие папки с бумагами и рисунками (один такой рисунок красовался, высунувшись из папки почти наполовину) и прочие разнообразные предметы кладбищенского обихода. «Сторожка или домик рабочих и могильщиков», — подумал Антон. Он с интересом разглядывал все это убранство освещенной комнаты, не преминув скользнуть взглядом и по своей, неосвещенной. Его комната была скорее похожа на место, где хранили всякие инструменты. Лопаты, кирки и грабли. Здоровенная чугунная болванка, завернутая с одного края в мешковину, которой его, по всей видимости, и ударили по голове, лежала тут же.
Но вот наконец в освещенной комнате мелькнули и силуэты его обидчиков. Они явно ходили переодеваться, потому что выглядели сейчас вполне прилично. Без тех огромных плащей, ватников и кирзовых сапог, что были на них прежде. Одеты они были теперь в тщательно выстиранные и выглаженные синие комбинезоны, байковые рубашки и грубые, но чистые ботинки. Ни дать ни взять, образцовые работники сферы похоронных услуг. Лица у них были также чистые, видимо, после умывания. Оба они были какого-то неопределенного возраста, что-то между тридцатью и сорока годами. Один был кудрявый и худой, а второй такой же худой, но белобрысый.
— Ну что Ванек, — обратился белобрысый к кудрявому, — давай пить чаек, — он гоготнул.
— Давай давай, — ответил ему Иван, — чайник вскипит только, а у меня, сам знаешь, все остальное припасено.
Тут он вынул из брезентовой сумки, что была при нем, несколько аккуратно упакованных бумажных свертков и стал их медленно разворачивать. Там оказались бутерброды с колбасой, огурцы, вареные яйца и даже жареная курица.
— Во-от, — по-хозяйски произнес Иван, — вишь, сколько мне наготовили. Но я поделюсь с тобой, конечно, одному это не съесть. Вот только сахару у меня нет. Ты-то часом не взял?
— Есть, есть сахар, — ответил ему белобрысый, после чего полез поискать где-то по шкафам в дальнем углу комнаты, Антон не разобрал. — Вот, — произнес он с чувством, когда наконец нашел, что искал. — Сахарок, чтобы в ночь попить чаек, — он опять гоготнул.
— Давай давай, тащи его сюда, — ответил ему Иван.
Он к тому времени уже сходил за вскипевшим чайником и, насыпав в кружки чаю, стал наливать. Второй же с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Наконец все закончилось и оба злодея стали пить чай. На Антона они не обращали ровным счетом никакого внимания, словно это не только что убитый ими человек лежал сейчас у них в прихожей, а какой-то мешок картошки. Сам Антон все по-прежнему продолжал тихонько подглядывать за этой парочкой и по возможности все запоминать.
— Не знаю даже, — продолжил говорить белобрысый после долгой паузы, — ждать ли нам Степана Игнатьевича или так все оставить?
— Надо подождать, — ответил ему Ваня. — Ведь он сам же сказал, что ему этого надо, — тут кудрявый небрежно махнул рукой в сторону комнаты, где лежал Антон. — Что он ему и по какому делу, не знаю. Но только негоже тут у кладбища шляться по ночам, так я думаю. Плохие, знать, мысли были у человека. А может и выслеживал кого.
— Точно, точно, выслеживал, — согласился с ним белобрысый. — Мне Степан Игнатьевич сам рассказывал, что он тут за ним вечером еще следил. А потом ночью на остановке был, у нас вот вышел, а дальше, — он улыбнулся, — ты знаешь.
— Как же не знать, — ответил ему Ваня. Он, по-видимому, был немного слабоумным и поэтому говорил как-то тяжело и медленно. Все его фразы строились как каменные дома, увесисто, надежно, солидно. — Я же его и приголубил. Вот только Степушка все же не объяснил, что нам с ним теперь делать.
— Еще бы не скучно, — добродушно ответил Антон. — Он уже совсем не боялся этого человека, списав все увиденное этим вечером на некий странный обман чувств. — До свидания, — прибавил он уже вслед исчезающему во тьме охраннику.
Но тот ничего ему не ответил. «Вот уж дурак, — заругался на себя Антон, — и чего это мне взбрело в голову сидеть тут в кустах до полуночи, выслеживая этого старикашку. Ведь это абсолютно нормальный человек. Болтливый, правда немного, но это-то как раз и понятно. С его работой и не так по живым разговорам соскучишься». Тут наконец, где-то вдалеке едва заметно блеснули две круглые желтые фары. Потом пропали и затем появились снова. А еще через пару минут подъехал и сам автобус. Антон влез в него, купил у водителя билет и уселся на заднем сиденье. Автобус был совершенно пустой. «И все же, — продолжил он размышлять, — что же это я такое видел сегодня? Душу его или может так, мысли тайные или еще что. Может судьба у человека так выглядит, а может карма какая-нибудь? — Антон улыбнулся. — И как это он там сказал, — попытался он вспомнить, — что, вроде, сменщика ждет? Сменщика… — Антон насторожился, — да ведь не было в автобусе никакого сменщика. Да и вообще, какая смена посреди ночи? Сам-то он как отсюда выбираться станет». У Антона буквально похолодело сердце. И не столько даже оттого, что ничего подобного, о чем говорил охранник просто быть не могло, и не потому, что он сам вот так легко ему поверил. А потому, что охранник врал. Таким-то голосом, — врал. И это было просто ужасно. Антон вспомнил его голос: откровенный такой, мягкий, душевный. И вдруг — ложь. Нет, это было просто непостижимо. И страшно. Антон сам не заметил, как вышел на следующей остановке.
До склада, где так неожиданно долго задержался сегодня, ему пришлось добираться по сильно заросшей грунтовой дороге, которая шла вдоль территории кладбища. Антон изредка поглядывал на старую кладбищенскую ограду и на могилы, черневшие неопределенными прямоугольниками где-то там, вдалеке. Тишина вокруг была неимоверная. И только ночной ветер, теперь уже совсем без дождя, словно бы нехотя шевелил голые ветви деревьев да слегка пожухлую осеннюю траву. Расстояние между остановками здесь было весьма значительным, потому что простым людям среди всех этих пустырей вообще нечего было делать. Остановка, где он вышел сейчас, находилась прямо у главного входа на кладбище. То есть там, где люди чаще всего и ходили. А где вошел, — неподалеку от склада. Так что идти ему пришлось довольно долго, минут пятнадцать. Вот он уже увидел между деревьев белеющий вдалеке знакомый до боли бетонный забор, а вон там, чуть подальше, должны были быть и ворота склада. А еще… И тут произошло то, чего Антон даже сразу как-то и не разобрал. А тот или те, кто это совершил, посчитали за самое обыкновенное, почти рутинное, хладнокровно совершенное убийство.
Чудовищный по силе удар чем-то тупым, но при этом и довольно твердым обрушился сзади на затылок Антона, отчего он сначала невольно вскрикнул, а затем, как подкошенный упал плашмя вперед, уткнувшись лицом в мокрую пожухлую траву. Все это произошло так внезапно и быстро, что он совершенно потерялся, а оттого, не зная, что ему сейчас делать, так и остался лежать неподвижно.
— Ну что, дышит? — услышал он откуда-то сзади почти неразличимый тихий шепот. И тут же некто подошел к нему и поднес ладонь к лицу.
— Неа, готов, — произнес тот, кто как раз ладонь и подносил. — Я его со всей силы ударил. Никто бы не выжил. Так что все нормально.
— А крови нет? — снова поинтересовался первый.
— Неа, — так же коротко ответил второй. — Все чисто. Да ты не сомневайся. Что я, не впервой небось.
После этого две пары рук, очень крепко ухватили Антона за ноги и поволокли куда-то в сторону, по направлению к кладбищу. Потом были кусты, потом овраг, грязный, да еще и с глубокой лужей посередине. А потом опять трава. Антон спокойно наблюдал за всем этим. Он уже понял, что его хотели убить, а почему не убили, бог знает. Он ведь почувствовал удар и даже завалился вперед. Вот только боли почему-то не было. И голова совсем не кружилась. Что с ним, почему все так странно, он не знал. Но чтобы хоть как-то себя успокоить, все списал на некую очередную свою удивительную способность, которые открывались у него одна за одной вот уже в который раз. Он, конечно, догадался тогда, и затаил дыхание, когда тот, второй проверял умер он или нет. И вот сейчас он вел себя точно так же, как неживой, безвольно предоставляя этим двум субъектам полную свободу делать с ним все, что пожелают. Его протащили через какую-то дыру в ограде кладбища, благо что Антон был довольно худым человеком. Сами же злодеи, были вынуждены перелезать сверху. Потом пошли могилы с обеих сторон, потом склепы. Памятник небольшой, но интересный, потом опять могилы. И наконец асфальт. Злодеи вытащили тело Антона на дорогу и несколько десятков метров волокли прямо по ней. После чего затащили в какое-то темное сухое помещение, закрыли за собой дверь и бросили там. А сами, открыв другую дверь, зажгли в соседней комнате свет и на некоторое время отошли от дверного проема в сторону. Антон совсем чуть-чуть, чтобы никто на свету не заметил, приоткрыл один глаз.
Он увидел самую обыкновенную просторную комнату с одним прямоугольным окном с занавесками, столом посередине и заставленными всяким хламом стенными полками. Там находились разного вида таблички, по всей видимости для надгробий, искусственные цветы, большие папки с бумагами и рисунками (один такой рисунок красовался, высунувшись из папки почти наполовину) и прочие разнообразные предметы кладбищенского обихода. «Сторожка или домик рабочих и могильщиков», — подумал Антон. Он с интересом разглядывал все это убранство освещенной комнаты, не преминув скользнуть взглядом и по своей, неосвещенной. Его комната была скорее похожа на место, где хранили всякие инструменты. Лопаты, кирки и грабли. Здоровенная чугунная болванка, завернутая с одного края в мешковину, которой его, по всей видимости, и ударили по голове, лежала тут же.
Но вот наконец в освещенной комнате мелькнули и силуэты его обидчиков. Они явно ходили переодеваться, потому что выглядели сейчас вполне прилично. Без тех огромных плащей, ватников и кирзовых сапог, что были на них прежде. Одеты они были теперь в тщательно выстиранные и выглаженные синие комбинезоны, байковые рубашки и грубые, но чистые ботинки. Ни дать ни взять, образцовые работники сферы похоронных услуг. Лица у них были также чистые, видимо, после умывания. Оба они были какого-то неопределенного возраста, что-то между тридцатью и сорока годами. Один был кудрявый и худой, а второй такой же худой, но белобрысый.
— Ну что Ванек, — обратился белобрысый к кудрявому, — давай пить чаек, — он гоготнул.
— Давай давай, — ответил ему Иван, — чайник вскипит только, а у меня, сам знаешь, все остальное припасено.
Тут он вынул из брезентовой сумки, что была при нем, несколько аккуратно упакованных бумажных свертков и стал их медленно разворачивать. Там оказались бутерброды с колбасой, огурцы, вареные яйца и даже жареная курица.
— Во-от, — по-хозяйски произнес Иван, — вишь, сколько мне наготовили. Но я поделюсь с тобой, конечно, одному это не съесть. Вот только сахару у меня нет. Ты-то часом не взял?
— Есть, есть сахар, — ответил ему белобрысый, после чего полез поискать где-то по шкафам в дальнем углу комнаты, Антон не разобрал. — Вот, — произнес он с чувством, когда наконец нашел, что искал. — Сахарок, чтобы в ночь попить чаек, — он опять гоготнул.
— Давай давай, тащи его сюда, — ответил ему Иван.
Он к тому времени уже сходил за вскипевшим чайником и, насыпав в кружки чаю, стал наливать. Второй же с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Наконец все закончилось и оба злодея стали пить чай. На Антона они не обращали ровным счетом никакого внимания, словно это не только что убитый ими человек лежал сейчас у них в прихожей, а какой-то мешок картошки. Сам Антон все по-прежнему продолжал тихонько подглядывать за этой парочкой и по возможности все запоминать.
— Не знаю даже, — продолжил говорить белобрысый после долгой паузы, — ждать ли нам Степана Игнатьевича или так все оставить?
— Надо подождать, — ответил ему Ваня. — Ведь он сам же сказал, что ему этого надо, — тут кудрявый небрежно махнул рукой в сторону комнаты, где лежал Антон. — Что он ему и по какому делу, не знаю. Но только негоже тут у кладбища шляться по ночам, так я думаю. Плохие, знать, мысли были у человека. А может и выслеживал кого.
— Точно, точно, выслеживал, — согласился с ним белобрысый. — Мне Степан Игнатьевич сам рассказывал, что он тут за ним вечером еще следил. А потом ночью на остановке был, у нас вот вышел, а дальше, — он улыбнулся, — ты знаешь.
— Как же не знать, — ответил ему Ваня. Он, по-видимому, был немного слабоумным и поэтому говорил как-то тяжело и медленно. Все его фразы строились как каменные дома, увесисто, надежно, солидно. — Я же его и приголубил. Вот только Степушка все же не объяснил, что нам с ним теперь делать.