— Маловероятно, что первое собрание приведет к заключению договора, — добродушно сказал Юен. — Возможно, теперь, когда вся злость была выплеснута, если можно так выразиться, могут начаться настоящие переговоры.
— И мы избежали очевидной революции фейри, — произнесла моя мама, присев на подлокотник кресла папы. — Дважды за два дня мы видели Клаудию в ее наряде.
— Я мог бы обойтись и без второго раза, — проговорил папа и посмотрел на Юена. — Что думаешь?
— Она хочет, чтобы ее считали влиятельной, — ответил Юен. — Стоящей у власти и важной частью руководства города.
— Разительная перемена по сравнению с их прежней позицией, — сухо произнес мой папа.
— С чего бы фейри считать, что переговоры — это какой-то заговор? — поинтересовалась я.
— Клаудия неуравновешенная, — ответила мама. — И уже очень долгое время.
— Но зачем внезапно врываться? — спросил Юен.
— На протяжении многих лет не было такого масштабного собрания вампиров, — сказал папа. — Возможно, фейри увидели в этом угрозу.
Мама нахмурилась.
— Но почему было не сказать что-нибудь на этапе планирования, или напасть во время приема, или вообще попытаться предотвратить встречу?
Папа кивнул.
— Фейри всегда были эгоистичны, но это было на удивление избирательно. Как будто они только сегодня разгадали наш злодейский план.
— Возможно, масштаб проблемы больше, — сказал Юен. — Их магия снова угасает. — Он взглянул на меня. — Ты знаешь о Сорше? Об Эгрегоре?
Слово поразило меня, как гром среди ясного неба.
— Знаю, — удалось ответить мне, выдавив слово из напряженных легких.
— Прошло два десятилетия с тех пор, как город захлестнула магия, — сказал Юен, — и она большей частью рассеялась. Чикаго снова почти достиг отметки, с магической точки зрения. Озабоченность тем, что она снова исчезнет, могла спровоцировать их внезапный интерес — и страх, что их оттеснят вампиры.
— А что насчет Руадана? — спросила я.
— Мы мало о нем знаем, — ответил Юен. — Насколько мы понимаем, ему двадцать два или двадцать три года, он родился после нападения Сорши. За это время родилось несколько десятков фейри, и мы считаем, что это первый раз, когда фейри зачали детей в Соединенных Штатах.
— Сколько Клаудии лет? — спросила я, вспомнив об интересе Руадана к ней, романтическом или еще каком.
— Она старше, чем я, — ответил мой папа с блеском в глазах, напомнив мне, что ему было почти четыреста, а маме двадцать восемь, когда они сошлись. Я не хочу слишком в это вдумываться.
— Сегодня она выглядела старше, чем раньше, — сказала я. — Износилась по краям.
— Маловероятно, что первое собрание приведет к заключению договора, — добродушно сказал Юен. — Возможно, теперь, когда вся злость была выплеснута, если можно так выразиться, могут начаться настоящие переговоры.
— И мы избежали очевидной революции фейри, — произнесла моя мама, присев на подлокотник кресла папы. — Дважды за два дня мы видели Клаудию в ее наряде.
— Я мог бы обойтись и без второго раза, — проговорил папа и посмотрел на Юена. — Что думаешь?
— Она хочет, чтобы ее считали влиятельной, — ответил Юен. — Стоящей у власти и важной частью руководства города.
— Разительная перемена по сравнению с их прежней позицией, — сухо произнес мой папа.
— С чего бы фейри считать, что переговоры — это какой-то заговор? — поинтересовалась я.
— Клаудия неуравновешенная, — ответила мама. — И уже очень долгое время.
— Но зачем внезапно врываться? — спросил Юен.
— На протяжении многих лет не было такого масштабного собрания вампиров, — сказал папа. — Возможно, фейри увидели в этом угрозу.
Мама нахмурилась.
— Но почему было не сказать что-нибудь на этапе планирования, или напасть во время приема, или вообще попытаться предотвратить встречу?
Папа кивнул.
— Фейри всегда были эгоистичны, но это было на удивление избирательно. Как будто они только сегодня разгадали наш злодейский план.
— Возможно, масштаб проблемы больше, — сказал Юен. — Их магия снова угасает. — Он взглянул на меня. — Ты знаешь о Сорше? Об Эгрегоре?
Слово поразило меня, как гром среди ясного неба.
— Знаю, — удалось ответить мне, выдавив слово из напряженных легких.
— Прошло два десятилетия с тех пор, как город захлестнула магия, — сказал Юен, — и она большей частью рассеялась. Чикаго снова почти достиг отметки, с магической точки зрения. Озабоченность тем, что она снова исчезнет, могла спровоцировать их внезапный интерес — и страх, что их оттеснят вампиры.
— А что насчет Руадана? — спросила я.
— Мы мало о нем знаем, — ответил Юен. — Насколько мы понимаем, ему двадцать два или двадцать три года, он родился после нападения Сорши. За это время родилось несколько десятков фейри, и мы считаем, что это первый раз, когда фейри зачали детей в Соединенных Штатах.
— Сколько Клаудии лет? — спросила я, вспомнив об интересе Руадана к ней, романтическом или еще каком.
— Она старше, чем я, — ответил мой папа с блеском в глазах, напомнив мне, что ему было почти четыреста, а маме двадцать восемь, когда они сошлись. Я не хочу слишком в это вдумываться.
— Сегодня она выглядела старше, чем раньше, — сказала я. — Износилась по краям.