— Ну не скажи... — возразил было сосед, но увидев, как мимо промкомбинатовской мастерской на велосипеде проехала Клава, засуетился, кинулся к калитке, лицо у него вмиг приняло озабоченное выражение:
— Мать честная, забыл овцам воды принести... Сейчас подымет хай!
Я понял, что на свежем воздухе мне нынче не поработать, да и потом из-за бора наползали туманные неясные облака, ветер старался вырвать из папок листы, пух одуванчиков лез в нос, глаза, забивал механизм пишущей машинки. Рассказ соседа, видно, не только меня, а и Гену вывел из состояния душевного равновесия. Он закурил вторую сигарету подряд, пилу прислонил к яблоневому стволу. Работал он в огороде в одних трусах, однако ноги гораздо меньше загорели, чем спина, плечи, руки. На голову Гена даже в самый солнцепек ничего не надевал: волосы у него еще густые, хотя со лба несколько отступили.
— Ну, дачница — понятно, она, говорят, и впрямь была ненормальная, а вот парень с какой стати повесился? — конкретно не обращаясь ко мне, рассуждал Козлин. — Как это пишут в книгах? Жизнь — это самая большая драгоценность, она неповторимая для каждого человека. А тут не из-за чего голову в петлю!
Жизнь, смерть, любовь — вот три кита, на которых держится все человечество. Мысли о смысле жизни, любви, смерти часто приходят мне в голову, да и в книгах своих я об этом много рассуждаю. Перед каждым мыслящим человеком рано или поздно, чаще всего поздно, встают сакраментальные вопросы: зачем ты появился на свет? Для чего был предназначен в этой быстротечной жизни? Любил ли ты кого-нибудь по-настоящему? И любили ли тебя? И вообще, какое место создателем было тебе отведено на земле? На своем ли ты месте прожил подаренную тебе жизнь или захватил чужое? Ошибка ты природы или ее порождение? И чего ты больше людям, земле принес: добра или зла? Ученые утверждают, что любая тварь, появившаяся на земле или в воде, имеет свое предназначение. Даже клоп, комар, мышь и крыса — самые отвратительные порождения природы для человека. Вот-вот — для человека!
А для вечного круговорота они, может, нужны. Одно дело — человек умирает с сознанием исполненного долга на земле, так умирают великие писатели, ученые, философы, гении, конечно, если они дожили до преклонных лет и успели беспристрастно оценить созданное ими на века, для многих поколений. А что чувствует на пороге небытия обыкновенный рядовой человек, ничего значительного не создавший за свою даже долгую жизнь? Какие мысли терзают его? Великих людей в мире не так уж и много, а гениев вообще единицы! И вместе с тем одни гении не смогли бы сделать то, что совершило за историю своего существования все человечество. Все гении мира с момента зарождения цивилизации не смогли бы сложить даже одну самую небольшую египетскую пирамиду. Значит, каждый человек на земле так или иначе выполняет свою миссию. Гении дают идеи, а обыкновенные люди их осуществляют, гении — это мозг человечества, а остальные — все то, что мозг приводит в движение. Одно без другого не может существовать.
Пчелы в улье или муравьи в муравейнике не задумываются, для чего они нарождаются на белый свет. Появившись, они сразу же начинают выполнять свою работу, заложенную природой в их гены. А человек? Так ли поступает он? Всегда ли прислушивается к своим генам?
Мне не верится, что природой закладываются еще до рождения человека гены воровства, убийства, стяжательства, подлости, коварства... Природа от этого ничего не выигрывает, как и человечество. Ведь самые страшные, кровожадные хищники ради только одной жажды убийства не нападут на другое животное, тем более на человека. Известны случаи, когда тигры, львы, даже слоны нападали на людей и убивали их, но потом выяснялось, что виноват в этом сам человек, нанесший в свое время обиду тому или иному зверю. А просто убийцей не рождается даже самый опасный хищник, для которого убийство — средство выживания.
У людей и тут иначе: существуют наемники, которые за деньги убивают других людей, к которым не питают никакой ненависти. Существуют гангстерские организации, где выдается ордер на убийство, так же, как наряд на любую другую работу. А торговцы наркотиками? И человек хладнокровно убивает другого человека, который не сделал ему ничего дурного. Убивает, как если бы он убивал на бойне корову или свинью. А ведь это чуждо природе человека разумного. Издревле люди не любили палачей, хотя и признавали их необходимость; сторонились их, не хотели жить под одной крышей, даже на одной улице...
Что чувствует убийца, вор, преступник на смертном одре? Ведь все то, что он «заработал» своим черным делом, не возьмешь на тот свет. Есть ли у этих отбросов человеческого общества какие-либо мысли, хотя бы элементарное раскаяние? Ведь на пороге смерти любой человек не лжет ни себе, ни другим. И больше не притворяется. Даже самые убежденные неверующие где-то в глубине души надеются, уходя из жизни, возродиться в иной, потусторонней... Что думали перед своей кончиной Тамерлан, Иван Грозный, Гитлер, Сталин? Эти люди уничтожили миллионы других людей, а ведь, занимая такие высокие должности, они могли и творить добро! Почему же злое начало победило в них? Не сами они страшны, а страшно их окружение, которое помогает им осуществлять самые их черные замыслы. А вот об окружении как-то не принято говорить: в отличие от лидеров, помощники не любят высовываться на первый план, они действуют исподтишка. Разоблачается лидер, а его помощники, а их была тьма, остаются в стороне, уходят в подполье. Как рыбы-прилипалы, ждут нового «хозяина», к которому можно будет снова присосаться.
Иногда, бродя по городу, я ловлю себя на мысли, что шагаю по праху, сокрытому под асфальтом. Сколько жило людей до меня! И где они? Где все те, чьи могилы стерты с лица земли? Они прах под нашими ногами. Если бы каждому умершему ставили памятник, или хотя бы сохраняли могилу, то вся земля была бы одним гигантским кладбищем. Поэтому каждому из нас нужно помнить, что мы ступаем по праху живших до нас. И нужно готовить себя к тому, что и мы через века станем прахом под чьими-то ногами... А может, и гораздо раньше. Людям свойственно очень быстро забывать умерших, за исключением лишь тех, о которых напоминают тебе каждый день.
Рядом с тобой живет человек, у которого все есть, а у тебя и сотой доли нет такого. Не отсюда ли начинается зависть? Одному природа дала многое, а другому почти ничего. Вот и есть повод для ненависти. Один родился в бедной семье, другой — в богатой. Одному нужно всего самому добиваться в жизни, а другому от рождения все уже предоставлено...
Всем этим умело пользовались во все века политики, тираны, деспоты. Они натравливали недовольных на своих врагов, обещая всех уравнять в правах. А ведь уравниловка — это мечта бездарей, бездельников, тунеядцев! Все заработанное другими отобрать и поделить поровну. Разве не заманчиво? Почти всякая революция начиналась с возбуждения самых низменных инстинктов масс, обещаний, которые потом никогда не выполнялись, а если что и давали сразу, то позже постепенно отбирали. Те, кто призывал к уравниловке, никогда ее не потерпят для себя, придя к власти.
Человек не знает себя, об этом твердят нам уже века гениальные писатели, философы, а раз не знает, то и претендует на гораздо большее, чем он заслуживает. Ни одна пчела в улье не зарится на могущество матки, рабочая пчела не завидует пчеле-разведчице. В улье все упорядочено и никаких революций не бывает. И быть не может, потому что тогда погибнет весь улей. Человек же может разорить всю землю, взорвать ее, погибнуть вместе с нею... Вот тут чего-то великий зодчий — природа не доучла. Ни одно стихийное бедствие, вплоть до космической катастрофы небольшого масштаба, не принесло нашей планете столько вреда, сколько принес цивилизованный человек. Тот самый человек, который рядом со львом — дрожащий ягненок, когда он безоружен, а рядом с китом — букашка. А вот поди ж ты, почти полностью выбил львов, тигров, слонов, китов... Уничтожает леса, губит реки, озера, жизнь океана под угрозой. Истончился благодаря деятельности человека защищающий от солнечной радиации миллионы лет нашу планету озоновый слой, годы не затягивается над Антарктидой воздушная дыра. Если так дело пойдет и дальше, то, как предрекают ученые, наступит не библейский, а самый настоящий конец света — погибнет все живое на земле. Я уже не говорю о страшной катастрофе, которая ожидает человечество, развяжись ядерная война...
Я гоню прочь мрачные мысли: кругом такая благодать, солнце радушно сияет на чистом небе, невидимые в ветвях, поют птицы, ослепительно-белая чайка совершает неторопливые круги над малым озером, в камышах крякает утка. Не хочется даже думать, что весь этот прекрасный мир вдруг рухнет и исчезнет. Раз люди отдают себе отчет в том, что стремительно развивающаяся цивилизация наносит все больший невосполнимый урон планете, значит, сумеют они найти и способы, чтобы остановить гибель планеты.
Гена откладывает ножовку в сторону, закуривает, такой замечательный воздух, пахнет молодым клейким листом, клевером, полевыми цветами, а он — отравляет легкие никотином! Причем я вижу, он все делает автоматически: достает сигареты из кармашка брошенной возле яблони рубашки, чиркает спичкой, глубоко затягивается, а глаза его устремлены на дорогу, по которой пылит в нашу сторону черная «Волга». Я тоже бросаю на нее взгляд и тут же отвожу: машины часто проезжают мимо нашего дома на турбазу, которая неподалеку. На черных «Волгах» приезжают начальники из Великих Лук или Невеля. Приезжают они и не только на турбазу, а и в пионерлагеря, которых в округе немало, на строительство новых турбаз и лагерей. Место наше считается курортным, и городские организации выколачивают себе участки и строятся, строятся... Скоро в лесу на один гриб будет по три грибника. Рыбу в окрестных озерах уже порядком повыловили. Раньше приезжали на турбазы с бутылками и закусками, а теперь — с удочками и сетями. И промысловики каждый год совершают массированные налеты на озера. Эти неводом выгребают даже мальков — и с неделю пируют на берегу вороны и коршуны. Гена на что опытный рыболов, а и то на ближайшие озера не ездит, говорит, мелочь одна осталась. Крупную рыбину можно взять только сетью, да и то не каждый раз.
Между тем черная «Волга» подрулила к нашему дому, остановилась, из кабины вылез... Алексей Павлович Термитников. Я глазам своим не поверил! Мой старинный приятель в песочного цвета куртке и фирменных джинсах и кроссовках, улыбаясь, шел к нашей калитке. Шофер подал «Волгу» поближе к забору, чтобы не занимать проезжую часть. На боках и капоте машины — серая пыль.
— Вот где ты окопался в своем поместье! — издали приветствовал меня Алексей Павлович. — Настоящий Троекуров! Помещик!
Я пошел ему навстречу, улыбка растянула и мои губы, вот уж кого я не ожидал здесь увидеть, так это Термитникова! Правда, в Ленинграде я не раз приглашал его сюда, мол, отдохнешь, порыбачишь, осенью грибов в наших лесах навалом... Это я, конечно, преувеличивал, белых грибов в борах было мало, зато черных груздей и сыроежек — пропасть, в иной год можно было, как говаривал Гена Козлин, косой косить.
Мы обнялись, расцеловались. От Алексея Павловича чуть ощутимо пахнуло коньяком. Сильно поредевшие и почти совсем белые волосы его далеко отступили от крутого широкого лба, лицо же было на удивление моложавым, розовым, серые небольшие глаза весело поблескивали.
— В отпуск? — поинтересовался я. — Рад тебя видеть!
— Красота-то какая тут у тебя, Андрей! — оглядывая с нашего пригорка окрестности, негромко проговорил мой приятель. — Да и пока ехал к тебе, не мог налюбоваться на сосновые боры, озера...
— Ну не скажи... — возразил было сосед, но увидев, как мимо промкомбинатовской мастерской на велосипеде проехала Клава, засуетился, кинулся к калитке, лицо у него вмиг приняло озабоченное выражение:
— Мать честная, забыл овцам воды принести... Сейчас подымет хай!
Я понял, что на свежем воздухе мне нынче не поработать, да и потом из-за бора наползали туманные неясные облака, ветер старался вырвать из папок листы, пух одуванчиков лез в нос, глаза, забивал механизм пишущей машинки. Рассказ соседа, видно, не только меня, а и Гену вывел из состояния душевного равновесия. Он закурил вторую сигарету подряд, пилу прислонил к яблоневому стволу. Работал он в огороде в одних трусах, однако ноги гораздо меньше загорели, чем спина, плечи, руки. На голову Гена даже в самый солнцепек ничего не надевал: волосы у него еще густые, хотя со лба несколько отступили.
— Ну, дачница — понятно, она, говорят, и впрямь была ненормальная, а вот парень с какой стати повесился? — конкретно не обращаясь ко мне, рассуждал Козлин. — Как это пишут в книгах? Жизнь — это самая большая драгоценность, она неповторимая для каждого человека. А тут не из-за чего голову в петлю!
Жизнь, смерть, любовь — вот три кита, на которых держится все человечество. Мысли о смысле жизни, любви, смерти часто приходят мне в голову, да и в книгах своих я об этом много рассуждаю. Перед каждым мыслящим человеком рано или поздно, чаще всего поздно, встают сакраментальные вопросы: зачем ты появился на свет? Для чего был предназначен в этой быстротечной жизни? Любил ли ты кого-нибудь по-настоящему? И любили ли тебя? И вообще, какое место создателем было тебе отведено на земле? На своем ли ты месте прожил подаренную тебе жизнь или захватил чужое? Ошибка ты природы или ее порождение? И чего ты больше людям, земле принес: добра или зла? Ученые утверждают, что любая тварь, появившаяся на земле или в воде, имеет свое предназначение. Даже клоп, комар, мышь и крыса — самые отвратительные порождения природы для человека. Вот-вот — для человека!
А для вечного круговорота они, может, нужны. Одно дело — человек умирает с сознанием исполненного долга на земле, так умирают великие писатели, ученые, философы, гении, конечно, если они дожили до преклонных лет и успели беспристрастно оценить созданное ими на века, для многих поколений. А что чувствует на пороге небытия обыкновенный рядовой человек, ничего значительного не создавший за свою даже долгую жизнь? Какие мысли терзают его? Великих людей в мире не так уж и много, а гениев вообще единицы! И вместе с тем одни гении не смогли бы сделать то, что совершило за историю своего существования все человечество. Все гении мира с момента зарождения цивилизации не смогли бы сложить даже одну самую небольшую египетскую пирамиду. Значит, каждый человек на земле так или иначе выполняет свою миссию. Гении дают идеи, а обыкновенные люди их осуществляют, гении — это мозг человечества, а остальные — все то, что мозг приводит в движение. Одно без другого не может существовать.
Пчелы в улье или муравьи в муравейнике не задумываются, для чего они нарождаются на белый свет. Появившись, они сразу же начинают выполнять свою работу, заложенную природой в их гены. А человек? Так ли поступает он? Всегда ли прислушивается к своим генам?
Мне не верится, что природой закладываются еще до рождения человека гены воровства, убийства, стяжательства, подлости, коварства... Природа от этого ничего не выигрывает, как и человечество. Ведь самые страшные, кровожадные хищники ради только одной жажды убийства не нападут на другое животное, тем более на человека. Известны случаи, когда тигры, львы, даже слоны нападали на людей и убивали их, но потом выяснялось, что виноват в этом сам человек, нанесший в свое время обиду тому или иному зверю. А просто убийцей не рождается даже самый опасный хищник, для которого убийство — средство выживания.
У людей и тут иначе: существуют наемники, которые за деньги убивают других людей, к которым не питают никакой ненависти. Существуют гангстерские организации, где выдается ордер на убийство, так же, как наряд на любую другую работу. А торговцы наркотиками? И человек хладнокровно убивает другого человека, который не сделал ему ничего дурного. Убивает, как если бы он убивал на бойне корову или свинью. А ведь это чуждо природе человека разумного. Издревле люди не любили палачей, хотя и признавали их необходимость; сторонились их, не хотели жить под одной крышей, даже на одной улице...
Что чувствует убийца, вор, преступник на смертном одре? Ведь все то, что он «заработал» своим черным делом, не возьмешь на тот свет. Есть ли у этих отбросов человеческого общества какие-либо мысли, хотя бы элементарное раскаяние? Ведь на пороге смерти любой человек не лжет ни себе, ни другим. И больше не притворяется. Даже самые убежденные неверующие где-то в глубине души надеются, уходя из жизни, возродиться в иной, потусторонней... Что думали перед своей кончиной Тамерлан, Иван Грозный, Гитлер, Сталин? Эти люди уничтожили миллионы других людей, а ведь, занимая такие высокие должности, они могли и творить добро! Почему же злое начало победило в них? Не сами они страшны, а страшно их окружение, которое помогает им осуществлять самые их черные замыслы. А вот об окружении как-то не принято говорить: в отличие от лидеров, помощники не любят высовываться на первый план, они действуют исподтишка. Разоблачается лидер, а его помощники, а их была тьма, остаются в стороне, уходят в подполье. Как рыбы-прилипалы, ждут нового «хозяина», к которому можно будет снова присосаться.
Иногда, бродя по городу, я ловлю себя на мысли, что шагаю по праху, сокрытому под асфальтом. Сколько жило людей до меня! И где они? Где все те, чьи могилы стерты с лица земли? Они прах под нашими ногами. Если бы каждому умершему ставили памятник, или хотя бы сохраняли могилу, то вся земля была бы одним гигантским кладбищем. Поэтому каждому из нас нужно помнить, что мы ступаем по праху живших до нас. И нужно готовить себя к тому, что и мы через века станем прахом под чьими-то ногами... А может, и гораздо раньше. Людям свойственно очень быстро забывать умерших, за исключением лишь тех, о которых напоминают тебе каждый день.
Рядом с тобой живет человек, у которого все есть, а у тебя и сотой доли нет такого. Не отсюда ли начинается зависть? Одному природа дала многое, а другому почти ничего. Вот и есть повод для ненависти. Один родился в бедной семье, другой — в богатой. Одному нужно всего самому добиваться в жизни, а другому от рождения все уже предоставлено...
Всем этим умело пользовались во все века политики, тираны, деспоты. Они натравливали недовольных на своих врагов, обещая всех уравнять в правах. А ведь уравниловка — это мечта бездарей, бездельников, тунеядцев! Все заработанное другими отобрать и поделить поровну. Разве не заманчиво? Почти всякая революция начиналась с возбуждения самых низменных инстинктов масс, обещаний, которые потом никогда не выполнялись, а если что и давали сразу, то позже постепенно отбирали. Те, кто призывал к уравниловке, никогда ее не потерпят для себя, придя к власти.
Человек не знает себя, об этом твердят нам уже века гениальные писатели, философы, а раз не знает, то и претендует на гораздо большее, чем он заслуживает. Ни одна пчела в улье не зарится на могущество матки, рабочая пчела не завидует пчеле-разведчице. В улье все упорядочено и никаких революций не бывает. И быть не может, потому что тогда погибнет весь улей. Человек же может разорить всю землю, взорвать ее, погибнуть вместе с нею... Вот тут чего-то великий зодчий — природа не доучла. Ни одно стихийное бедствие, вплоть до космической катастрофы небольшого масштаба, не принесло нашей планете столько вреда, сколько принес цивилизованный человек. Тот самый человек, который рядом со львом — дрожащий ягненок, когда он безоружен, а рядом с китом — букашка. А вот поди ж ты, почти полностью выбил львов, тигров, слонов, китов... Уничтожает леса, губит реки, озера, жизнь океана под угрозой. Истончился благодаря деятельности человека защищающий от солнечной радиации миллионы лет нашу планету озоновый слой, годы не затягивается над Антарктидой воздушная дыра. Если так дело пойдет и дальше, то, как предрекают ученые, наступит не библейский, а самый настоящий конец света — погибнет все живое на земле. Я уже не говорю о страшной катастрофе, которая ожидает человечество, развяжись ядерная война...
Я гоню прочь мрачные мысли: кругом такая благодать, солнце радушно сияет на чистом небе, невидимые в ветвях, поют птицы, ослепительно-белая чайка совершает неторопливые круги над малым озером, в камышах крякает утка. Не хочется даже думать, что весь этот прекрасный мир вдруг рухнет и исчезнет. Раз люди отдают себе отчет в том, что стремительно развивающаяся цивилизация наносит все больший невосполнимый урон планете, значит, сумеют они найти и способы, чтобы остановить гибель планеты.
Гена откладывает ножовку в сторону, закуривает, такой замечательный воздух, пахнет молодым клейким листом, клевером, полевыми цветами, а он — отравляет легкие никотином! Причем я вижу, он все делает автоматически: достает сигареты из кармашка брошенной возле яблони рубашки, чиркает спичкой, глубоко затягивается, а глаза его устремлены на дорогу, по которой пылит в нашу сторону черная «Волга». Я тоже бросаю на нее взгляд и тут же отвожу: машины часто проезжают мимо нашего дома на турбазу, которая неподалеку. На черных «Волгах» приезжают начальники из Великих Лук или Невеля. Приезжают они и не только на турбазу, а и в пионерлагеря, которых в округе немало, на строительство новых турбаз и лагерей. Место наше считается курортным, и городские организации выколачивают себе участки и строятся, строятся... Скоро в лесу на один гриб будет по три грибника. Рыбу в окрестных озерах уже порядком повыловили. Раньше приезжали на турбазы с бутылками и закусками, а теперь — с удочками и сетями. И промысловики каждый год совершают массированные налеты на озера. Эти неводом выгребают даже мальков — и с неделю пируют на берегу вороны и коршуны. Гена на что опытный рыболов, а и то на ближайшие озера не ездит, говорит, мелочь одна осталась. Крупную рыбину можно взять только сетью, да и то не каждый раз.
Между тем черная «Волга» подрулила к нашему дому, остановилась, из кабины вылез... Алексей Павлович Термитников. Я глазам своим не поверил! Мой старинный приятель в песочного цвета куртке и фирменных джинсах и кроссовках, улыбаясь, шел к нашей калитке. Шофер подал «Волгу» поближе к забору, чтобы не занимать проезжую часть. На боках и капоте машины — серая пыль.
— Вот где ты окопался в своем поместье! — издали приветствовал меня Алексей Павлович. — Настоящий Троекуров! Помещик!
Я пошел ему навстречу, улыбка растянула и мои губы, вот уж кого я не ожидал здесь увидеть, так это Термитникова! Правда, в Ленинграде я не раз приглашал его сюда, мол, отдохнешь, порыбачишь, осенью грибов в наших лесах навалом... Это я, конечно, преувеличивал, белых грибов в борах было мало, зато черных груздей и сыроежек — пропасть, в иной год можно было, как говаривал Гена Козлин, косой косить.
Мы обнялись, расцеловались. От Алексея Павловича чуть ощутимо пахнуло коньяком. Сильно поредевшие и почти совсем белые волосы его далеко отступили от крутого широкого лба, лицо же было на удивление моложавым, розовым, серые небольшие глаза весело поблескивали.
— В отпуск? — поинтересовался я. — Рад тебя видеть!
— Красота-то какая тут у тебя, Андрей! — оглядывая с нашего пригорка окрестности, негромко проговорил мой приятель. — Да и пока ехал к тебе, не мог налюбоваться на сосновые боры, озера...