— В каком смысле?
— В самом прямом.
— Есть... наган.
— Где он?
— В сейфе.
— Прошу сдать его.
— Но, Нестор Иванович...
— Пожалуйста, Борис Михайлович, не заставляйте меня повторять. Я выполняю постановление Комитета.
— Ладно. Чего уж там, — поднялся Кригер и, пройдя к сейфу, открыл его, достал наган. — Возьмите.
Махно взял наган, сунул его в карман френча.
— И второе, для дела революции мы конфискуем из конюшни вашего предприятия двадцать лошадей.
— Ну что ж, — вздохнул Кригер. — Вы нынче, Нестор Иванович, в Гуляйполе главный начальник, я вынужден подчиниться.
— Вы напрасно иронизируете, Борис Михайлович, нас к этому вынуждают обстоятельства.
— Какая уж тут ирония, — махнул рукой Кригер. — Когда всё летит в тартарары. Меня вот тоже обстоятельства вынуждают закрыть предприятие. А это значит — уволить всех рабочих, а у них семьи, дети. Это как?
— Мы не позволим.
— Эх, Нестор Иванович, как же вы не понимаете. Вы с вашим профсоюзом настояли на увеличении зарплаты почти вдвое. Так?
— Так.
— В результате прибыль предприятия практически равна нулю. На какие, извините, шиши мне покупать сырые, уголь тот же? В долг? А кто мне даст? Да ещё в такое время. На литейном дворе кончается уголь, встанут печи, вы знаете, чем это кончится: остановка всего производства.
— Знаю, Борис Михайлович, — нахмурился Махно. — Мы подумаем над этим. Но сегодня в опасности революция, пахнет военной диктатурой.
— Не знаю. Я не политик. Мне пахнет банкротством. Извините, мне надо в цех.
Кригер направился к двери, и, когда поравнялся с Махно, тот почти миролюбиво молвил ему:
— Борис Михайлович, мы лошадей вернём, даю слово. Как только экспроприируем у помещиков — ваших вернём.
— В каком смысле?
— В самом прямом.
— Есть... наган.
— Где он?
— В сейфе.
— Прошу сдать его.
— Но, Нестор Иванович...
— Пожалуйста, Борис Михайлович, не заставляйте меня повторять. Я выполняю постановление Комитета.
— Ладно. Чего уж там, — поднялся Кригер и, пройдя к сейфу, открыл его, достал наган. — Возьмите.
Махно взял наган, сунул его в карман френча.
— И второе, для дела революции мы конфискуем из конюшни вашего предприятия двадцать лошадей.
— Ну что ж, — вздохнул Кригер. — Вы нынче, Нестор Иванович, в Гуляйполе главный начальник, я вынужден подчиниться.
— Вы напрасно иронизируете, Борис Михайлович, нас к этому вынуждают обстоятельства.
— Какая уж тут ирония, — махнул рукой Кригер. — Когда всё летит в тартарары. Меня вот тоже обстоятельства вынуждают закрыть предприятие. А это значит — уволить всех рабочих, а у них семьи, дети. Это как?
— Мы не позволим.
— Эх, Нестор Иванович, как же вы не понимаете. Вы с вашим профсоюзом настояли на увеличении зарплаты почти вдвое. Так?
— Так.
— В результате прибыль предприятия практически равна нулю. На какие, извините, шиши мне покупать сырые, уголь тот же? В долг? А кто мне даст? Да ещё в такое время. На литейном дворе кончается уголь, встанут печи, вы знаете, чем это кончится: остановка всего производства.
— Знаю, Борис Михайлович, — нахмурился Махно. — Мы подумаем над этим. Но сегодня в опасности революция, пахнет военной диктатурой.
— Не знаю. Я не политик. Мне пахнет банкротством. Извините, мне надо в цех.
Кригер направился к двери, и, когда поравнялся с Махно, тот почти миролюбиво молвил ему:
— Борис Михайлович, мы лошадей вернём, даю слово. Как только экспроприируем у помещиков — ваших вернём.