Ночью, когда уже улеглись, Нестор признался Аршинову:
— Я, Пётр Андреевич, наверно, нынче отцом стал.
— Ну да? Почему наверно-то?
— Да в коммуне-то моя жена Настя на последнем месяце, вот-вот родить должна. Плакала. Просила остаться, подождать.
— Чего ж не остался?
— Так я к концу июня должен уже в Гуляйполе быть. А мне хочется с Петром Алексеевичем повидаться.
— С каким Петром Алексеевичем?
— Ну с Кропоткиным. Он же сейчас, кажется, в Москве?
— Да, в Москве. Но слышал я, собирается переезжать в Дмитров. А зачем он тебе?
— Ну как же. Наш теоретик, глава русского анархизма, поговорить с ним, посоветоваться. В Федерации-то нашей чёрт ногу сломит, кто во что горазд, всяк своё молотит. Оттого, наверно, и бессильны мы. Вон, большевики с левыми эсерами мигом революцию оседлали, теперь попробуй скинь их.
— Они сами себя съедят, Нестор. Грызутся меж собой. Добром это не кончится.
— Возможно. Но, думаю, анархистам и это не будет на пользу. Слишком мы разобщены.
А вы здесь, Пётр Андреевич, извини, занимаетесь болтовнёй. В Федерации разговаривал с анархистами. О чём, думаешь, горюют? О средствах. Мол, деньги нужны. Для чего? — спрашиваю. Газеты печатать. Это что? Большевики нас пулями, а мы их газетой. Так что ли?
Через день Махно отправился на Большую Никитскую в гости к патриарху анархии Кропоткину. Шёл с сердечным трепетом: как-то примет его старик, удостоит ли вниманием, что ни говори, революционер-то — революционер, а всё же из князей.
Но увидев доброжелательное лицо хозяина, открывшего ему дверь, Нестор как-то сразу успокоился и, поздоровавшись, представился с некоторой рисовкой:
— Ваш верный последователь, Нестор Махно.
— Очень приятно, — улыбнулся Кропоткин. — Проходите, товарищ Махно. Извините, мы тут уже сидим на чемоданах. Вот в это кресло, пожалуйста.
Махно опустился в глубокое кресло, Кропоткин сел напротив и, потирая сухонькие старенькие руки, спросил с искренней заинтересованностью:
— Вы откуда, товарищ? Вижу, что не москвич.
— Я с Екатеринославщины, из села Гуляйполе. Там ещё после февральской революции мы организовали секцию анархистов, отобрали землю у помещиков.
— Уже после февраля?
— Да, после февраля. Организовали три сельскохозяйственные коммуны, стали готовиться к севу...
Ночью, когда уже улеглись, Нестор признался Аршинову:
— Я, Пётр Андреевич, наверно, нынче отцом стал.
— Ну да? Почему наверно-то?
— Да в коммуне-то моя жена Настя на последнем месяце, вот-вот родить должна. Плакала. Просила остаться, подождать.
— Чего ж не остался?
— Так я к концу июня должен уже в Гуляйполе быть. А мне хочется с Петром Алексеевичем повидаться.
— С каким Петром Алексеевичем?
— Ну с Кропоткиным. Он же сейчас, кажется, в Москве?
— Да, в Москве. Но слышал я, собирается переезжать в Дмитров. А зачем он тебе?
— Ну как же. Наш теоретик, глава русского анархизма, поговорить с ним, посоветоваться. В Федерации-то нашей чёрт ногу сломит, кто во что горазд, всяк своё молотит. Оттого, наверно, и бессильны мы. Вон, большевики с левыми эсерами мигом революцию оседлали, теперь попробуй скинь их.
— Они сами себя съедят, Нестор. Грызутся меж собой. Добром это не кончится.
— Возможно. Но, думаю, анархистам и это не будет на пользу. Слишком мы разобщены.
А вы здесь, Пётр Андреевич, извини, занимаетесь болтовнёй. В Федерации разговаривал с анархистами. О чём, думаешь, горюют? О средствах. Мол, деньги нужны. Для чего? — спрашиваю. Газеты печатать. Это что? Большевики нас пулями, а мы их газетой. Так что ли?
Через день Махно отправился на Большую Никитскую в гости к патриарху анархии Кропоткину. Шёл с сердечным трепетом: как-то примет его старик, удостоит ли вниманием, что ни говори, революционер-то — революционер, а всё же из князей.
Но увидев доброжелательное лицо хозяина, открывшего ему дверь, Нестор как-то сразу успокоился и, поздоровавшись, представился с некоторой рисовкой:
— Ваш верный последователь, Нестор Махно.
— Очень приятно, — улыбнулся Кропоткин. — Проходите, товарищ Махно. Извините, мы тут уже сидим на чемоданах. Вот в это кресло, пожалуйста.
Махно опустился в глубокое кресло, Кропоткин сел напротив и, потирая сухонькие старенькие руки, спросил с искренней заинтересованностью:
— Вы откуда, товарищ? Вижу, что не москвич.
— Я с Екатеринославщины, из села Гуляйполе. Там ещё после февральской революции мы организовали секцию анархистов, отобрали землю у помещиков.
— Уже после февраля?
— Да, после февраля. Организовали три сельскохозяйственные коммуны, стали готовиться к севу...