— Предательницы пупырчатые! — кричит им вслед Жор и пугливо прижимает ушки, распластывается по полу. — Простите, что помешал.
— Если тебе нравится, — отвечает светлый властелин, — я не против.
От неожиданности поднимаю взгляд: при свете дня его лицо похоже на высеченную из камня маску ещё больше, чем в свете костра. Оно не выражает ровным счётом ничего, нет даже мимических морщинок, которые обозначили бы его привычные эмоции. Глаза — две льдинки в черноте.
Светлые — самое страшное зло, его даже ведьма с такой свитой не отвращает.
От осознания, что ничего не помогло, во рту пересыхает, наворачиваются слёзы. Мне не сбежать. Словно в кошмаре, разворачиваюсь к столу, а светлый властелин повторяет:
— Приступайте.
— Я-я ж-жаб б-боюсь, — выдавливает мэр.
Знала бы это раньше, к нему бы с жабами ходила. Или подсунула бы их ему в кабинет, или… какие глупые мысли лезут в голову сейчас, на пороге моей гибели.
— Вы обязаны исполнить свой долг, — безразлично чеканит светлый властелин.
Вот зачем ему этот брак? Он даже радости не испытывает! Кажется, ему всё равно. Зачем тогда женится?
— Я согласна на самый маленький откуп, — шепчу я, — любой, хоть пуговкой.
Слёзы жгут глаза.
Мэр, шумно сглотнув, подбирается к столу, дрожащим голосом произносит:
— Согласны ли вы, проконсул восьмой провинции Светлого Агерума Октавиан, взять в жёны ведьму Марьяну Ворджан?
— Да, согласен.
— Распишитесь здесь, — мэр осторожно раскрывает и подталкивает ему книгу с расчерченными страницами и указывает одну из ячеек.
Вытащив перо из чернильницы, светлый властелин ставит в указанном месте размашистый росчерк. Мэр пододвигает книгу мне, а Октавиан протягивает перо. По закону расписываться мне необязательно: за меня это может сделать любой, кто слышал моё предложение. Надписи заволакивает мутной пеленой слёз. Публично лучше не отпираться, не портить отношения с будущим мужем.
Осторожно, стараясь не касаться пальцев властелина, забираю перо и ставлю остриё на указанное мэром место.
Это ведь брак по человеческим законам, ведьмы им не подчиняются, я всё равно остаюсь свободной. Утешаясь этой мыслью, оставляю нервную закорючку и роняю перо на листы.
Шумно вздохнувший мэр подхватывает перо и, вытащив платок, промакивает оставленную кляксу.
— Жених может поцеловать невесту, — спохватившись, выпаливает он.
Поцелуй? Какой поцелуй? Люди что, первый раз в браке целуются вот так, при всех? Это же таинство! Это должны видеть только духи! Может, люди и всё остальное тоже публично делают?
— Предательницы пупырчатые! — кричит им вслед Жор и пугливо прижимает ушки, распластывается по полу. — Простите, что помешал.
— Если тебе нравится, — отвечает светлый властелин, — я не против.
От неожиданности поднимаю взгляд: при свете дня его лицо похоже на высеченную из камня маску ещё больше, чем в свете костра. Оно не выражает ровным счётом ничего, нет даже мимических морщинок, которые обозначили бы его привычные эмоции. Глаза — две льдинки в черноте.
Светлые — самое страшное зло, его даже ведьма с такой свитой не отвращает.
От осознания, что ничего не помогло, во рту пересыхает, наворачиваются слёзы. Мне не сбежать. Словно в кошмаре, разворачиваюсь к столу, а светлый властелин повторяет:
— Приступайте.
— Я-я ж-жаб б-боюсь, — выдавливает мэр.
Знала бы это раньше, к нему бы с жабами ходила. Или подсунула бы их ему в кабинет, или… какие глупые мысли лезут в голову сейчас, на пороге моей гибели.
— Вы обязаны исполнить свой долг, — безразлично чеканит светлый властелин.
Вот зачем ему этот брак? Он даже радости не испытывает! Кажется, ему всё равно. Зачем тогда женится?
— Я согласна на самый маленький откуп, — шепчу я, — любой, хоть пуговкой.
Слёзы жгут глаза.
Мэр, шумно сглотнув, подбирается к столу, дрожащим голосом произносит:
— Согласны ли вы, проконсул восьмой провинции Светлого Агерума Октавиан, взять в жёны ведьму Марьяну Ворджан?
— Да, согласен.
— Распишитесь здесь, — мэр осторожно раскрывает и подталкивает ему книгу с расчерченными страницами и указывает одну из ячеек.
Вытащив перо из чернильницы, светлый властелин ставит в указанном месте размашистый росчерк. Мэр пододвигает книгу мне, а Октавиан протягивает перо. По закону расписываться мне необязательно: за меня это может сделать любой, кто слышал моё предложение. Надписи заволакивает мутной пеленой слёз. Публично лучше не отпираться, не портить отношения с будущим мужем.
Осторожно, стараясь не касаться пальцев властелина, забираю перо и ставлю остриё на указанное мэром место.
Это ведь брак по человеческим законам, ведьмы им не подчиняются, я всё равно остаюсь свободной. Утешаясь этой мыслью, оставляю нервную закорючку и роняю перо на листы.
Шумно вздохнувший мэр подхватывает перо и, вытащив платок, промакивает оставленную кляксу.
— Жених может поцеловать невесту, — спохватившись, выпаливает он.
Поцелуй? Какой поцелуй? Люди что, первый раз в браке целуются вот так, при всех? Это же таинство! Это должны видеть только духи! Может, люди и всё остальное тоже публично делают?