А ведь и в самом деле приятно. С ней говорит прошлое, но хорошее, солнечное прошлое. Вороша прах былого, она и позабыла, как чудесны порой некоторые воспоминания.
— Соседи сказали, ты приехала домой. Но я разрывалась: звонить, не звонить? Тебе, наверное, сейчас очень тяжело. Скорбь и все такое.
— Да нет.
Голая правда сорвалась с языка, но ее было не вернуть. Нет, не скорбь, подумала Мириам. Скука, подвешенность, но внутреннюю боль сдерживать не приходилось. Теперь, после того, как от недавнего простого признания стало легче на сердце, она это понимает.
Джуди не произнесла ни слова упрека, лишь приглашение:
— Может, заглянешь в гости, пропустим по стаканчику? Ты как?
— Мне еще столько вещей нужно перебрать.
— Обещаю не говорить о прошлом. Ни единого слова. Не выношу этого. Предашься воспоминаниям и сразу чувствуешь себя дряхлой старухой, — хохотнула Джуди.
— Хорошо, — тоже рассмеялась Мириам. — С удовольствием приду…
— Отлично. Если ты единственный ребенок и вся ответственность на тебе, никуда не денешься, да? Порой кажется, этому конца и края не видать.
— Посещали такие мысли.
— А потом, когда все заканчивается, думаешь: «Было бы из-за чего беспокоиться». Отцовские похороны я как-то пережила, хотя и боялась тогда, что развалюсь на части.
— Ну, тебе ведь не пришлось проходить через это одной?
Мириам пыталась вспомнить имя мужа. Вроде бы мама писала о последнем и, если не изменяет память, скандальном браке Джуди. Но имя жениха никак не приходило на ум.
— Дональд? — подсказала Джуди.
— Дональд.
— Разошлись, милая. Два с половиной года назад.
— Ой, мне так жаль.
— А мне нет, — мигом ответила та. — Это долгая история. Я тебе вечером расскажу. Часов в семь?
— А если попозже? Дел невпроворот. Может, в восемь?
— В любое время, солнышко. Не торопись. Давай так: когда придешь, тогда придешь.
— Ладно. И спасибо за звонок.
А ведь и в самом деле приятно. С ней говорит прошлое, но хорошее, солнечное прошлое. Вороша прах былого, она и позабыла, как чудесны порой некоторые воспоминания.
— Соседи сказали, ты приехала домой. Но я разрывалась: звонить, не звонить? Тебе, наверное, сейчас очень тяжело. Скорбь и все такое.
— Да нет.
Голая правда сорвалась с языка, но ее было не вернуть. Нет, не скорбь, подумала Мириам. Скука, подвешенность, но внутреннюю боль сдерживать не приходилось. Теперь, после того, как от недавнего простого признания стало легче на сердце, она это понимает.
Джуди не произнесла ни слова упрека, лишь приглашение:
— Может, заглянешь в гости, пропустим по стаканчику? Ты как?
— Мне еще столько вещей нужно перебрать.
— Обещаю не говорить о прошлом. Ни единого слова. Не выношу этого. Предашься воспоминаниям и сразу чувствуешь себя дряхлой старухой, — хохотнула Джуди.
— Хорошо, — тоже рассмеялась Мириам. — С удовольствием приду…
— Отлично. Если ты единственный ребенок и вся ответственность на тебе, никуда не денешься, да? Порой кажется, этому конца и края не видать.
— Посещали такие мысли.
— А потом, когда все заканчивается, думаешь: «Было бы из-за чего беспокоиться». Отцовские похороны я как-то пережила, хотя и боялась тогда, что развалюсь на части.
— Ну, тебе ведь не пришлось проходить через это одной?
Мириам пыталась вспомнить имя мужа. Вроде бы мама писала о последнем и, если не изменяет память, скандальном браке Джуди. Но имя жениха никак не приходило на ум.
— Дональд? — подсказала Джуди.
— Дональд.
— Разошлись, милая. Два с половиной года назад.
— Ой, мне так жаль.
— А мне нет, — мигом ответила та. — Это долгая история. Я тебе вечером расскажу. Часов в семь?
— А если попозже? Дел невпроворот. Может, в восемь?
— В любое время, солнышко. Не торопись. Давай так: когда придешь, тогда придешь.
— Ладно. И спасибо за звонок.