— А травы? Стоит травы пить?
— Ну… Пустырник, валериану… Не повредит.
Надя с Гольцем вышли в коридор, о чем-то зашептались. Конспираторы.
Заправив рубаху в брюки, Лериер попытался прислушаться, затем подошел к двери. Не вовремя скрипнула половица.
— От Дмитрия, братца, вестей нет? — Вопрос был скользкий. Правда, Гольца они знали давно, еще по Швейцарии, и подвохов не ждали.
— Нет, — коротко ответила Надя.
— Мы ведь с ним однокорытники. Как развела судьба! — Доктор вздохнул. — Ну, я побежал. Помните, Надежда Константиновна: покой, прогулки и сон.
Лернер на цыпочках вернулся к дивану, пережидая, пока уйдет Гольц.
— Ты слышал, что говорил доктор? Покой! Попроси на службе отпуск.
— Уже, — и он рассказал о сегодняшнем, рассказал, как всегда, без утайки, умолчаний. Надя не перебивала, не охала сочувственно, просто сидела и слушала.
— Пусть отойдет, отстоится, тогда и решишь, — после минутной паузы сказала она.
— Отстоится, — повторил Лернер. Он смотрел, как копается Надя в бюро, перебирая пакетики, и, найдя, радуется:
— Остался один! А завтра закажу в аптеке.
— Кто остался?
— Корень валерианы. Сейчас сделаем настой.
Подлив в спиртовку лилового денатурата, она разожгла огонь. Пламя, хорошо видимое в свете тусклой пятисвечовой лампочки, оказалось жарким, вода вскипела быстро. Сняв кружку с огня, Надя отмерила ложку трухи, высыпала в воду и прикрыла блюдцем.
— Пока настаивается, мы погуляем.
— Не хочется сегодня.
— Погуляем, погуляем. Обойдем квартал.
Он подчинился, хотя ноги гудели, на неделю вперед нагулялся.
Вечер случился теплый и тихий. Окна домов по привычке оставались зашторенными, хотя воздушных налетов не было с весны. Фонари светили почти прилично, новые «экономические» лампочки позволяли если не читать, то спокойно идти, без риска споткнуться, ступить в, лужу.
Навстречу попался отряд швайнехундов. Ведомые бригадиром, они шли на ночевку.
— А травы? Стоит травы пить?
— Ну… Пустырник, валериану… Не повредит.
Надя с Гольцем вышли в коридор, о чем-то зашептались. Конспираторы.
Заправив рубаху в брюки, Лериер попытался прислушаться, затем подошел к двери. Не вовремя скрипнула половица.
— От Дмитрия, братца, вестей нет? — Вопрос был скользкий. Правда, Гольца они знали давно, еще по Швейцарии, и подвохов не ждали.
— Нет, — коротко ответила Надя.
— Мы ведь с ним однокорытники. Как развела судьба! — Доктор вздохнул. — Ну, я побежал. Помните, Надежда Константиновна: покой, прогулки и сон.
Лернер на цыпочках вернулся к дивану, пережидая, пока уйдет Гольц.
— Ты слышал, что говорил доктор? Покой! Попроси на службе отпуск.
— Уже, — и он рассказал о сегодняшнем, рассказал, как всегда, без утайки, умолчаний. Надя не перебивала, не охала сочувственно, просто сидела и слушала.
— Пусть отойдет, отстоится, тогда и решишь, — после минутной паузы сказала она.
— Отстоится, — повторил Лернер. Он смотрел, как копается Надя в бюро, перебирая пакетики, и, найдя, радуется:
— Остался один! А завтра закажу в аптеке.
— Кто остался?
— Корень валерианы. Сейчас сделаем настой.
Подлив в спиртовку лилового денатурата, она разожгла огонь. Пламя, хорошо видимое в свете тусклой пятисвечовой лампочки, оказалось жарким, вода вскипела быстро. Сняв кружку с огня, Надя отмерила ложку трухи, высыпала в воду и прикрыла блюдцем.
— Пока настаивается, мы погуляем.
— Не хочется сегодня.
— Погуляем, погуляем. Обойдем квартал.
Он подчинился, хотя ноги гудели, на неделю вперед нагулялся.
Вечер случился теплый и тихий. Окна домов по привычке оставались зашторенными, хотя воздушных налетов не было с весны. Фонари светили почти прилично, новые «экономические» лампочки позволяли если не читать, то спокойно идти, без риска споткнуться, ступить в, лужу.
Навстречу попался отряд швайнехундов. Ведомые бригадиром, они шли на ночевку.