Отделенная от луга метровой межой, заросшей теми травами, которые всегда сопутствуют человеческому рукоприкладству на земле, — подорожником, будяком, конским щавелем, пижмой и матово-сизой крапивой, — стояла рожь с седыми колосьями почти на уровне глаз, так высоко вымахала она. Густейшая и кое-где спутанная ветром, наклоненная в разные стороны, она уже налила колос, подходила к восковой спелости, но смотрелась как-то невесело, даже обреченно. Ее душили сорняки. От земли к самым колосьям подтягивалась всякая-разная зелень, густая и сочная. Куда ни смотрел агроном, всюду желтела высоченная рукастая сурепка, она уже перегоняла в росте саму рожь, и от этого поле выглядело более желтым, чем серо-зеленым, как положено быть в это время ржаному полю.
Савин прошел несколько шагов в глубь полосы, раздвинул стебли и присел, с головой скрывшись в густой и влажной чащобе.
Такое поле не просто убирать. Тем более в нынешний год. Собьется в колтун, задушит само себя, не дастся машине.
Под высокими травами и рожью у земли задыхались от недостатка света и воздуха клеверные кустики с анемичными стеблями и мелким листом. Чудовищная толща сорной зелени и раскустившейся ржи обрекли клевер на гибель. Щедрая на тепло и влагу весна, а теперь и дожди были тому причиной. На вновь распаханной залежи при такой погоде сообществу растений сделалось тесно. И рожь, и сорняк должны немедленно покинуть поле, чтобы сохранился ценный клевер. Как это сделать и не нанести урона хозяйству? Косить недозревшую рожь?!
Савин раздумывал недолго.
Судьба двадцати гектаров спутанного и густого жита, которое сеяли не на зерно, а на зеленку для раннего корма, была решена. Рожь требовалось убрать как можно скорей вместе с сурепкой и прочей травой, заложить из этой зелени силос, сенаж или насушить травяной муки. И тем спасти ослабевший, задыхающийся клевер. Иного решения не было. Митя прав.
Агроном дошел до леса, наломал охапку еловых веток и, возвратившись на край луга, отыскал прошлогоднюю дорогу, по которой весной Митя проводил сюда посевной агрегат. Две ленточки более редкой, обиженной травы обозначали тракторную колею. Так нежная пойменная земля отвечает на уплотнение ее колесами и гусеницами. Он пошел по этой мелкотравной полоске, втыкая через каждые полсотни шагов еловую ветку. По этим вешкам и придет сюда луговой комбайн вместе с самосвалами. Пусть будет одна дорога, а не десять. Зеленой массы на двадцати гектарах достанет для закладки одной силосной траншеи и для работы сушилки на несколько дней. А уж потом можно начать косить естественный луг, богатый для сена. Именно для сена! Ослабевший клевер оправится на воле и до осени успеет разрастись. Вот и семена для колхоза, для дальнейшего размножения нового сорта!
На берегу Глазомойки Савин снял плащ, умылся, очистил резиновые сапоги от налипшей травы и направился к навесу.
За это время сюда прикатила крытая машина техпомощи. Раздавались громкие голоса, звенело железо. Подмогу Дьяконов прислал.
Дело пошло скорей. Митя вместе с колхозным инженером и двумя кудринскими механизаторами из числа шефов занялись сборкой агрегата, они уже пригоняли к телу сушилки громоздкие детали.
— Завтра и опробуем, — сказал инженер, забывший даже поздороваться с агрономом.
Этот большой, начавший полнеть человек с добрым, круглым лицом и толстыми губами почему-то до сих пор помнился Савину еще школьником, вечно занятым то возле старого мотоцикла, который он пытался оживить, то собиранием радиоприемника. Руки его и тогда вечно были в масле и ржави, тогда как лицо — только довольным и озабоченным. Он и мальцом был губастый и крупный, добрый и покладистый в компании таких же увлеченных ребят. После школы Коля Лапин исчез из деревни на несколько лет и вернулся в Кудрино не скоро и не один, а сам-третий, с женой и дочкой. Помнится, вошел в правление и покраснел, будто в чем виноватым чувствовал себя. Молчком положил перед Сергеем Ивановичем диплом инженера и направление в свой колхоз. Так и остался в родительском доме. Похоже, семилетняя отлучка ничего в нем не изменила. К Лапину не пристало ничто искусственное, ненастоящее. Вот уже много лет они работали вместе, и Савин не мог припомнить ни одного случая, когда б инженер не выполнил обещанного или не нашел выхода из самого сложного положения. Настоящий крестьянский ум — осмотрительный и всезнающий.
— В Кудрине поставил сушилку? — спросил он Лапина.
— Завтра запустим первую. Вторую послезавтра. Там новая подмога прибыла.
— Кто такие?
— Ну, эти. Шефы которые. Из Чурова, с механического. Десять мужиков, все мастеровые. Их сено косить послали, задание — накосить и застоговать пять тонн. Я им обещал дать справку на пять тонн. Какие из них косари? Да еще в такую погоду. Вот и забрал на АВМ. Договорились: соберут и отработают на ней все остатнее время. Три недели.
— Повезло тебе.
Лапин уже не слышал. Гремело железо, они с Зайцевым подгоняли какую-то деталь, били молотом. Когда Митя разогнул спину, он с вопросом глянул на главного агронома. Веселым голосом Савин сказал:
— Готовься к уборке. Траву на силос и на сушку. Там, где ты наметил.
— А это? — Зайцев кивнул в сторону сушилки.
— Забота Николая Михайловича. Он разбогател народом, подберет человека. Так, Коля? А твоя задача скосить как можно быстрей двадцать гектаров зеленки. Ты пахал, ты сеял, тебе и убирать. По своим же кочкам попрыгаешь.
— Значит, рожь?
Отделенная от луга метровой межой, заросшей теми травами, которые всегда сопутствуют человеческому рукоприкладству на земле, — подорожником, будяком, конским щавелем, пижмой и матово-сизой крапивой, — стояла рожь с седыми колосьями почти на уровне глаз, так высоко вымахала она. Густейшая и кое-где спутанная ветром, наклоненная в разные стороны, она уже налила колос, подходила к восковой спелости, но смотрелась как-то невесело, даже обреченно. Ее душили сорняки. От земли к самым колосьям подтягивалась всякая-разная зелень, густая и сочная. Куда ни смотрел агроном, всюду желтела высоченная рукастая сурепка, она уже перегоняла в росте саму рожь, и от этого поле выглядело более желтым, чем серо-зеленым, как положено быть в это время ржаному полю.
Савин прошел несколько шагов в глубь полосы, раздвинул стебли и присел, с головой скрывшись в густой и влажной чащобе.
Такое поле не просто убирать. Тем более в нынешний год. Собьется в колтун, задушит само себя, не дастся машине.
Под высокими травами и рожью у земли задыхались от недостатка света и воздуха клеверные кустики с анемичными стеблями и мелким листом. Чудовищная толща сорной зелени и раскустившейся ржи обрекли клевер на гибель. Щедрая на тепло и влагу весна, а теперь и дожди были тому причиной. На вновь распаханной залежи при такой погоде сообществу растений сделалось тесно. И рожь, и сорняк должны немедленно покинуть поле, чтобы сохранился ценный клевер. Как это сделать и не нанести урона хозяйству? Косить недозревшую рожь?!
Савин раздумывал недолго.
Судьба двадцати гектаров спутанного и густого жита, которое сеяли не на зерно, а на зеленку для раннего корма, была решена. Рожь требовалось убрать как можно скорей вместе с сурепкой и прочей травой, заложить из этой зелени силос, сенаж или насушить травяной муки. И тем спасти ослабевший, задыхающийся клевер. Иного решения не было. Митя прав.
Агроном дошел до леса, наломал охапку еловых веток и, возвратившись на край луга, отыскал прошлогоднюю дорогу, по которой весной Митя проводил сюда посевной агрегат. Две ленточки более редкой, обиженной травы обозначали тракторную колею. Так нежная пойменная земля отвечает на уплотнение ее колесами и гусеницами. Он пошел по этой мелкотравной полоске, втыкая через каждые полсотни шагов еловую ветку. По этим вешкам и придет сюда луговой комбайн вместе с самосвалами. Пусть будет одна дорога, а не десять. Зеленой массы на двадцати гектарах достанет для закладки одной силосной траншеи и для работы сушилки на несколько дней. А уж потом можно начать косить естественный луг, богатый для сена. Именно для сена! Ослабевший клевер оправится на воле и до осени успеет разрастись. Вот и семена для колхоза, для дальнейшего размножения нового сорта!
На берегу Глазомойки Савин снял плащ, умылся, очистил резиновые сапоги от налипшей травы и направился к навесу.
За это время сюда прикатила крытая машина техпомощи. Раздавались громкие голоса, звенело железо. Подмогу Дьяконов прислал.
Дело пошло скорей. Митя вместе с колхозным инженером и двумя кудринскими механизаторами из числа шефов занялись сборкой агрегата, они уже пригоняли к телу сушилки громоздкие детали.
— Завтра и опробуем, — сказал инженер, забывший даже поздороваться с агрономом.
Этот большой, начавший полнеть человек с добрым, круглым лицом и толстыми губами почему-то до сих пор помнился Савину еще школьником, вечно занятым то возле старого мотоцикла, который он пытался оживить, то собиранием радиоприемника. Руки его и тогда вечно были в масле и ржави, тогда как лицо — только довольным и озабоченным. Он и мальцом был губастый и крупный, добрый и покладистый в компании таких же увлеченных ребят. После школы Коля Лапин исчез из деревни на несколько лет и вернулся в Кудрино не скоро и не один, а сам-третий, с женой и дочкой. Помнится, вошел в правление и покраснел, будто в чем виноватым чувствовал себя. Молчком положил перед Сергеем Ивановичем диплом инженера и направление в свой колхоз. Так и остался в родительском доме. Похоже, семилетняя отлучка ничего в нем не изменила. К Лапину не пристало ничто искусственное, ненастоящее. Вот уже много лет они работали вместе, и Савин не мог припомнить ни одного случая, когда б инженер не выполнил обещанного или не нашел выхода из самого сложного положения. Настоящий крестьянский ум — осмотрительный и всезнающий.
— В Кудрине поставил сушилку? — спросил он Лапина.
— Завтра запустим первую. Вторую послезавтра. Там новая подмога прибыла.
— Кто такие?
— Ну, эти. Шефы которые. Из Чурова, с механического. Десять мужиков, все мастеровые. Их сено косить послали, задание — накосить и застоговать пять тонн. Я им обещал дать справку на пять тонн. Какие из них косари? Да еще в такую погоду. Вот и забрал на АВМ. Договорились: соберут и отработают на ней все остатнее время. Три недели.
— Повезло тебе.
Лапин уже не слышал. Гремело железо, они с Зайцевым подгоняли какую-то деталь, били молотом. Когда Митя разогнул спину, он с вопросом глянул на главного агронома. Веселым голосом Савин сказал:
— Готовься к уборке. Траву на силос и на сушку. Там, где ты наметил.
— А это? — Зайцев кивнул в сторону сушилки.
— Забота Николая Михайловича. Он разбогател народом, подберет человека. Так, Коля? А твоя задача скосить как можно быстрей двадцать гектаров зеленки. Ты пахал, ты сеял, тебе и убирать. По своим же кочкам попрыгаешь.
— Значит, рожь?