Перед сном не удержалась, спросила:
— Твой все пьет?
— А то нет! — сердито буркнула Зинаида.
На этом разговор и пресекся. Катерина Григорьевна лежала не раздеваясь и все прислушивалась, не стукнет ли дверь. Савин опять задерживался. И что они там спорят до полуночи?..
Со двора доносился монотонный шум обложного дождя. Зинаида раскладывала и развязывала в большой комнате свою поклажу. Потом вошла в спальню и сказала просто, как говорят о давно решенном деле:
— Через неделю-другую и он приедет.
— Кто? — испуганно переспросила мать, хотя о ком же еще речь, как не о зяте?
— Охламон мой, кто же. Я ему такую, значит, задачку дала. В эту неделю что хошь делай, а на той рассчитайся, забирай остатние шмутки наши и явись в Лужки с обоими ребятками. И чтоб как стеклышко, чтоб и не пахло! Я так считаю, здесь ему не до водки будет. И подносить некому, и пить не с кем. Тут ему работенку зададут, с утра до ночи, и в воскресенье вдобавок. А не приедет — знать его не хочу, исполнительный лист в зубы, и плати, что детям положено. Проживем без дураков!
— Значит, и он насовсем к нам? — Мать сидела, прижав руки к груди.
— Почти что. Будем в колхоз проситься. Или по найму останемся. Не вытащи я его из города, пропадет мужик. Да и надоело мне там, маманя, до смерти, такая нудная жизнь! Все кричат: Москва, Москва! А что в Москве? Твой подъезд, две комнатухи, ну еще детский садик в придачу. Только и добра, что в магазинах побольше. А для покупок денежки нужны, вприглядку никому не светит. Весь день белкой в колесе, без роздыху. Забыла, что за парное молоко такое. А тут мы корову заведем, курочек, то, другое. Вроде и свой магазин получится. Да и воздухом чистым подышим, лесом-лугом полюбуемся. Жизнь-то, она в сравнении познается. Вот я и сравнила. И-и, маманя, не помрем, обживемся рядом с вами, работа мне знакомая, может, и мой ирод исправится здесь, про бутылку и про дружков позабудет. Тут ведь на троих не сообразишь. Не с кем соображать.
— А с квартирой как же?
— Это я все чин чином устроила. Постояльцев пустила. На год. По договору. Сотня в месяц, и за все услуги они платят. Если ремонт — тоже на ихние деньги. Через юриста, по правилам.
— Кто хоть такие, доверять можно ли?
— Молодые с ребеночком. Он кандидат, она тоже из ученых, спокойные, сам непьющий. А уж благодарили!.. За год вперед отдали. На корову чтобы. Хороший мужик, семья добрая.
С некоторых пор Зинаида все человечество делила на две категории: пьющие и непьющие. Другие признаки отмела.
Стукнула входная дверь. Отец пришел. Катерина Григорьевна пошла подогревать поздний ужин. Шел двенадцатый час.
Михаил Иларионович умылся и сел за стол, молчком оглядывая тарелки и чашки. Выглядел он утомленным.
— Что Зина? — спросил негромко и глянул на дверь спальни.
— Легла только что. Поговорили…
— Похоже, она насовсем? — Это прозвучало так неожиданно, что Катерина Григорьевна даже вздрогнула. — Но почему без детей?
— Угадал ты. Насовсем. И дети прибудут, — как-то не очень уверенно ответила она.
— Может, и к лучшему, Катя, — Савин лениво жевал кусочек хлеба. — Долгое соседство пьяницы с детьми до добра наших внуков не доведет. Тут обстановка другая, мы с тобой что-нибудь значим. А что касается Архипа…
Перед сном не удержалась, спросила:
— Твой все пьет?
— А то нет! — сердито буркнула Зинаида.
На этом разговор и пресекся. Катерина Григорьевна лежала не раздеваясь и все прислушивалась, не стукнет ли дверь. Савин опять задерживался. И что они там спорят до полуночи?..
Со двора доносился монотонный шум обложного дождя. Зинаида раскладывала и развязывала в большой комнате свою поклажу. Потом вошла в спальню и сказала просто, как говорят о давно решенном деле:
— Через неделю-другую и он приедет.
— Кто? — испуганно переспросила мать, хотя о ком же еще речь, как не о зяте?
— Охламон мой, кто же. Я ему такую, значит, задачку дала. В эту неделю что хошь делай, а на той рассчитайся, забирай остатние шмутки наши и явись в Лужки с обоими ребятками. И чтоб как стеклышко, чтоб и не пахло! Я так считаю, здесь ему не до водки будет. И подносить некому, и пить не с кем. Тут ему работенку зададут, с утра до ночи, и в воскресенье вдобавок. А не приедет — знать его не хочу, исполнительный лист в зубы, и плати, что детям положено. Проживем без дураков!
— Значит, и он насовсем к нам? — Мать сидела, прижав руки к груди.
— Почти что. Будем в колхоз проситься. Или по найму останемся. Не вытащи я его из города, пропадет мужик. Да и надоело мне там, маманя, до смерти, такая нудная жизнь! Все кричат: Москва, Москва! А что в Москве? Твой подъезд, две комнатухи, ну еще детский садик в придачу. Только и добра, что в магазинах побольше. А для покупок денежки нужны, вприглядку никому не светит. Весь день белкой в колесе, без роздыху. Забыла, что за парное молоко такое. А тут мы корову заведем, курочек, то, другое. Вроде и свой магазин получится. Да и воздухом чистым подышим, лесом-лугом полюбуемся. Жизнь-то, она в сравнении познается. Вот я и сравнила. И-и, маманя, не помрем, обживемся рядом с вами, работа мне знакомая, может, и мой ирод исправится здесь, про бутылку и про дружков позабудет. Тут ведь на троих не сообразишь. Не с кем соображать.
— А с квартирой как же?
— Это я все чин чином устроила. Постояльцев пустила. На год. По договору. Сотня в месяц, и за все услуги они платят. Если ремонт — тоже на ихние деньги. Через юриста, по правилам.
— Кто хоть такие, доверять можно ли?
— Молодые с ребеночком. Он кандидат, она тоже из ученых, спокойные, сам непьющий. А уж благодарили!.. За год вперед отдали. На корову чтобы. Хороший мужик, семья добрая.
С некоторых пор Зинаида все человечество делила на две категории: пьющие и непьющие. Другие признаки отмела.
Стукнула входная дверь. Отец пришел. Катерина Григорьевна пошла подогревать поздний ужин. Шел двенадцатый час.
Михаил Иларионович умылся и сел за стол, молчком оглядывая тарелки и чашки. Выглядел он утомленным.
— Что Зина? — спросил негромко и глянул на дверь спальни.
— Легла только что. Поговорили…
— Похоже, она насовсем? — Это прозвучало так неожиданно, что Катерина Григорьевна даже вздрогнула. — Но почему без детей?
— Угадал ты. Насовсем. И дети прибудут, — как-то не очень уверенно ответила она.
— Может, и к лучшему, Катя, — Савин лениво жевал кусочек хлеба. — Долгое соседство пьяницы с детьми до добра наших внуков не доведет. Тут обстановка другая, мы с тобой что-нибудь значим. А что касается Архипа…