- А я знаю? Встретились...
- Как встретились?
- Он за мной в метро увязался. Слово за слово. В кафе пригласил. Обходительный...
- Как его зовут?
- Михаил Семенович.
"Не иначе как наврал", - решаю я. Такой не назовет свое настоящее имя первой встречной.
- Опишите мне его, - говорю.
Варя начинает припоминать внешность своего нового знакомого. Да, это тот самый тип, все сходится.
- Где он живет? - спрашиваю я на всякий случай.
И Варя неожиданно сообщает:
- Тут, недалеко. На Плющихе.
- На Плющихе? - недоверчиво переспрашиваю я. - Это он вам сказал?
- Да нет. На такси меня вечером домой завез. А потом, я слышу, говорит водителю: "Теперь на Плющиху".
- Когда же он вам платье передал?
- Вчера.
- Сказал, чье платье?
- Сказал. Сестра прислала продать. Из другого города. Пятьдесят рублей обещал. И паспорт ее дал. "Чтоб, - говорит, - шуму потом не было".
Я понимаю, почему он так щедро решил с ней расплатиться. Ведь платье оценили всего в семьдесят рублей. Он затянуть ее хочет, привязать к себе. Расчет тут примитивный и точный. Понял, кто перед ним.
- Дура я, дура, - горестно произносит Варвара.
- Как же он деньги у вас получит? - спрашиваю.
- Обещал позвонить.
- Куда?
- На работу. Куда же еще?
- Ну вот что, Варя, - говорю я наконец. - Вам уже ясно, надеюсь, что он вор. Самый обыкновенный вор, хотя и обходительный. Платье это краденое. И вы пытались его сбыть.
- Что ж теперь будет, господи? - упавшим голосом спрашивает Варвара.
- А будет то, что мы с вашей помощью его задержим. Обязательно с вашей помощью, - подчеркиваю я - Потому что, если мы поймаем его сами, тогда... он, пожалуй, успеет еще немало бед причинить. И это тоже будет на вашей совести.
Я не хочу и не могу ей что-нибудь обещать за помощь. Не могу потому, что это не от меня зависит. Хотя преступление ее, конечно, невелико. Но решать тут должен наш Кузьмич А не хочу я ей ничего обещать потому, что нельзя, чтобы она подумала, что я ей какую-то лазейку предлагаю или, еще хуже, сделку. И я рассказываю про ту актрису. Даже еще подробнее, чем Светке. И вижу, как Варвара кусает губы.
Неожиданно она говорит:
- Ну что у меня за несчастливая жизнь такая? Почему я все в грязи да в грязи? Почему я отмыться не могу?
И тогда я ей говорю про Пашку, про те его слова о ней. Я их, конечно, неточно передаю, я их смягчаю, но смысл остается тот же.
- Вот почему он не пишет. Целый год, - тихо, словно про себя, говорит Варвара, задумчиво глядя куда-то в пространство. - Теперь понятно.
Она сидит у стола очень прямо, плотно сжав колени и бессильно уронив на них руки. Такой она мне нравится больше, чем веселой.
- Напишите ему сами, - говорю я. - Напишите все как есть.
- Не умею я так писать.
- Все равно. Как умеете. Он ведь вас любит. Я знаю.
- Любит он... Водку он жрать любит.
- То другой Пашка любил, - твердо говорю я. - А этот...
И я рассказываю ей все, что знаю о сегодняшнем Пашке, о том, как он вкалывает там, в колонии, как держит слово.
Варвара молчит. Теперь, пожалуй, ей можно дать подумать.
Я украдкой смотрю на часы. Мне пора. И я говорю:
- Давайте, Варя, условимся. Только твердо. Вот мой телефон, я вам его сюда запишу, - и вырываю листок из своей книжки. - Когда он вам позвонит и вы условитесь о встрече, скажете ему, что платье продано, мы его все равно уже конфисковали, вы сразу звоните мне. Если меня не застанете, позвоните по номеру дежурного, - я и его записываю на листке. - Дежурный будет в курсе дела.
Она молча кивает в ответ.
- Смотрите, Варя, - предупреждаю я, - не подведите меня. Я вам верю. А главное, не подведите себя, не подведите Пашу. Я ему тоже напишу. И мы оба будем на вас надеяться. Из грязи всегда можно выбраться, Варя. Надо только твердо решить.
- Что я, не понимаю...