Учительница была молода и хороша собой.
В классе сидели дети лет десяти-одиннадцати.
Учительница писала.
Дети смотрели.
— Вот! — сказала, наконец, учительница. — Это условия задачи!
На доске за её спиной красовалась восьмиэтажная формула общей площадью примерно в четыре квадратных метра.
— Кто пойдёт к доске? — строго спросила учительница.
Класс испуганно затих.
— Гуля Голосов! — вызвала учительница.
Из-за парты встал худенький мальчик с большими печальными глазами и обречённо пошёл к доске.
Класс облегчённо рассмеялся.
Смеялся класс по той, не видимой с учительской кафедры, причине, что к Гулиной спине английской булавкой была пришпилена бумага, на которой крупными печатными буквами было написано: «ПРОЩАЙТЕ!»
Огромная, исписанная непонятными значками, доска надвинулась на него, как танк. Гуля остановился и вздохнул. До верхнего края доски он не смог бы дотянуться даже встав на табурет — приниматься за решение этой чудовищной задачи не имело смысла.
— Извините, — прошептал Гуля. — Наша учительница математики никогда не давала нам таких задач. Вы у нас в первый раз, может быть, вы что-то перепутали?
— Я ничего не перепутала, — мрачно сказала учительница. — В моём классе даже двоечники будут решать такие задачи. А отличники будут их сами сочинять! Садитесь! Два!!!
В это время раздался сокрушительной громкости звонок.
Рука учительницы замерла над школьным журналом.
— Вам повезло! — криво усмехнувшись, сказала она.
И Гуля Голосов проснулся весь в поту.
Проснулся ровно пятнадцать лет спустя.
Пробуждение от кошмарных сновидений произошло в семь часов утра. В доме, где проживал Гуля Голосов, было ни много ни мало — триста шестьдесят квартир. И триста шестьдесят будильников каждое утро с различной степенью точности подавали свой дребезжащий голос. Но даже все триста шестьдесят будильников вместе взятых не могли нарушить богатырского сна Гули Голосова. А потому персональный голосовский будильник был модернизирован: рядом с кроватью ставилось пустое оцинкованное ведро; внутри его, дном кверху лежала подходящего размера пустая кастрюля, на которой и стояли часы.
Кастрюля и ведро, таким образом, являлись резонатором, по физическим параметрам приближавшимся к церковному колоколу средних размеров.
Учительница была молода и хороша собой.
В классе сидели дети лет десяти-одиннадцати.
Учительница писала.
Дети смотрели.
— Вот! — сказала, наконец, учительница. — Это условия задачи!
На доске за её спиной красовалась восьмиэтажная формула общей площадью примерно в четыре квадратных метра.
— Кто пойдёт к доске? — строго спросила учительница.
Класс испуганно затих.
— Гуля Голосов! — вызвала учительница.
Из-за парты встал худенький мальчик с большими печальными глазами и обречённо пошёл к доске.
Класс облегчённо рассмеялся.
Смеялся класс по той, не видимой с учительской кафедры, причине, что к Гулиной спине английской булавкой была пришпилена бумага, на которой крупными печатными буквами было написано: «ПРОЩАЙТЕ!»
Огромная, исписанная непонятными значками, доска надвинулась на него, как танк. Гуля остановился и вздохнул. До верхнего края доски он не смог бы дотянуться даже встав на табурет — приниматься за решение этой чудовищной задачи не имело смысла.
— Извините, — прошептал Гуля. — Наша учительница математики никогда не давала нам таких задач. Вы у нас в первый раз, может быть, вы что-то перепутали?
— Я ничего не перепутала, — мрачно сказала учительница. — В моём классе даже двоечники будут решать такие задачи. А отличники будут их сами сочинять! Садитесь! Два!!!
В это время раздался сокрушительной громкости звонок.
Рука учительницы замерла над школьным журналом.
— Вам повезло! — криво усмехнувшись, сказала она.
И Гуля Голосов проснулся весь в поту.
Проснулся ровно пятнадцать лет спустя.
Пробуждение от кошмарных сновидений произошло в семь часов утра. В доме, где проживал Гуля Голосов, было ни много ни мало — триста шестьдесят квартир. И триста шестьдесят будильников каждое утро с различной степенью точности подавали свой дребезжащий голос. Но даже все триста шестьдесят будильников вместе взятых не могли нарушить богатырского сна Гули Голосова. А потому персональный голосовский будильник был модернизирован: рядом с кроватью ставилось пустое оцинкованное ведро; внутри его, дном кверху лежала подходящего размера пустая кастрюля, на которой и стояли часы.
Кастрюля и ведро, таким образом, являлись резонатором, по физическим параметрам приближавшимся к церковному колоколу средних размеров.