Се бо Готския красныя дъвы
въспъша на брезъ синему морю,
звоня Рускымъ златомъ, поють
время Бусово, лелъють месть
Шароканю. А мы уже, дружина,
жадны веселия!
казывали знающие люди, а такие всегда и в любом месте имеются, что над пространствами болот смердящих, над теми зыбкими топями, где не ступала нога ни одного из смертных, чьих мрачных омутов ничей пытливый взор не коснулся, ночами возносится к небу жёлтое пламя. Под стон и рык, под шипение зловещее медленно поднимается оно ввысь чадными клубами. От того пламени и смердят болота гнилью, будто пепел от него, перегорев, всё равно жирным остаётся и на всё живое действует ядовито. Если в рану попадёт, то не заживёт она, набухнет, сукровицей изойдёт, не сойдутся болящие края. Всё тело, как в огне, гореть будет, видениями наполнится разум, кожа язвами пойдёт. И тут уже — верная смерть.
Когда пламя осветит всё в болотной тьме, виден на миг и сам Огневержец. Сначала оскал пасти его: все зубы, как у пса клыки, назад к зеву загнуты, и снизу, и сверху. По длине и толщине они как предплечье крупного человека. А между зубами теми куски мяса торчат и свисают белые жилы. То останки съеденной жертвы. Отсюда и гниль, и запах её. А яд у гнили известно какой!
Голова у чудища велика, защищена чешуйками зелёной кости. Глаза навыкате, кровью налиты. Глядят без выражения, словно не видят, однако взгляд пронизывает и тело, и разум. Под взглядом таким невольно расслабляется тело, мякнет, и дикий страх изгоняет мысль.
Шея у Огневержца длинная, к голове сужается и у загривка будет толщиной с мужской торс. Лапы мускулистые, без шерсти, с длинными острыми копями и перепонками между пальцами. Туловище всегда покрыто чёрным илом. Размерами зверь велик: между рёбрами его без труда уместятся семь лошадей. По хребту, от выи до кончика хвоста, и по бокам торчат костяные шипы. Если изогнётся тело, то сходятся шипы остриями, словно ножи, и режут, и дробят всё, что под них попадётся.
По ночам выходит Огневержец из топей на промысел. И тут уж он один властелин, нет ему равного! Кого скрадёт, тем и доволен, не привередлив зело. Долго не гоняется, раз прыгнет, собьёт с размаху ударом головы, проткнёт добычу когтями и, не раздирая на части, откусывает от живого, не торопится. А начинает с живота, где помягче, посочнее. Тихо в такое время вокруг. Только чавканье далеко слышно, и сопение, и треск подлеска.
Об Огневержце поведали людям валькирии, те, что на волках верхом по лесам скачут, чьи уста прорицательны, чей длинен век. Да говорили валькирии шёпотом, с оглядкой говорили, что нет у Огневержца ушей, но слышит он очень далеко и, многопамятливый, знает: где звон железа, там много лакомства для него остаётся. Иной раз идущего человека за день пути слышит и не страшится выходить на торёную тропу. Но от встречи с ним живым ещё никто не уходил, а если и уйдёт однажды, то без разума, и больше всего на свете огня будет бояться и ящериц.