— Он видел... И все, кто видел, уже мертвы. Огнянин никого живым не оставляет.
— Связать собаку! И — в ров!
— Обожди, княжич! — вступился Тать. — Не убивал Верига Любомира. И не должно невиновного казнить. А что до змея... то я видел его.
Зашумели тут все, кто был, на Татя изумлённо воззрились; придвинулись ближе, хотели слышать. «Змея видел! От Огнянина цел ушёл! Скрытный этот Тать! О таком молчал!..» Думали, расскажет сейчас о чудище, храбрых потешит, а на малодушных страха нагонит. Но не дождались. Промолчал вольный Тать. И не знали, верить ли ему. Решили, что выгораживает он Веригу.
Градец Глумов по смерти рикса его оставили. Домыслава взяли заложником. С обозом дани для Божа-рикса вернулись во град Веселинов. От других же вотчинных риксов, напуганных поражением и смертью Глума, не желавших той же участи, тоже пришли прежние заложники с многими обозами и льстивыми велеречивыми послами.
И в чертоге удачливые на пир собрались, в разгул новый пустились. На том пиру Домыславу велено было во искупление за его дерзкую давешнюю речь на островах Дейне Лебеди прислуживать, подобно низкому челядину, и ноги её на глазах у всех омыть тёплой водой.
Сделал всё Домыслав-риксич, и тогда простили его. Среди лучших нарочитых посадили, как и положено то сыну княжьему, ни словом обидным, ни взглядом косым более не унизили.
ыл единый народ. Многочисленный и сильный. И велика была земля, этим народом занятая. И вокруг великой земли сидели многие соседи. Так и нынче ведётся, не только тогда.
Прокопий Кесарийский и гот Иордан, познавшие мудрость и потому ставшие известными и уважаемыми, говорили, что имя тому народу — венты. А соседи этих вентов по-разному называли, каждый на свой лад: «венды», «вене», «венейя».