Расстояние между всадниками и телегой заметно сокращалось… Вскоре они нагнали телегу, соскочили с коней.
Нет, это совсем не те мужики, но почему-то они сразу попритихли, смотрели хмуро, настороженно… И чувствовали себя явно виноватыми.
Пристально вглядываясь, Василий шагнул к ним. На телеге что-то было прикрыто толстым слоем соломы. Василий рукой смахнул ее. Под нею оказался самогонный аппарат, змеевик сразу выдавал его.
— Помню, помню, — сказал Василий. — Прилепские самогонщики?.. Ну вот что, — решил он, — марш столбы ставить, а с этим потом разберемся. Марш!
Мужики не спеша, но покорно слезли с телеги, пошли, оглядываясь на Василия: не станет ли этот известный своей отчаянной решительностью председатель крушить их деликатное и дорогое сооружение? Но Василий и не думал крушить. Пошарил в соломе: нет ли, случаем, обреза? — и, взяв за узду коня, пошел к своим.
— В нашем полку прибыло, — с улыбкой встретил их Петр.
А на почте Иван Тимофеевич, качая на коленях дочку, не отходил от аппарата. «Могли бы уже и поднять столбы… Или, не дай бог, случилось что?» Забываясь, не веря себе, брался за ключ и пробовал стучать. Но связи не было…
Подходили люди, приносили письма и телеграммы все с тем же адресом, спрашивали о новостях из Москвы и, узнав о диверсии, шли на большак с лопатой или топором.
Василий, завидев первую такую группу крестьян, хотел организовать митинг и произнести речь. Петр отговорил его:
— Там Ленин раненый, — он показал в сторону, куда тянулись провода, — мы пробиваемся к нему, спешим, а ты — митинг!..
— Да, да, — согласился Василий. Жалко, но ничего не поделаешь.
— Артель сейчас не потянем, а кредитное товарищество по плечу… — сказал задумчиво Петр, кивнув на работающих.
— Что?.. — не сразу понял Василий и тоже посмотрел на работающих.
Эти совестливые мужики и бабы, их отцы и деды по требованию сотских и десятских и раньше не раз исправно выходили ремонтировать дорогу или мост: надо! Но разве можно сравнить это «надо» с тем, как работали люди сейчас, пробиваясь к Ленину?
Василий толком не знал, что такое артель и что такое кредитное товарищество, что именно Ленин говорил о них. Но то, на что оказались способны сегодня эти люди, было так ново по своему характеру, так объединяло их, что стало ясно: и горы можно сдвинуть, если вот так навалиться…
Мужики, которые часто, бывало, ругались из-за того, что чья-то скотина забрела на огород соседа, дружно и сноровисто тащили из леса стволы мачтовых сосен. Кузнец Викулов, известный буйным нравом во хмелю, вот уже какой час, не разгибаясь, прикручивал толстой проволокой надставки к спиленным столбам. Старые и молодые копали ямы. Эта сила в один день, казалось, могла провести телеграфную линию не только от одной деревни до другой, но и до самой Москвы.
«Петра прав… Петра прав…» — думал Василий.
Когда кузнец прикрутил проволокой двухаршинный стояк к последнему столбу, когда последняя яма была вырыта и оставалось только поднять столб и утрамбовать землю, Василию стало жаль, что работа кончилась, что сейчас все разойдутся по своим домам, займутся обычными делами и распадется незримое здание содружества, уважения и человечности… Жаль, что ни завтра, ни послезавтра не увидит он того, что как бы само собой проявилось на большаке сегодня…
— Добро… — похвалил он Петра, но все же он хотел и на этот раз быть над ним: — Как там — твои сторожа не ожирели еще от безделья? А? — В голосе оттенок насмешки: надо же, мол, так бояться?!
— Не ожирели…
— Не снял до сих-то пор?
— Не снял…
Расстояние между всадниками и телегой заметно сокращалось… Вскоре они нагнали телегу, соскочили с коней.
Нет, это совсем не те мужики, но почему-то они сразу попритихли, смотрели хмуро, настороженно… И чувствовали себя явно виноватыми.
Пристально вглядываясь, Василий шагнул к ним. На телеге что-то было прикрыто толстым слоем соломы. Василий рукой смахнул ее. Под нею оказался самогонный аппарат, змеевик сразу выдавал его.
— Помню, помню, — сказал Василий. — Прилепские самогонщики?.. Ну вот что, — решил он, — марш столбы ставить, а с этим потом разберемся. Марш!
Мужики не спеша, но покорно слезли с телеги, пошли, оглядываясь на Василия: не станет ли этот известный своей отчаянной решительностью председатель крушить их деликатное и дорогое сооружение? Но Василий и не думал крушить. Пошарил в соломе: нет ли, случаем, обреза? — и, взяв за узду коня, пошел к своим.
— В нашем полку прибыло, — с улыбкой встретил их Петр.
А на почте Иван Тимофеевич, качая на коленях дочку, не отходил от аппарата. «Могли бы уже и поднять столбы… Или, не дай бог, случилось что?» Забываясь, не веря себе, брался за ключ и пробовал стучать. Но связи не было…
Подходили люди, приносили письма и телеграммы все с тем же адресом, спрашивали о новостях из Москвы и, узнав о диверсии, шли на большак с лопатой или топором.
Василий, завидев первую такую группу крестьян, хотел организовать митинг и произнести речь. Петр отговорил его:
— Там Ленин раненый, — он показал в сторону, куда тянулись провода, — мы пробиваемся к нему, спешим, а ты — митинг!..
— Да, да, — согласился Василий. Жалко, но ничего не поделаешь.
— Артель сейчас не потянем, а кредитное товарищество по плечу… — сказал задумчиво Петр, кивнув на работающих.
— Что?.. — не сразу понял Василий и тоже посмотрел на работающих.
Эти совестливые мужики и бабы, их отцы и деды по требованию сотских и десятских и раньше не раз исправно выходили ремонтировать дорогу или мост: надо! Но разве можно сравнить это «надо» с тем, как работали люди сейчас, пробиваясь к Ленину?
Василий толком не знал, что такое артель и что такое кредитное товарищество, что именно Ленин говорил о них. Но то, на что оказались способны сегодня эти люди, было так ново по своему характеру, так объединяло их, что стало ясно: и горы можно сдвинуть, если вот так навалиться…
Мужики, которые часто, бывало, ругались из-за того, что чья-то скотина забрела на огород соседа, дружно и сноровисто тащили из леса стволы мачтовых сосен. Кузнец Викулов, известный буйным нравом во хмелю, вот уже какой час, не разгибаясь, прикручивал толстой проволокой надставки к спиленным столбам. Старые и молодые копали ямы. Эта сила в один день, казалось, могла провести телеграфную линию не только от одной деревни до другой, но и до самой Москвы.
«Петра прав… Петра прав…» — думал Василий.
Когда кузнец прикрутил проволокой двухаршинный стояк к последнему столбу, когда последняя яма была вырыта и оставалось только поднять столб и утрамбовать землю, Василию стало жаль, что работа кончилась, что сейчас все разойдутся по своим домам, займутся обычными делами и распадется незримое здание содружества, уважения и человечности… Жаль, что ни завтра, ни послезавтра не увидит он того, что как бы само собой проявилось на большаке сегодня…
— Добро… — похвалил он Петра, но все же он хотел и на этот раз быть над ним: — Как там — твои сторожа не ожирели еще от безделья? А? — В голосе оттенок насмешки: надо же, мол, так бояться?!
— Не ожирели…
— Не снял до сих-то пор?
— Не снял…