Сережка не подгонял коня. Незаметно проехали поле, въехали в лес. Дорога начала спускаться к широкой Паре. Мальчик слез с саней и зашагал рядом. Вдруг тяжелые сани накатились на Огурчика и сильно толкнули его вперед. Хомут уперся коню в голову. Сережка схватился за оглоблю, натянул вожжи.
Наконец спуск кончился, и копыта глухо застучали по толстому льду.
— Не утонем? — боязливо спросила тетка.
— А чего? — засмеялся Сережка. — Намедни здесь трактор бревна тащил. Ничего, прошел.
— Ты смотри!
Переехали реку, на берегу показалась маленькая рубленая сторожка паромщика. Она потемнела от ветра и долгих осенних дождей.
— Кто перевозит? Дед Филипп?
— Нет, прошлой весной он лазил с наметкой, простудился и помер.
— Что ты, такой здоровый?
— Да, здоровый был, по гробу метр девяносто.
— Смотри, Серега, как поземка разыгралась. Портится погода.
— Есть немного, — важно согласился Сережка, вспомнив о красном закате, и недовольно подумал: «Нашла, о чем жалеть. Сядет в поезд и покатит, а уж нам с Огурчиком и вправду может достаться».
Поравнялись со сторожкой. Хлопала неприкрытая дверь, тоскливо повизгивая на петлях.
— Без хозяина и дверь в беспризорных ходит, — вздохнула тетка.
Сережка промолчал. Он поднял съехавшую полу тулупа и подхлестнул Огурчика.
Впереди лежало огромное поле. На белой молчаливой равнине только кое-где темнели стога да щетинился густой ивняк. Летом его резали на корзины.
Ветер задул сильнее, гоня по крепкому насту сухой снег. Сумерки наступили, когда еще не проехали и половины дороги. Снег из белого стал синим. Мороз покрепчал.
Станционный поселок светился множеством огней.
— Приехали! — громко выкрикнул Сережка и пустил коня рысью. Ему очень хотелось с шиком въехать в поселок.
Около магазина Сережка остановился.
— Если очередь, ты не стой, — напутствовала тетка, с трудом поворачиваясь в теплой одежде.
— Успеем, — отозвался хладнокровно Сережка. Ему хотелось назло тетке подольше постоять в очереди.
Сережка не подгонял коня. Незаметно проехали поле, въехали в лес. Дорога начала спускаться к широкой Паре. Мальчик слез с саней и зашагал рядом. Вдруг тяжелые сани накатились на Огурчика и сильно толкнули его вперед. Хомут уперся коню в голову. Сережка схватился за оглоблю, натянул вожжи.
Наконец спуск кончился, и копыта глухо застучали по толстому льду.
— Не утонем? — боязливо спросила тетка.
— А чего? — засмеялся Сережка. — Намедни здесь трактор бревна тащил. Ничего, прошел.
— Ты смотри!
Переехали реку, на берегу показалась маленькая рубленая сторожка паромщика. Она потемнела от ветра и долгих осенних дождей.
— Кто перевозит? Дед Филипп?
— Нет, прошлой весной он лазил с наметкой, простудился и помер.
— Что ты, такой здоровый?
— Да, здоровый был, по гробу метр девяносто.
— Смотри, Серега, как поземка разыгралась. Портится погода.
— Есть немного, — важно согласился Сережка, вспомнив о красном закате, и недовольно подумал: «Нашла, о чем жалеть. Сядет в поезд и покатит, а уж нам с Огурчиком и вправду может достаться».
Поравнялись со сторожкой. Хлопала неприкрытая дверь, тоскливо повизгивая на петлях.
— Без хозяина и дверь в беспризорных ходит, — вздохнула тетка.
Сережка промолчал. Он поднял съехавшую полу тулупа и подхлестнул Огурчика.
Впереди лежало огромное поле. На белой молчаливой равнине только кое-где темнели стога да щетинился густой ивняк. Летом его резали на корзины.
Ветер задул сильнее, гоня по крепкому насту сухой снег. Сумерки наступили, когда еще не проехали и половины дороги. Снег из белого стал синим. Мороз покрепчал.
Станционный поселок светился множеством огней.
— Приехали! — громко выкрикнул Сережка и пустил коня рысью. Ему очень хотелось с шиком въехать в поселок.
Около магазина Сережка остановился.
— Если очередь, ты не стой, — напутствовала тетка, с трудом поворачиваясь в теплой одежде.
— Успеем, — отозвался хладнокровно Сережка. Ему хотелось назло тетке подольше постоять в очереди.