— Ну, таких-то телят…
— Ойе! — сказал дед и поднял кверху палец. — То про нас, сынки! Он думает, мы только девок приступом брать умеем. Ничего не сделаешь, придется поучить атамана. Ну, мы легонько — на память. Смотрите не забывайтесь, хлопцы, все же атаман. Што ж ты саблюку запрятал, батька?..
Тут сверху, от дозоров, зашумели:
— Струга!
Это был гром среди ясного неба. Этого никто не ждал. Слишком уж покойно было вокруг, по-родному грело солнышко, и слишком уж мирно настроились казаки…
Лагерь притих. Смотрели вверх, в сторону дозорных. Не верилось.
— Откуда?!
— От Астрахани!
— Много?! — крикнул Черноярец.
Дозорные, видно, считали — не ответили.
— Много?! — закричали им с разных сторон. — Какого там?!.
— С тридцать! — поспешил крикнуть молодой дозорный, но его поправили:
— Полета! Большие!..
Есаулы повернулись к Степану. И все, кто был близко, смотрели теперь на него.
Степан смятенно думал.
Весь огромный лагерь замер.
— В гребь! — зло сказал Степан.
Вот — наступила ясность: надо уходить. Полета астраханских больших стругов со стрельцами — это много. Накроют.
— В гребь!! — покатилось от конца в конец лагеря; весь он зашевелился; замелькали, перемешались краски. Не страх охватил этих людей, а досада, что надо уходить. Очень уж нелепо.
Из единственного прохода в тучных камышах выгребались в большую воду.
— В гребь — не в гроб: можно постараться. Наляжь, братцы!
— Их ты!.. Рраз! Ма-рье в глаз!
— Ну, таких-то телят…
— Ойе! — сказал дед и поднял кверху палец. — То про нас, сынки! Он думает, мы только девок приступом брать умеем. Ничего не сделаешь, придется поучить атамана. Ну, мы легонько — на память. Смотрите не забывайтесь, хлопцы, все же атаман. Што ж ты саблюку запрятал, батька?..
Тут сверху, от дозоров, зашумели:
— Струга!
Это был гром среди ясного неба. Этого никто не ждал. Слишком уж покойно было вокруг, по-родному грело солнышко, и слишком уж мирно настроились казаки…
Лагерь притих. Смотрели вверх, в сторону дозорных. Не верилось.
— Откуда?!
— От Астрахани!
— Много?! — крикнул Черноярец.
Дозорные, видно, считали — не ответили.
— Много?! — закричали им с разных сторон. — Какого там?!.
— С тридцать! — поспешил крикнуть молодой дозорный, но его поправили:
— Полета! Большие!..
Есаулы повернулись к Степану. И все, кто был близко, смотрели теперь на него.
Степан смятенно думал.
Весь огромный лагерь замер.
— В гребь! — зло сказал Степан.
Вот — наступила ясность: надо уходить. Полета астраханских больших стругов со стрельцами — это много. Накроют.
— В гребь!! — покатилось от конца в конец лагеря; весь он зашевелился; замелькали, перемешались краски. Не страх охватил этих людей, а досада, что надо уходить. Очень уж нелепо.
Из единственного прохода в тучных камышах выгребались в большую воду.
— В гребь — не в гроб: можно постараться. Наляжь, братцы!
— Их ты!.. Рраз! Ма-рье в глаз!