И тут Уэйд заметил, как Сэндерс, бросив мула, бросив дробовик, спешит к месту схватки, до которой ему было надо еще преодолеть около шестидесяти ярдов. «Он с ума сошел», — подумал было Уэйд, но тут в правой руке Сэндерса блеснуло лезвие ножа. «Все равно он безумец, — мысль Уэйда работала теперь четко, голова была на удивление ясной, свежей. — Хорошо, что я зарядил ружье пулями, а не картечью.» Он вновь стал медленно поднимать «Ремингтон» и, когда медведь, обхватив туловище пса обеими лапами, словно собирался сейчас закружиться с ним в бешеном танце, подмял его под себя, наклонив голову вбок и вперед, поймал на мушку оскаленную медвежью пасть и нажал на спуск. Медведь окаменел на мгновенье, потом удивленно задрал голову высоко вверх, словно бы позабыв о висевшем на нем враге, и Уэйд выстрелил во второй раз. Теперь медведь воздел обе лапы кверху, оставив пса, он вставал все выше и выше, словно стараясь оторваться от земли, воспарить вместе с ненавистным врагом, но вдруг завалился набок, и в этот момент его частично заслонила от Уэйда широкая кожаная спина Джереми Сэндерса.
Сэндерс сделал не менее пяти яростных, следующих друг за другом тычков — между ними почти не было промежутка во времени и в пространстве — потом отбросил свой нож, обернувшись назад и Уэйду бросились в глаза его окровавленные руки, забрызганное крупными красными каплями лицо. Дико оглянувшись еще раз по сторонам, он попытался снять с туши зверя своего Тигра. Но тот намертво сжал челюсти на горле поверженного врагами и не отпускал.
Уэйд спешился и, медленно пошел к медведю, еще не соображая толком, чего хотят Дик и Джереми. Только с его помощью удалось расцепить челюсти собаки. Из брюха Тигра вывалился клубок фиолетово-кровавых внутренностей, дымившихся на холодном воздухе, и Джереми Сэндерс дрожащими руками пытался засунуть их обратно. Позади людей сгрудились собаки, яростно лая, но все же не осмеливаясь вцепиться в тушу медведя как следует.
— Да, отделали вы его, что надо, — сказал Дик Клэнси, вставая с корточек и не отрывая взгляда от морды зверя, превратившейся теперь в сплошное ослизлое месиво из крови, торчавших обломков костей и клочков бурой шерсти.
Уэйд так и не понял, к кому относится это «вы»: как минимум, одна пуля из «Ремингтона» угодила в голову зверя и она наверняка была смертельной, ведь на таком расстоянии выходное отверстие получилось размером не меньше кулака. Но кроме того, и Сэндерс успел изрядно поработать своим огромным ножом, валявшимся теперь футах в двух от туши.
Подоспели и остальные охотники. Оттаскивая собак и переговариваясь вполголоса, они образовали полукруг над лежащим медведем.
— Уэйд, его лапа принадлежит тебе, — Джим Каразерс произнес это с одобрением и какой-то затаенной гордостью.
Уэйд хмуро покачал головой.
— Нет уж, скорее ему, — он указал в сторону Тигра, около которого хлопотал хозяин.
— Сплоховал, видать, немного Тигр, — возразил Каразерс. — Промахнулся. Если бы ему удалось вцепиться повыше, в самое горло, тогда бы он медведя, глядишь, и удавил бы.
«Это верно, — подумал Уэйд, — пес дал мне шанс. Но даже если бы ему и удалось как следует схватить медведя за горло, тот все равно не оставил бы его в живых,» — черные, словно лаком, покрытые свежей кровью когти медведя поражали своими размерами.
Сэндерс между тем стащил с себя полушубок и завернул в него Тигра.
— Дик, я отвезу его на твоем муле. Надо же на чем-то везти и его, — Джереми кивнул в сторону медведя. — А ты же знаешь: только мой мул совсем не боится звериного запаха.
— Что там, — махнул рукой Клэнси, — возьми, конечно. Только лучше бы тебе пристрелить его, беднягу. Ничем ему уже не помочь, только промучается больше.
Сэндерс молча покачал головой, бережно подсунул руки под полушубок, на котором лежал пес, и бесконечно медленно и осторожно стал подниматься с колен.
Все, давая ему дорогу, отступили в сторону на несколько шагов, словно Джереми или его пес были очень широкими, футов на пять-шесть в поперечнике.
Сэндерс, минуя кочки, пошел к краю поляны, где был привязан мул Дика Клэнси.
Все остальные, связав медведю передние и задние лапы вместе, перевалили его через седло мула Сэндерса и привязали, пропустив веревки под подпругу седла, предварительно связав лапы кольцом под брюхом мула.
— Да уж, — заметил кто-то, — у этого здоровяка все особенное. Ни его пес, ни его мул, ни сам он ни черта не боятся.
Уэйд держал под узду фыркавшего и прядавшего ушами Лавджоя: на таком расстоянии от хищника он нервничал. Зато мул Сэндерса спокойно воспринял процедуру погрузки, разве что только переступив ногами с места на место: все же медведь был тяжел.
Перед Рождеством они с Аннабел поехали в Атланту. В это трудно было поверить, но в свои семнадцать с половиной лет девушка выезжала за пределы округа считанные разы. Пару раз она была в Джонсборо, один раз в Атланте, да еще как-то совсем маленькой девочкой родители возили ее к родственникам в Нашвилл, в Теннеси. Безусловно, Нашвилл с тех пор мог считаться для нее краем света.
— Это и хорошо, — говорил, смеясь Уэйд. — Такой чудесный лесной цветок надо держать подальше от глаз людских. Вон как на тебя все оглядываются.
И тут Уэйд заметил, как Сэндерс, бросив мула, бросив дробовик, спешит к месту схватки, до которой ему было надо еще преодолеть около шестидесяти ярдов. «Он с ума сошел», — подумал было Уэйд, но тут в правой руке Сэндерса блеснуло лезвие ножа. «Все равно он безумец, — мысль Уэйда работала теперь четко, голова была на удивление ясной, свежей. — Хорошо, что я зарядил ружье пулями, а не картечью.» Он вновь стал медленно поднимать «Ремингтон» и, когда медведь, обхватив туловище пса обеими лапами, словно собирался сейчас закружиться с ним в бешеном танце, подмял его под себя, наклонив голову вбок и вперед, поймал на мушку оскаленную медвежью пасть и нажал на спуск. Медведь окаменел на мгновенье, потом удивленно задрал голову высоко вверх, словно бы позабыв о висевшем на нем враге, и Уэйд выстрелил во второй раз. Теперь медведь воздел обе лапы кверху, оставив пса, он вставал все выше и выше, словно стараясь оторваться от земли, воспарить вместе с ненавистным врагом, но вдруг завалился набок, и в этот момент его частично заслонила от Уэйда широкая кожаная спина Джереми Сэндерса.
Сэндерс сделал не менее пяти яростных, следующих друг за другом тычков — между ними почти не было промежутка во времени и в пространстве — потом отбросил свой нож, обернувшись назад и Уэйду бросились в глаза его окровавленные руки, забрызганное крупными красными каплями лицо. Дико оглянувшись еще раз по сторонам, он попытался снять с туши зверя своего Тигра. Но тот намертво сжал челюсти на горле поверженного врагами и не отпускал.
Уэйд спешился и, медленно пошел к медведю, еще не соображая толком, чего хотят Дик и Джереми. Только с его помощью удалось расцепить челюсти собаки. Из брюха Тигра вывалился клубок фиолетово-кровавых внутренностей, дымившихся на холодном воздухе, и Джереми Сэндерс дрожащими руками пытался засунуть их обратно. Позади людей сгрудились собаки, яростно лая, но все же не осмеливаясь вцепиться в тушу медведя как следует.
— Да, отделали вы его, что надо, — сказал Дик Клэнси, вставая с корточек и не отрывая взгляда от морды зверя, превратившейся теперь в сплошное ослизлое месиво из крови, торчавших обломков костей и клочков бурой шерсти.
Уэйд так и не понял, к кому относится это «вы»: как минимум, одна пуля из «Ремингтона» угодила в голову зверя и она наверняка была смертельной, ведь на таком расстоянии выходное отверстие получилось размером не меньше кулака. Но кроме того, и Сэндерс успел изрядно поработать своим огромным ножом, валявшимся теперь футах в двух от туши.
Подоспели и остальные охотники. Оттаскивая собак и переговариваясь вполголоса, они образовали полукруг над лежащим медведем.
— Уэйд, его лапа принадлежит тебе, — Джим Каразерс произнес это с одобрением и какой-то затаенной гордостью.
Уэйд хмуро покачал головой.
— Нет уж, скорее ему, — он указал в сторону Тигра, около которого хлопотал хозяин.
— Сплоховал, видать, немного Тигр, — возразил Каразерс. — Промахнулся. Если бы ему удалось вцепиться повыше, в самое горло, тогда бы он медведя, глядишь, и удавил бы.
«Это верно, — подумал Уэйд, — пес дал мне шанс. Но даже если бы ему и удалось как следует схватить медведя за горло, тот все равно не оставил бы его в живых,» — черные, словно лаком, покрытые свежей кровью когти медведя поражали своими размерами.
Сэндерс между тем стащил с себя полушубок и завернул в него Тигра.
— Дик, я отвезу его на твоем муле. Надо же на чем-то везти и его, — Джереми кивнул в сторону медведя. — А ты же знаешь: только мой мул совсем не боится звериного запаха.
— Что там, — махнул рукой Клэнси, — возьми, конечно. Только лучше бы тебе пристрелить его, беднягу. Ничем ему уже не помочь, только промучается больше.
Сэндерс молча покачал головой, бережно подсунул руки под полушубок, на котором лежал пес, и бесконечно медленно и осторожно стал подниматься с колен.
Все, давая ему дорогу, отступили в сторону на несколько шагов, словно Джереми или его пес были очень широкими, футов на пять-шесть в поперечнике.
Сэндерс, минуя кочки, пошел к краю поляны, где был привязан мул Дика Клэнси.
Все остальные, связав медведю передние и задние лапы вместе, перевалили его через седло мула Сэндерса и привязали, пропустив веревки под подпругу седла, предварительно связав лапы кольцом под брюхом мула.
— Да уж, — заметил кто-то, — у этого здоровяка все особенное. Ни его пес, ни его мул, ни сам он ни черта не боятся.
Уэйд держал под узду фыркавшего и прядавшего ушами Лавджоя: на таком расстоянии от хищника он нервничал. Зато мул Сэндерса спокойно воспринял процедуру погрузки, разве что только переступив ногами с места на место: все же медведь был тяжел.
Перед Рождеством они с Аннабел поехали в Атланту. В это трудно было поверить, но в свои семнадцать с половиной лет девушка выезжала за пределы округа считанные разы. Пару раз она была в Джонсборо, один раз в Атланте, да еще как-то совсем маленькой девочкой родители возили ее к родственникам в Нашвилл, в Теннеси. Безусловно, Нашвилл с тех пор мог считаться для нее краем света.
— Это и хорошо, — говорил, смеясь Уэйд. — Такой чудесный лесной цветок надо держать подальше от глаз людских. Вон как на тебя все оглядываются.