Уилли прибил балки к полу кухни и укрепил их массивными деревянными столбами. Единственное окошко он забросал мешками с песком снаружи дома и укрепил полудюймовой металлической сеткой изнутри. Принес огнетушитель, радиоприемник на батарейках, топор, монтировку, фонарик, набор первой помощи и бутылки с водой. Сложил картонные коробки с консервами на самодельном столике из твердого дерева; рядом с ними поставил печку «Стерно», походный будильник и воздушный насос, чтобы накачивать матрацы, свернутые в углу.
Все это он построил и купил на зарплату молочника.
Там имелись даже лопата с киркой, чтобы выкопаться после взрыва.
Уилли пренебрег лишь единственной рекомендацией правительства — в убежище не было химического туалета. Они были дорогие. Уилли так и не успел его купить — сбежал.
Теперь это место напоминало крысиную нору — запасы пищи были разграблены и унесены Рут на кухню, огнетушитель вывалился из настенного крепления, батарейки в приемнике и фонарике сели, и все там пылилось целых три года беспощадной запущенности. Убежище напоминало Рут об Уилли. Прибираться там она даже не думала.
Иногда мы там играли. Но редко.
Это место пугало.
Казалось, Уилли построил тюремную камеру — не убежище, чтобы удержать что-то снаружи, а черную дыру, чтобы удержать кого-то внутри.
И тот факт, что убежище располагалось ровно посередине, естественно, сказывался на всем подвале. Сидишь, бывало, пьешь «коку», болтаешь с Рут, пока она стирает, а потом оглянешься и увидишь это зловещее подобие бункера, его низкие стены, вечно влажные, испещренные трещинами. Как будто они сами больны и умирают.
Иногда мы туда ходили и пугали друг друга.
Вот для этого убежище подходило просто отлично: чтобы друг друга пугать. И ни на что больше.
Мы редко им пользовались.
— Знаешь, чего не хватает на этом карнавале, черт бы его побрал! Старого доброго хучи-ку!
Четверг, вечер, второй день карнавала. Рут смотрела, как Шайенна Боди в сотый раз назначают помощником шерифа, и мэр городка цепляет значок к его кожаной рубашке, отороченной бахромой. Шайенн был гордым и решительным.
Рут с усталым видом сидела в кресле у камина, вытянув ноги на подушке. В одной руке у нее была бутылка пива, в другой — сигарета.
Рупор посмотрел на нее.
— А что такое хучи-ку?
— Хучи-ку. Хучи-кучи. Это девочки танцуют, Ральфи. Это, и еще цирк уродов. Когда я была как ты, на карнавалах было и то, и другое, и я даже видела человека с тремя руками.
— Не может быть, — сказал он.
Ясное дело, что этого она не спустит.
— Не спорь с матерью. Я видела. У него были три руки — одна — эдакая фитюлька, вот здесь.
Она подняла руку и ткнула пальцем в гладко выбритую подмышку.
Уилли прибил балки к полу кухни и укрепил их массивными деревянными столбами. Единственное окошко он забросал мешками с песком снаружи дома и укрепил полудюймовой металлической сеткой изнутри. Принес огнетушитель, радиоприемник на батарейках, топор, монтировку, фонарик, набор первой помощи и бутылки с водой. Сложил картонные коробки с консервами на самодельном столике из твердого дерева; рядом с ними поставил печку «Стерно», походный будильник и воздушный насос, чтобы накачивать матрацы, свернутые в углу.
Все это он построил и купил на зарплату молочника.
Там имелись даже лопата с киркой, чтобы выкопаться после взрыва.
Уилли пренебрег лишь единственной рекомендацией правительства — в убежище не было химического туалета. Они были дорогие. Уилли так и не успел его купить — сбежал.
Теперь это место напоминало крысиную нору — запасы пищи были разграблены и унесены Рут на кухню, огнетушитель вывалился из настенного крепления, батарейки в приемнике и фонарике сели, и все там пылилось целых три года беспощадной запущенности. Убежище напоминало Рут об Уилли. Прибираться там она даже не думала.
Иногда мы там играли. Но редко.
Это место пугало.
Казалось, Уилли построил тюремную камеру — не убежище, чтобы удержать что-то снаружи, а черную дыру, чтобы удержать кого-то внутри.
И тот факт, что убежище располагалось ровно посередине, естественно, сказывался на всем подвале. Сидишь, бывало, пьешь «коку», болтаешь с Рут, пока она стирает, а потом оглянешься и увидишь это зловещее подобие бункера, его низкие стены, вечно влажные, испещренные трещинами. Как будто они сами больны и умирают.
Иногда мы туда ходили и пугали друг друга.
Вот для этого убежище подходило просто отлично: чтобы друг друга пугать. И ни на что больше.
Мы редко им пользовались.
— Знаешь, чего не хватает на этом карнавале, черт бы его побрал! Старого доброго хучи-ку!
Четверг, вечер, второй день карнавала. Рут смотрела, как Шайенна Боди в сотый раз назначают помощником шерифа, и мэр городка цепляет значок к его кожаной рубашке, отороченной бахромой. Шайенн был гордым и решительным.
Рут с усталым видом сидела в кресле у камина, вытянув ноги на подушке. В одной руке у нее была бутылка пива, в другой — сигарета.
Рупор посмотрел на нее.
— А что такое хучи-ку?
— Хучи-ку. Хучи-кучи. Это девочки танцуют, Ральфи. Это, и еще цирк уродов. Когда я была как ты, на карнавалах было и то, и другое, и я даже видела человека с тремя руками.
— Не может быть, — сказал он.
Ясное дело, что этого она не спустит.
— Не спорь с матерью. Я видела. У него были три руки — одна — эдакая фитюлька, вот здесь.
Она подняла руку и ткнула пальцем в гладко выбритую подмышку.