— Да, — подхватил я с обычной своей двусмысленностью.
— Я все это понимаю, — сказал Джордж, — и, очевидно, согласен. Но есть и гражданский долг. Личное смущение тут не в счет. Дело, видите ли, в законе. Гораздо важнее нас. Даже если речь о моей заднице. Иначе где мы окажемся?
— Но если мы знаем, что не поможет? — (Сэм.)
— Ну, да — в этом вся штука, не так ли? — Несколько времени он подумал, презрев стакан в руке. — Да, ясно, — произнес он наконец. — У меня имеются полномочия Королевы, и как ни верти, существует этот закон о гражданском аресте, нет? Завтра лично переговорю с сентениром, изложу свою позицию. Затем мы втроем организуем «посси комитатус»; загоним свинью. Да, стало быть. Спокойной ночи, господа. Явка завтра в полдень. Прихватите бутерброды.
Сэм в ужасе уставился на него: Природа не оборудовала Сэма для членства в милицейских формированиях.
Я тоже уставился на Джорджа в ужасе: на холодную утку мне сегодня рассчитывать явно не стоит.
Вошла Виолетта — она вновь была в обильных слезах.
— Все это и впрямь довольно-таки ужас, — сказала она. — Бедненькая девочка. Он творил с ней крайне причудливые вещи помимо, ну, сами знаете, и она перепугана до смерти. Должно быть, он какой-то маньяк, на нем была маска, и одежда у него странно пахла, и еще, ах да, на пузике у него нарисован меч.
Джордж заворчал и слегка выругался; брови Сэма подпрыгнули вверх, а я пустился в неистовые размышления.
— Проклятый мерзавец, — сказал Джордж.
— Как изумительно необычайно, — сказал Сэм.
— Какого рода маска? — спросил я.
Остальные посмотрели на меня с легким упреком в глазах — так, словно я упомянул при детях патронажную сестру.
— Ей кажется — из тех, что продаются в лавках розыгрышей, резиновая, вроде Дракулы или Зверя с 5000 фатомов.
— Вот-вот, — сказал я. — Зверь.
— Ага! — изрек Сэм. — По-моему, я допетрил. Но меч — это что-то новенькое, не так ли?
— Да, но, мне кажется, уместно.
— Это почему?
— Пока не очень уверен, расскажу в следующий раз.
— Не будет ли кто-нибудь из вас любезен сообщить мне, — прорычал Джордж, — какого х… — Он умолк и взял себя в руки. — Прошу прощения, — заговорил он вновь. — По-моему, я не вполне слежу за ходом вашей мысли, господа.
— Джерсийский Зверь, — пояснил Сэм. — Ну, знаете, тот малый, что десяток лет терроризировал Остров. Забирался к детишкам в спальни, утаскивал их через окно и творил с ними всякие странности в полях — очень мерзкие далеко не всегда, — а потом укладывал их обратно в постельки. Полиция считает, что подобных нападений было свыше сотни, но, естественно, о большинстве не сообщали — по причинам, которые вы, я думаю, э-э, оцените по достоинству. Он носил резиновую маску, многие жертвы припоминали странный запах, а одежда у него была весьма причудливая, вся утыкана гвоздями. Незадолго до того, как вы сюда переехали, поймали субъекта по фамилии Пэйснел, и он сейчас отбывает тридцать лет, заслуженно или же нет.
— Не хотелось бы мне оказаться на его месте, — вмешался я. — Уголовники до безумия сентиментальны, и с насильниками детей творят истинные зверства. Заставляют их петь альтом, если вы меня понимаете.
— Да, — подхватил я с обычной своей двусмысленностью.
— Я все это понимаю, — сказал Джордж, — и, очевидно, согласен. Но есть и гражданский долг. Личное смущение тут не в счет. Дело, видите ли, в законе. Гораздо важнее нас. Даже если речь о моей заднице. Иначе где мы окажемся?
— Но если мы знаем, что не поможет? — (Сэм.)
— Ну, да — в этом вся штука, не так ли? — Несколько времени он подумал, презрев стакан в руке. — Да, ясно, — произнес он наконец. — У меня имеются полномочия Королевы, и как ни верти, существует этот закон о гражданском аресте, нет? Завтра лично переговорю с сентениром, изложу свою позицию. Затем мы втроем организуем «посси комитатус»; загоним свинью. Да, стало быть. Спокойной ночи, господа. Явка завтра в полдень. Прихватите бутерброды.
Сэм в ужасе уставился на него: Природа не оборудовала Сэма для членства в милицейских формированиях.
Я тоже уставился на Джорджа в ужасе: на холодную утку мне сегодня рассчитывать явно не стоит.
Вошла Виолетта — она вновь была в обильных слезах.
— Все это и впрямь довольно-таки ужас, — сказала она. — Бедненькая девочка. Он творил с ней крайне причудливые вещи помимо, ну, сами знаете, и она перепугана до смерти. Должно быть, он какой-то маньяк, на нем была маска, и одежда у него странно пахла, и еще, ах да, на пузике у него нарисован меч.
Джордж заворчал и слегка выругался; брови Сэма подпрыгнули вверх, а я пустился в неистовые размышления.
— Проклятый мерзавец, — сказал Джордж.
— Как изумительно необычайно, — сказал Сэм.
— Какого рода маска? — спросил я.
Остальные посмотрели на меня с легким упреком в глазах — так, словно я упомянул при детях патронажную сестру.
— Ей кажется — из тех, что продаются в лавках розыгрышей, резиновая, вроде Дракулы или Зверя с 5000 фатомов.
— Вот-вот, — сказал я. — Зверь.
— Ага! — изрек Сэм. — По-моему, я допетрил. Но меч — это что-то новенькое, не так ли?
— Да, но, мне кажется, уместно.
— Это почему?
— Пока не очень уверен, расскажу в следующий раз.
— Не будет ли кто-нибудь из вас любезен сообщить мне, — прорычал Джордж, — какого х… — Он умолк и взял себя в руки. — Прошу прощения, — заговорил он вновь. — По-моему, я не вполне слежу за ходом вашей мысли, господа.
— Джерсийский Зверь, — пояснил Сэм. — Ну, знаете, тот малый, что десяток лет терроризировал Остров. Забирался к детишкам в спальни, утаскивал их через окно и творил с ними всякие странности в полях — очень мерзкие далеко не всегда, — а потом укладывал их обратно в постельки. Полиция считает, что подобных нападений было свыше сотни, но, естественно, о большинстве не сообщали — по причинам, которые вы, я думаю, э-э, оцените по достоинству. Он носил резиновую маску, многие жертвы припоминали странный запах, а одежда у него была весьма причудливая, вся утыкана гвоздями. Незадолго до того, как вы сюда переехали, поймали субъекта по фамилии Пэйснел, и он сейчас отбывает тридцать лет, заслуженно или же нет.
— Не хотелось бы мне оказаться на его месте, — вмешался я. — Уголовники до безумия сентиментальны, и с насильниками детей творят истинные зверства. Заставляют их петь альтом, если вы меня понимаете.