— Кому мелочь, а кому Мирослава Батьковна Воронова! Между прочим, глава студсовета!
Жизнь — боль.
Понятия не имею, откуда я услышала это выражение, с каких пор стала думать настолько депрессивно, но…
В понедельник утром жизнь меня не радовала.
И дело вовсе не в одногруппниках, чей многоголосный рой после тихих выходных казался адом, и даже не в двух днях, проведенных без интернета, телевизора и телефона. Одно из стандартных, привычных бабушкиных наказаний: полное лишение привычных средств связи с внешним миром. Иногда строгая родительница не отличалась изощренностью, а коротать время за книгой из нашей обширной библиотеки я научилась уже давно. Вопрос в другом…
Откуда она все-таки узнала о произошедшем в универе? Обо всем произошедшем, в деталях и красках, как будто присутствовала там лично! Ей явно кто-то доложил, но кто? Кому это надо, если меня до сей поры частенько прикрывал куратор, а с водителем была достигнута договоренность? Да и я была осторожна, машина Аверина возле особняка не мелькала!
И все же… Бабушка узнала всё. Кроме некоторых моментов внутри раздевалки. И, естественно, меня постигло наказание. Его-то я перенесла легко, в конце концов, у меня наконец-то появилось время, чтобы все хорошенько обдумать. Например, озвученную информацию о том, что Солнцева и Аверин ничего из себя не представляют и, следовательно, от связи с ними, как априори бесполезной, мне следует воздержаться.
Мне хватило всего пары часов, чтобы осознать — я этого делать не буду.
Когда подобная мысль появилась в моей голове, признаю, я испугалась. Ни в моих привычках было идти наперекор родительнице, бунтовать или даже обманывать. Конечно, иногда хитрить, скрывать что-то или недоговаривать приходилось… Но не в таких масштабах!
И всё-таки… держаться подальше от единственных людей, пришедших мне на выручку, я просто не смогла бы себя заставить. Особенно после того, что Аня Солнцева сделала для меня в подвале.
Но все пережитое и осмысленное просто меркло по сравнению с тем, что вчера поздно вечером бабушка благополучно отбыла в аэропорт!
Конечно, прислуга дома наверняка исполняла победные пляски, мне бы стоило вздохнуть с облегчением и все-такое… Если бы не одно но! Угадайте, чью личную жизнь она направилась улаживать куда-то заграницу?
Как я, собственно, и говорила, жизнь — боль.
— Поднимите мне ве-е-е-еки… — тоскливо провыли рядом со мной, едва не заставив подпрыгнуть от неожиданности.
Оказывается, я настолько ушла в свои мысли, что не заметила, как рядом со мной устроилась переведенная студентка, сжимая в руке картонный стаканчик с кофе, попутно распластавшись на парте. Второй, идентичный, неожиданно сунули мне под нос.
— Спасибо, — немного подумав, отказываться я все-таки не стала. Пускай обычных кофеен я всегда избегала, да и кофе не очень любила… Какая уж теперь разница, если жизнь все равно стала с ног на голову?
И, сделав глоток горячего напитка, оказавшегося довольно приятным на вкус, я машинально повторила позу Солнцевой.
— Что, жизнь сегодня если и радует, то явно мимо? — приоткрыв один глаз, поинтересовалась Аня, которая сегодня выглядела довольно уставшей и не выспавшейся. Даже ее вечный оптимизм, казалось, немного поутих… Впрочем, если я от нее и отставала, то явно не очень далеко.
— Никак, — вздохнула в ответ. И почему-то спросила. — Что-то случилось?
— Жизнь не получилась, — фыркнула рыжая, отлипая от парты. Потерев нос, она присосалась к кофе, обхватив губами трубочку, после пояснив, страдальчески поморщившись. — Работа, что б ее итить! С корабля, блин, на бал… В смысле, со смены и в универ. Так что разбуженный в январе гризли — милый зайка по сравнению со мной, не в обиду будет Лександрычу. А у тебя?
— Семейные неурядицы, — отозвалась в таком же духе, складывая руки перед собой и пристраивая на них голову. Очередное незнакомое имя, явно вписанное в устойчивое выражение, уже меня не удивляло. Привыкла, наверное. И только сейчас решила уточнить одну деталь, не сразу мною замеченную. — А где?..
— А там, — ткнула пальцем Аня, указывая куда-то вперед, в проход между рядами. Снова прильнув к стакану, она от души зевнула. — Кстати, что за кипишь-то? Если это не досрочная стипендия, то я так не играю!
— Кому мелочь, а кому Мирослава Батьковна Воронова! Между прочим, глава студсовета!
Жизнь — боль.
Понятия не имею, откуда я услышала это выражение, с каких пор стала думать настолько депрессивно, но…
В понедельник утром жизнь меня не радовала.
И дело вовсе не в одногруппниках, чей многоголосный рой после тихих выходных казался адом, и даже не в двух днях, проведенных без интернета, телевизора и телефона. Одно из стандартных, привычных бабушкиных наказаний: полное лишение привычных средств связи с внешним миром. Иногда строгая родительница не отличалась изощренностью, а коротать время за книгой из нашей обширной библиотеки я научилась уже давно. Вопрос в другом…
Откуда она все-таки узнала о произошедшем в универе? Обо всем произошедшем, в деталях и красках, как будто присутствовала там лично! Ей явно кто-то доложил, но кто? Кому это надо, если меня до сей поры частенько прикрывал куратор, а с водителем была достигнута договоренность? Да и я была осторожна, машина Аверина возле особняка не мелькала!
И все же… Бабушка узнала всё. Кроме некоторых моментов внутри раздевалки. И, естественно, меня постигло наказание. Его-то я перенесла легко, в конце концов, у меня наконец-то появилось время, чтобы все хорошенько обдумать. Например, озвученную информацию о том, что Солнцева и Аверин ничего из себя не представляют и, следовательно, от связи с ними, как априори бесполезной, мне следует воздержаться.
Мне хватило всего пары часов, чтобы осознать — я этого делать не буду.
Когда подобная мысль появилась в моей голове, признаю, я испугалась. Ни в моих привычках было идти наперекор родительнице, бунтовать или даже обманывать. Конечно, иногда хитрить, скрывать что-то или недоговаривать приходилось… Но не в таких масштабах!
И всё-таки… держаться подальше от единственных людей, пришедших мне на выручку, я просто не смогла бы себя заставить. Особенно после того, что Аня Солнцева сделала для меня в подвале.
Но все пережитое и осмысленное просто меркло по сравнению с тем, что вчера поздно вечером бабушка благополучно отбыла в аэропорт!
Конечно, прислуга дома наверняка исполняла победные пляски, мне бы стоило вздохнуть с облегчением и все-такое… Если бы не одно но! Угадайте, чью личную жизнь она направилась улаживать куда-то заграницу?
Как я, собственно, и говорила, жизнь — боль.
— Поднимите мне ве-е-е-еки… — тоскливо провыли рядом со мной, едва не заставив подпрыгнуть от неожиданности.
Оказывается, я настолько ушла в свои мысли, что не заметила, как рядом со мной устроилась переведенная студентка, сжимая в руке картонный стаканчик с кофе, попутно распластавшись на парте. Второй, идентичный, неожиданно сунули мне под нос.
— Спасибо, — немного подумав, отказываться я все-таки не стала. Пускай обычных кофеен я всегда избегала, да и кофе не очень любила… Какая уж теперь разница, если жизнь все равно стала с ног на голову?
И, сделав глоток горячего напитка, оказавшегося довольно приятным на вкус, я машинально повторила позу Солнцевой.
— Что, жизнь сегодня если и радует, то явно мимо? — приоткрыв один глаз, поинтересовалась Аня, которая сегодня выглядела довольно уставшей и не выспавшейся. Даже ее вечный оптимизм, казалось, немного поутих… Впрочем, если я от нее и отставала, то явно не очень далеко.
— Никак, — вздохнула в ответ. И почему-то спросила. — Что-то случилось?
— Жизнь не получилась, — фыркнула рыжая, отлипая от парты. Потерев нос, она присосалась к кофе, обхватив губами трубочку, после пояснив, страдальчески поморщившись. — Работа, что б ее итить! С корабля, блин, на бал… В смысле, со смены и в универ. Так что разбуженный в январе гризли — милый зайка по сравнению со мной, не в обиду будет Лександрычу. А у тебя?
— Семейные неурядицы, — отозвалась в таком же духе, складывая руки перед собой и пристраивая на них голову. Очередное незнакомое имя, явно вписанное в устойчивое выражение, уже меня не удивляло. Привыкла, наверное. И только сейчас решила уточнить одну деталь, не сразу мною замеченную. — А где?..
— А там, — ткнула пальцем Аня, указывая куда-то вперед, в проход между рядами. Снова прильнув к стакану, она от души зевнула. — Кстати, что за кипишь-то? Если это не досрочная стипендия, то я так не играю!