— Я тебя убью.
— Да. Я знаю.
— И что потом?
…………. — А потом он поднял голову. И я увидела свет вокруг. На секунду я подумала — утро! Раннее утро. Но будильник показывал четверть первого. А голые окна светились, тихо-тихо, будто шепотом. И он сказал «снег пошел».
— Увидел?
— Я повернула голову и в окне, за стеклами — тихие хлопья, медленно-медленно и густо. Тогда он просунул под меня руки и подхватил. Встал. Он был такой широкий, коренастый, и я почувствовала, как напряглись его бедра, сильно. Он меня поднял плавно, ни разу не дернув, прижал к себе и понес. Шел босиком и открыл дверь ногой, в большую комнату. Там в ней — окна. Все в переплетах, старые. И кругом свет, как темная такая белизна. Будто льется молоко в чай. Он подошел к окну и встал боком, чтоб было видно и мне и ему. А там — сплошное белое. Мягкое и летит, без остановок, вниз и вниз, будто кто-то тянет перед глазами редкую марлю. И все кусты, что были черные, стали как коралловые белые ветки. И все тихое, шепотом.
— Вы там у окна, с ним…
— Нет. Он прижимал меня к своему животу. И щека его у моего лица. Я вдыхала, когда он выдыхал. Дышала им. А ногами обхватила его спину, чуть выше попы.
— И что?
— Все. Пришло счастье.
— Понимаю.
— Ага.
— Ты счастливица. Да?
— Конечно!
………………..
— Ты не кури сейчас.
— Не буду.
— Я боюсь, но спрошу.
— ?
— Скажи, в тот раз, все кончилось хорошо?
— В тот раз — да.
Были мужчины, с которыми она ощущала себя девочкой, почти тупой, и тогда такой и становилась, злясь на себя, но не имея желания что-то изменить. Проще сменить мужчину, ведь ни к чему превращать течение воды в прогрызание камня.
— Я тебя убью.
— Да. Я знаю.
— И что потом?
…………. — А потом он поднял голову. И я увидела свет вокруг. На секунду я подумала — утро! Раннее утро. Но будильник показывал четверть первого. А голые окна светились, тихо-тихо, будто шепотом. И он сказал «снег пошел».
— Увидел?
— Я повернула голову и в окне, за стеклами — тихие хлопья, медленно-медленно и густо. Тогда он просунул под меня руки и подхватил. Встал. Он был такой широкий, коренастый, и я почувствовала, как напряглись его бедра, сильно. Он меня поднял плавно, ни разу не дернув, прижал к себе и понес. Шел босиком и открыл дверь ногой, в большую комнату. Там в ней — окна. Все в переплетах, старые. И кругом свет, как темная такая белизна. Будто льется молоко в чай. Он подошел к окну и встал боком, чтоб было видно и мне и ему. А там — сплошное белое. Мягкое и летит, без остановок, вниз и вниз, будто кто-то тянет перед глазами редкую марлю. И все кусты, что были черные, стали как коралловые белые ветки. И все тихое, шепотом.
— Вы там у окна, с ним…
— Нет. Он прижимал меня к своему животу. И щека его у моего лица. Я вдыхала, когда он выдыхал. Дышала им. А ногами обхватила его спину, чуть выше попы.
— И что?
— Все. Пришло счастье.
— Понимаю.
— Ага.
— Ты счастливица. Да?
— Конечно!
………………..
— Ты не кури сейчас.
— Не буду.
— Я боюсь, но спрошу.
— ?
— Скажи, в тот раз, все кончилось хорошо?
— В тот раз — да.
Были мужчины, с которыми она ощущала себя девочкой, почти тупой, и тогда такой и становилась, злясь на себя, но не имея желания что-то изменить. Проще сменить мужчину, ведь ни к чему превращать течение воды в прогрызание камня.