Дева Мария пыталась Ирку отругать, но строгие пассажи получались у нее из рук вон, и она замолчала, высказав упреки по поводу недовольных корреспондентов городской и областной газет, которые ждали Ирку для фотосъемки. Та пожала плечами и попросилась в номер, сказав еще раз, что на экскурсию не поедет. Устала.
Наконец, осталась одна. Заперла двери, бросила было пакет на пустую кровать, но спохватилась, вытащив купальник, бережно выстирала его под краном, развесила, проводя пальцами по мокрому трикотажу — с благодарностью, вроде он живой. И помог. Думала полежать, глядя в роскошный цветной телевизор, но как только переставала что-то делать, в голове закручивались картинки того, от чего сама отказалась. Вот они с Артуром сидят в автобусе вместе, слушают экскурсовода, глядят в одну сторону — вдвоем. И она незаметно кладет свою руку на его пальцы. Вот смеются, стоя рядом на смотровой площадке, наверняка же есть тут смотровая площадка, откуда — весь город. И снова она — Ирка — делает маленький осторожный шаг, еще один, чтоб касаться локтем его локтя, бедром — его бедра. Да хоть краем куртки — его черного пальто-бушлата. А вот…
Ирка села на постели, кусая губы. Все она правильно сделала! Не знала, что надо так, но правильно! А вот он? Сделает ли?
Чтоб не выскочить в тихий коридор с редкими далекими возгласами, не заметаться, полететь из гостиницы, пытаясь из-под земли откопать, найти дурацкий автобус, ворваться, кинуться перед черным бушлатом на колени, она сдернула с кровати покрывало, роняя разложенные там свои вещи. Расправила на полу, встала на него босыми ногами, расправляя плечи и сгибая ногу с напряженным носком. И-и-раз, пошел в голове привычный отсчет, заботливо оглядывая сосредоточенную Ирку, от правильно вскинутой головы, через правильно расположенную грудь, подтянутые бедра, напряженную опорную ногу, к — ступне, которая покоилась (да, именно покоилась!) на покрывале, удерживая на маленькой себе восхитительную конструкцию тела, как будто оно храм или башня, волшебно стоящая на тонком, длящаяся вверх, уходящая чем-то невидимым в небо. Держась за него… И-и-два. И-и-три.
Как всегда, работа Ирку успокоила. Мышцы, плавно перетекая из расслабления в напряжение, пели свою гармонию, им вторило дыхание, а еще — смена поз, гармонизирующих пространство — да чем бы он было без плавно раскинутых ее рук, без ноги, устремленной к потолку, без невероятного изгиба талии. Я. Как. Цветок, — в который раз восхитилась Ирка, не себе самой, а тому, что умеет обычное человеческое тело, если дать ему свободу правильно петь. Я — как дыхание. Я — поворот головы и улыбка…
Поднялась, одним плавным движением, не помогая себе руками. — На стук в двери. Пошла, с наслаждением ощущая каждое движение ступней-коленей-бедер. Открыла, тут же ступая в сторону.
— Заходи.
— А-а, — Артур засмеялся и быстро вошел, плотно закрывая двери и приваливаясь к ним спиной. В распахнутом черном пальто светила белая рубашка с расстегнутым воротом, длинный шарф низкой петлей лежал на груди.
— Я думал, ты спишь. Сказала же — отдыхать.
— Я отдыхаю, — Ирка показала ему на кресло в углу, — садись, я сейчас.
Она уже не слышала песни тела, и слова Артура еле разбирала в оглушительном стуке сердце, который почти рвал ей изнутри перепонки. Но знала, если не завершит диалог с мышцами, дальше все пойдет наперекосяк, с ощущением будто бросила себя где-то в пустыне. Без воды. Предала.
Потому снова села, так же, не помогая себе руками, перетекла вниз, сгибая скрещенные ноги, сомкнула над головой пальцы рук и легла вперед, прогибая корпус до сладкой боли.
— Ого, — негромко сказал Артур за спиной. Вернее, за напряженными ягодицами и глубоким прогибом спины.
Ирка плавно меняла позы, стараясь не торопиться и пугаясь того, что случится совсем скоро. Наконец, встала, раскручиваясь медленной пружиной, скрестила руки на подоле футболки и потянула ее вверх, пряча лицо за мягким растянутым трикотажем. Помедлила пару секунд. И с ощущением ликования (получилось!) подалась вперед, освобождая руки и голову и одновременно устраиваясь в объятиях Артура.
— Ты офигительная, — шепот прерывался поцелуями, ноги делали какие-то шаги, как в невыученном танце, туда и сюда, но каждый шажок подвигал их ближе и ближе к разобранной Иркиной постели.
— Я как увидел. В купальнике этом красном. Думал, крышу сорвет… я почему в школе тебя не замечал, а?
— Ты же не один. Там.
— Да.
Он сказал это не сразу, помедлил, но Ирка уже не могла обдумывать, как и что говорит. Слова мешались с поцелуями и движениями рук. Впервые рук было не две Иркиных, а четыре, и четыре внизу ноги, четыре коленки, две грудных клетки вплотную до боли, и два лица.
Кровать вступила в их танец, толкая Ирку под колени. И она приняла ее, плавно укладываясь и приподнимая бедра, чтоб руки стащили спортивные штаны вместе с трусиками. Расстегивала пуговицы рубашки, пока он удерживал себя над ней, опираясь руками и разглядывая замкнутое спокойное лицо. Прикусила губу, сильно-сильно, не выдержав боли, застонала коротко, но тут же закинула на его талию скрещенные ноги, не давая вывернуться и позволяя закончить начатое.
Потом лежали рядом. Ее голова на согнутой руке Артура, шея напряжена, чтоб не скатиться и не передавить ему кожу. Живот мягко пульсировал, посылая толчками ноющую боль от паха к желудку. И расслаблялся, под осторожными движениями его ладони.
— Я, — сказал Артур замолчал, потом неловко рассмеялся, чуть повертываясь и глядя ей в лицо, — черт, ты красивая такая. Выросла. Я у тебя первый, что ли?
Дева Мария пыталась Ирку отругать, но строгие пассажи получались у нее из рук вон, и она замолчала, высказав упреки по поводу недовольных корреспондентов городской и областной газет, которые ждали Ирку для фотосъемки. Та пожала плечами и попросилась в номер, сказав еще раз, что на экскурсию не поедет. Устала.
Наконец, осталась одна. Заперла двери, бросила было пакет на пустую кровать, но спохватилась, вытащив купальник, бережно выстирала его под краном, развесила, проводя пальцами по мокрому трикотажу — с благодарностью, вроде он живой. И помог. Думала полежать, глядя в роскошный цветной телевизор, но как только переставала что-то делать, в голове закручивались картинки того, от чего сама отказалась. Вот они с Артуром сидят в автобусе вместе, слушают экскурсовода, глядят в одну сторону — вдвоем. И она незаметно кладет свою руку на его пальцы. Вот смеются, стоя рядом на смотровой площадке, наверняка же есть тут смотровая площадка, откуда — весь город. И снова она — Ирка — делает маленький осторожный шаг, еще один, чтоб касаться локтем его локтя, бедром — его бедра. Да хоть краем куртки — его черного пальто-бушлата. А вот…
Ирка села на постели, кусая губы. Все она правильно сделала! Не знала, что надо так, но правильно! А вот он? Сделает ли?
Чтоб не выскочить в тихий коридор с редкими далекими возгласами, не заметаться, полететь из гостиницы, пытаясь из-под земли откопать, найти дурацкий автобус, ворваться, кинуться перед черным бушлатом на колени, она сдернула с кровати покрывало, роняя разложенные там свои вещи. Расправила на полу, встала на него босыми ногами, расправляя плечи и сгибая ногу с напряженным носком. И-и-раз, пошел в голове привычный отсчет, заботливо оглядывая сосредоточенную Ирку, от правильно вскинутой головы, через правильно расположенную грудь, подтянутые бедра, напряженную опорную ногу, к — ступне, которая покоилась (да, именно покоилась!) на покрывале, удерживая на маленькой себе восхитительную конструкцию тела, как будто оно храм или башня, волшебно стоящая на тонком, длящаяся вверх, уходящая чем-то невидимым в небо. Держась за него… И-и-два. И-и-три.
Как всегда, работа Ирку успокоила. Мышцы, плавно перетекая из расслабления в напряжение, пели свою гармонию, им вторило дыхание, а еще — смена поз, гармонизирующих пространство — да чем бы он было без плавно раскинутых ее рук, без ноги, устремленной к потолку, без невероятного изгиба талии. Я. Как. Цветок, — в который раз восхитилась Ирка, не себе самой, а тому, что умеет обычное человеческое тело, если дать ему свободу правильно петь. Я — как дыхание. Я — поворот головы и улыбка…
Поднялась, одним плавным движением, не помогая себе руками. — На стук в двери. Пошла, с наслаждением ощущая каждое движение ступней-коленей-бедер. Открыла, тут же ступая в сторону.
— Заходи.
— А-а, — Артур засмеялся и быстро вошел, плотно закрывая двери и приваливаясь к ним спиной. В распахнутом черном пальто светила белая рубашка с расстегнутым воротом, длинный шарф низкой петлей лежал на груди.
— Я думал, ты спишь. Сказала же — отдыхать.
— Я отдыхаю, — Ирка показала ему на кресло в углу, — садись, я сейчас.
Она уже не слышала песни тела, и слова Артура еле разбирала в оглушительном стуке сердце, который почти рвал ей изнутри перепонки. Но знала, если не завершит диалог с мышцами, дальше все пойдет наперекосяк, с ощущением будто бросила себя где-то в пустыне. Без воды. Предала.
Потому снова села, так же, не помогая себе руками, перетекла вниз, сгибая скрещенные ноги, сомкнула над головой пальцы рук и легла вперед, прогибая корпус до сладкой боли.
— Ого, — негромко сказал Артур за спиной. Вернее, за напряженными ягодицами и глубоким прогибом спины.
Ирка плавно меняла позы, стараясь не торопиться и пугаясь того, что случится совсем скоро. Наконец, встала, раскручиваясь медленной пружиной, скрестила руки на подоле футболки и потянула ее вверх, пряча лицо за мягким растянутым трикотажем. Помедлила пару секунд. И с ощущением ликования (получилось!) подалась вперед, освобождая руки и голову и одновременно устраиваясь в объятиях Артура.
— Ты офигительная, — шепот прерывался поцелуями, ноги делали какие-то шаги, как в невыученном танце, туда и сюда, но каждый шажок подвигал их ближе и ближе к разобранной Иркиной постели.
— Я как увидел. В купальнике этом красном. Думал, крышу сорвет… я почему в школе тебя не замечал, а?
— Ты же не один. Там.
— Да.
Он сказал это не сразу, помедлил, но Ирка уже не могла обдумывать, как и что говорит. Слова мешались с поцелуями и движениями рук. Впервые рук было не две Иркиных, а четыре, и четыре внизу ноги, четыре коленки, две грудных клетки вплотную до боли, и два лица.
Кровать вступила в их танец, толкая Ирку под колени. И она приняла ее, плавно укладываясь и приподнимая бедра, чтоб руки стащили спортивные штаны вместе с трусиками. Расстегивала пуговицы рубашки, пока он удерживал себя над ней, опираясь руками и разглядывая замкнутое спокойное лицо. Прикусила губу, сильно-сильно, не выдержав боли, застонала коротко, но тут же закинула на его талию скрещенные ноги, не давая вывернуться и позволяя закончить начатое.
Потом лежали рядом. Ее голова на согнутой руке Артура, шея напряжена, чтоб не скатиться и не передавить ему кожу. Живот мягко пульсировал, посылая толчками ноющую боль от паха к желудку. И расслаблялся, под осторожными движениями его ладони.
— Я, — сказал Артур замолчал, потом неловко рассмеялся, чуть повертываясь и глядя ей в лицо, — черт, ты красивая такая. Выросла. Я у тебя первый, что ли?