Лидеры большевиков были неплохо начитаны в мировой истории и хорошо помнили, что после революций, свергающих монархии, очень часто через несколько лет государства возвращаются к единовластию в форме той или иной диктатуры: Кромвель в Англии после свержения Стюартов, Бонапарт во Франции после свержения Бурбонов, Наполеон Третий — после свержения Луи-Филиппа в 1848 году. Не может ли что-то подобное случится в России после свержения династии Романовых?
В 1923 году Ленин уже тяжело болел и не мог эффективно исполнять обязанности непререкаемого вождя. Его ближайшие соратники с опаской вглядывались друг в друга: не замышляет ли кто-то прыгнуть в освобождающееся кресло и превратить его в трон? Создавались и распадались тайные коалиции членов Политбюро, плелись интриги, переписывались и передавались из рук в руки предсмертные напутствия и рекомендации Ильича.
Сталин поначалу не выглядел серьёзным соперником в предстоящей «скачке с препятствиями». Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Дзержинский явно превосходили его заслугами перед революцией, образованностью, ораторским мастерством. Тем более, сам Ленин предупреждал, что этот когда-то «славный грузин» слишком груб, чтобы оставлять его на посту генсека. Сталин, узнав об этих рекомендациях, написал заявление в ЦК с просьбой уволить его не только с занимаемой должности, но и из Политбюро. «Прошу распределить меня в Туруханский край, либо в Якутию, либо за границу на неважную работу», писал он.
Заявление об отставке не было принято. После смерти Ленина в январе 1924 года начались попытки руководить страной коллективно, блокируя любые происки в сторону «бонапартизма». Даже создание внутрипартийных фракций категорически осуждалось. Ведь сам Ленин строго следовал принципам внутрипартийной демократии, выносил спорные вопросы на обсуждение и требовал, чтобы меньшинство подчинялось ясно выраженной воле большинства. Разве не должны мы следовать традициям, учреждённым вождём?
В этом последнем просвете демократии, сохранившимся в стране, попавшей под диктатуру большевиков, Сталин — великий манипулятор — разглядел манящую возможность прорваться к власти. Если последнее слово принадлежит большинству, значит необходимо трудиться над созданием послушного нам большинства. Ведь распределение командных постов в партии будет решаться делегатами, приезжающими на партийные съезды из провинции, — на их подготовку и отбор и следует обратить главное внимание.
Блестящие соперники Сталина воображали, что они по-прежнему смогут увлекать зал съезда своим красноречием, идеями, легендарной репутацией вождей революции. Сталин во всём этом им уступал. Зато он был лишён обычного для дальнозорких высокомерия по отношению к близорукому большинству. Он носил в себе его страсти и предрассудки, ему гораздо легче было притвориться «своим». Оставалось только проследить, чтобы на предстоящие съезды провинция присылала как можно больше людей, для которых жажда сплочения была важнее всего остального.
К этой гигантской работе Сталин привлёк нового сотрудника — Лазаря Кагановича. Малограмотный сапожник из еврейского местечка был зато невероятно трудолюбив и работоспособен. В роли заведующего орготделом ЦК он рассылал инструкторов, проверявших работу низовых организаций большевистской партии. Меньше чем за год были утверждены «нужные» партийные секретари в сорока трёх губерниях, обладавшие на местах властью, которая не снилась царским генерал-губернаторам.
Отбор на руководящие посты и на роль делегатов съездов производился не по идеям и взглядам рассматриваемого кандидата, а по единственному критерию: насколько он готов слепо следовать указаниям и лозунгам вышестоящего. И этот отбор начал приносить свои плоды. Уже в январе 1925 года произошло невероятное: Троцкий был снят с поста наркома по военным и морским делам. Когда эта угроза ещё только нависала, сподвижники тайно уговаривали своего лидера совершить переворот: арестовать Сталина, Зиновьева и других его противников как изменников делу революции. Но выступить в роли Бонапарта военный нарком не решился.
На его место был назначен герой Гражданской войны Михаил Фрунзе. Он прославился успешными боями с армией Колчака, победами на Туркестанском фронте, изгнанием войск Врангеля из Крыма. Но на посту наркома ему довелось провести меньше года. В октябре 1925 он, под давлением Политбюро, лёг на операцию разыгравшейся язвы желудка, во время которой и умер. Ходили слухи, что умереть ему помогли врачи-анестизиологи, которые перестарались, пуская в ход и эфир, и хлороформ в слишком больших дозах. Жена Фрунзе, убеждённая в том, что мужа зарезали намеренно, покончила с собой. Место наркома занял верный друг Сталина — Климент Ворошилов.
Свержению Троцкого сильно способствовали Зиновьев и Каменев, но в конце того же года настала и их очередь. «Когда на 14-м съезде партии в декабре 1925 года они начали решительную атаку против большинства Политбюро и Сталина в частности, они могли опереться только на Ленинградскую организацию, которую подбирал Зиновьев как руководитель Ленинградской губернии. Этого было недостаточно, оппозиционеры потерпели решительный разгром». Против них было подано 559 голосов, за — 65.
1926 год прошёл в скрытой борьбе различных группировок внутри Политбюро. Зиновьев ещё оставался руководителем Коминтерна, что придавало ему солидный вес. Мечта о мировой революции грела души старых партийцев, большие финансовые средства отправлялись на поддержку компартий в других странах. Чтобы ослабить эти группировки, Сталин начал рассылать прежних ленинских соратников на роли иностранных послов. Каменев оказался в Риме, Крестинский — в Берлине, Антонов-Овсеенко — в Праге, Раковский — в Париже.
На загадку стремительно растущей популярности Сталина может бросить свет казалось бы незначительный эпизод, описанный в мемуарах Авторханова. Генсек выступал перед очередным пленумом ЦК, и кто-то из рядов посмел крикнуть ему:
— Коба, месяц назад ты говорил прямо противоположное!
По представлениям дальнозорких, оратор, пойманный на лжи или вопиющем противоречии самому себе, считается потерпевшим полное поражение в дискуссии. Можно только догадываться, как устаёт близорукий от этого строгого подчинения законам логики, которое всегда гарантирует ему поражение в спорах с дальнозорким умником. Если помнить об этом, станет понятно, почему зал встретил одобрительным смехом ответную реплику Сталина:
— И месяц назад было правильно то, что я говорил тогда, товарищи. А теперь обстоятельства изменились, и стало правильным то, что я говорю сегодня.
Вырваться из-под власти холодных законов логического мышления, которые всегда отдают победу дальнозоркому, слиться с мудрым вождём, который не боится нарушать эти законы и всегда уверен в своей правоте, — какой соблазн!
Предчувствуя окончательное поражение, в 1927 году оппозиция предприняла несколько отчаянных шагов. Троцкий организовал подпольную типографию, чтобы опубликовать там свою программу и распространять её в виде листовок. 7 ноября в Москве и Ленинграде прошли демонстрации, участники которых несли транспоранты: «Да здравствуют вожди мировой революции — Троцкий и Зиновьев!»; «Повернём огонь направо — против кулака и нэпмана!». Подъехавшие на автомобилях красноармейцы разогнали и избили демонстрантов, изорвали плакаты.
На состоявшемся в декабре 1927 года 15-ом съезде партии Сталин призвал оппозицию «отказаться от своих взглядов, открыто и честно перед всем миром… Она должна сама заклеймить ошибки, ею совершённые, и распустить все свои ячейки». Раскаяния не последовало, и съезд, под крики одобрения, утвердил исключение из партии Троцкого, Зиновьева, Каменева и ещё семи десятков известных большевиков.
Празднуя победу, Сталин снова сделал широкий жест: на пленуме нового ЦК он отказался переизбираться на пост генерального секретаря. Оппозиция разгромлена, я сделал своё дело, можно возвращаться к коллективному руководству. Никто не сможет заподозрить меня в «бонапартизме»! Отставка снова, как и 1923 году, была отвергнута, Сталин остался на своём посту.
Троцкого пришлось отправлять в Казахстанскую ссылку силой. Он заперся в комнате в квартире своего друга, но присланные охранники Молотова выломали дверь и понесли бывшего наркома вниз по лестнице. Тщетно его сын стучал в двери квартир, кричал: «Насилие над Троцким!». Ни одна дверь не открылась. И не нашлось киножурналиста, который бы заснял эту сцену, чтобы порадовать вождя!
Сталину было мало убрать бывшего главнокомандующего Красной армии из Москвы. Пора было убирать его и из истории революции. К десятой её годовщине режиссёр Сергей Эйзенштейн срочно готовил кинобоевик «Октябрь». Внезапно в монтажной появился генсек и спросил:
— У вас есть в картине Троцкий?
Лидеры большевиков были неплохо начитаны в мировой истории и хорошо помнили, что после революций, свергающих монархии, очень часто через несколько лет государства возвращаются к единовластию в форме той или иной диктатуры: Кромвель в Англии после свержения Стюартов, Бонапарт во Франции после свержения Бурбонов, Наполеон Третий — после свержения Луи-Филиппа в 1848 году. Не может ли что-то подобное случится в России после свержения династии Романовых?
В 1923 году Ленин уже тяжело болел и не мог эффективно исполнять обязанности непререкаемого вождя. Его ближайшие соратники с опаской вглядывались друг в друга: не замышляет ли кто-то прыгнуть в освобождающееся кресло и превратить его в трон? Создавались и распадались тайные коалиции членов Политбюро, плелись интриги, переписывались и передавались из рук в руки предсмертные напутствия и рекомендации Ильича.
Сталин поначалу не выглядел серьёзным соперником в предстоящей «скачке с препятствиями». Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Дзержинский явно превосходили его заслугами перед революцией, образованностью, ораторским мастерством. Тем более, сам Ленин предупреждал, что этот когда-то «славный грузин» слишком груб, чтобы оставлять его на посту генсека. Сталин, узнав об этих рекомендациях, написал заявление в ЦК с просьбой уволить его не только с занимаемой должности, но и из Политбюро. «Прошу распределить меня в Туруханский край, либо в Якутию, либо за границу на неважную работу», писал он.
Заявление об отставке не было принято. После смерти Ленина в январе 1924 года начались попытки руководить страной коллективно, блокируя любые происки в сторону «бонапартизма». Даже создание внутрипартийных фракций категорически осуждалось. Ведь сам Ленин строго следовал принципам внутрипартийной демократии, выносил спорные вопросы на обсуждение и требовал, чтобы меньшинство подчинялось ясно выраженной воле большинства. Разве не должны мы следовать традициям, учреждённым вождём?
В этом последнем просвете демократии, сохранившимся в стране, попавшей под диктатуру большевиков, Сталин — великий манипулятор — разглядел манящую возможность прорваться к власти. Если последнее слово принадлежит большинству, значит необходимо трудиться над созданием послушного нам большинства. Ведь распределение командных постов в партии будет решаться делегатами, приезжающими на партийные съезды из провинции, — на их подготовку и отбор и следует обратить главное внимание.
Блестящие соперники Сталина воображали, что они по-прежнему смогут увлекать зал съезда своим красноречием, идеями, легендарной репутацией вождей революции. Сталин во всём этом им уступал. Зато он был лишён обычного для дальнозорких высокомерия по отношению к близорукому большинству. Он носил в себе его страсти и предрассудки, ему гораздо легче было притвориться «своим». Оставалось только проследить, чтобы на предстоящие съезды провинция присылала как можно больше людей, для которых жажда сплочения была важнее всего остального.
К этой гигантской работе Сталин привлёк нового сотрудника — Лазаря Кагановича. Малограмотный сапожник из еврейского местечка был зато невероятно трудолюбив и работоспособен. В роли заведующего орготделом ЦК он рассылал инструкторов, проверявших работу низовых организаций большевистской партии. Меньше чем за год были утверждены «нужные» партийные секретари в сорока трёх губерниях, обладавшие на местах властью, которая не снилась царским генерал-губернаторам.
Отбор на руководящие посты и на роль делегатов съездов производился не по идеям и взглядам рассматриваемого кандидата, а по единственному критерию: насколько он готов слепо следовать указаниям и лозунгам вышестоящего. И этот отбор начал приносить свои плоды. Уже в январе 1925 года произошло невероятное: Троцкий был снят с поста наркома по военным и морским делам. Когда эта угроза ещё только нависала, сподвижники тайно уговаривали своего лидера совершить переворот: арестовать Сталина, Зиновьева и других его противников как изменников делу революции. Но выступить в роли Бонапарта военный нарком не решился.
На его место был назначен герой Гражданской войны Михаил Фрунзе. Он прославился успешными боями с армией Колчака, победами на Туркестанском фронте, изгнанием войск Врангеля из Крыма. Но на посту наркома ему довелось провести меньше года. В октябре 1925 он, под давлением Политбюро, лёг на операцию разыгравшейся язвы желудка, во время которой и умер. Ходили слухи, что умереть ему помогли врачи-анестизиологи, которые перестарались, пуская в ход и эфир, и хлороформ в слишком больших дозах. Жена Фрунзе, убеждённая в том, что мужа зарезали намеренно, покончила с собой. Место наркома занял верный друг Сталина — Климент Ворошилов.
Свержению Троцкого сильно способствовали Зиновьев и Каменев, но в конце того же года настала и их очередь. «Когда на 14-м съезде партии в декабре 1925 года они начали решительную атаку против большинства Политбюро и Сталина в частности, они могли опереться только на Ленинградскую организацию, которую подбирал Зиновьев как руководитель Ленинградской губернии. Этого было недостаточно, оппозиционеры потерпели решительный разгром». Против них было подано 559 голосов, за — 65.
1926 год прошёл в скрытой борьбе различных группировок внутри Политбюро. Зиновьев ещё оставался руководителем Коминтерна, что придавало ему солидный вес. Мечта о мировой революции грела души старых партийцев, большие финансовые средства отправлялись на поддержку компартий в других странах. Чтобы ослабить эти группировки, Сталин начал рассылать прежних ленинских соратников на роли иностранных послов. Каменев оказался в Риме, Крестинский — в Берлине, Антонов-Овсеенко — в Праге, Раковский — в Париже.
На загадку стремительно растущей популярности Сталина может бросить свет казалось бы незначительный эпизод, описанный в мемуарах Авторханова. Генсек выступал перед очередным пленумом ЦК, и кто-то из рядов посмел крикнуть ему:
— Коба, месяц назад ты говорил прямо противоположное!
По представлениям дальнозорких, оратор, пойманный на лжи или вопиющем противоречии самому себе, считается потерпевшим полное поражение в дискуссии. Можно только догадываться, как устаёт близорукий от этого строгого подчинения законам логики, которое всегда гарантирует ему поражение в спорах с дальнозорким умником. Если помнить об этом, станет понятно, почему зал встретил одобрительным смехом ответную реплику Сталина:
— И месяц назад было правильно то, что я говорил тогда, товарищи. А теперь обстоятельства изменились, и стало правильным то, что я говорю сегодня.
Вырваться из-под власти холодных законов логического мышления, которые всегда отдают победу дальнозоркому, слиться с мудрым вождём, который не боится нарушать эти законы и всегда уверен в своей правоте, — какой соблазн!
Предчувствуя окончательное поражение, в 1927 году оппозиция предприняла несколько отчаянных шагов. Троцкий организовал подпольную типографию, чтобы опубликовать там свою программу и распространять её в виде листовок. 7 ноября в Москве и Ленинграде прошли демонстрации, участники которых несли транспоранты: «Да здравствуют вожди мировой революции — Троцкий и Зиновьев!»; «Повернём огонь направо — против кулака и нэпмана!». Подъехавшие на автомобилях красноармейцы разогнали и избили демонстрантов, изорвали плакаты.
На состоявшемся в декабре 1927 года 15-ом съезде партии Сталин призвал оппозицию «отказаться от своих взглядов, открыто и честно перед всем миром… Она должна сама заклеймить ошибки, ею совершённые, и распустить все свои ячейки». Раскаяния не последовало, и съезд, под крики одобрения, утвердил исключение из партии Троцкого, Зиновьева, Каменева и ещё семи десятков известных большевиков.
Празднуя победу, Сталин снова сделал широкий жест: на пленуме нового ЦК он отказался переизбираться на пост генерального секретаря. Оппозиция разгромлена, я сделал своё дело, можно возвращаться к коллективному руководству. Никто не сможет заподозрить меня в «бонапартизме»! Отставка снова, как и 1923 году, была отвергнута, Сталин остался на своём посту.
Троцкого пришлось отправлять в Казахстанскую ссылку силой. Он заперся в комнате в квартире своего друга, но присланные охранники Молотова выломали дверь и понесли бывшего наркома вниз по лестнице. Тщетно его сын стучал в двери квартир, кричал: «Насилие над Троцким!». Ни одна дверь не открылась. И не нашлось киножурналиста, который бы заснял эту сцену, чтобы порадовать вождя!
Сталину было мало убрать бывшего главнокомандующего Красной армии из Москвы. Пора было убирать его и из истории революции. К десятой её годовщине режиссёр Сергей Эйзенштейн срочно готовил кинобоевик «Октябрь». Внезапно в монтажной появился генсек и спросил:
— У вас есть в картине Троцкий?