— На сцену вышла миссис Биншем.
— Это так важно?
— А вам известно, кто она такая? — вопрос прозвучал несколько удивленно, даже с оттенком любопытства.
— Сестра старого лорда.
— Мне казалось, вы ничего не знаете об этой семье.
— Я говорил, что у меня нет с ними никакого контакта, и так оно и есть. Но моя мать рассказывала о них. Как я сказал вам, она одно время была замужем за сыном старика.
— Вы имеете в виду Конрада? Или Кита? Или… Айвэна?
— Кита, — ответил я. — Двойняшки Конрада.
— Двуяйцовые близнецы, — заметил Роджер. — Младший из них.
Я кивнул.
— На двадцать пять минут моложе и, по-видимому, никак не может ужиться с этой мыслью. До сих пор.
— Наверное, есть разница.
Разница была и заключалась в том, кто наследует баронство, а кто нет. Кто наследует семейный особняк, а кто нет. Кто наследует состояние, а кто нет. Ревность Кита к своему старшему на двадцать пять минут брату была одной — но только одной из многих, по словам моей матери — причин озлобленности ее бывшего мужа.
У меня хранилась фотография матери в день ее свадьбы со Стрэттоном, жених был высокого роста, светловолосый, улыбающийся, поразительно привлекательно выглядевший, его гордость за нее, светившаяся в нем нежность обещали чудесную жизнь вдвоем. Она рассказывала мне, что была в тот день на седьмом небе, испытывала неописуемое чувство погружения во всепоглощающее счастье.
Не прошло и шести месяцев, как он сломал ей руку и выбил два передних зуба во время очередной ее попытки положить конец его рукоприкладству.
— Миссис Биншем, — сказал Роджер Гарднер, — настояла на созыве собрания акционеров на следующей неделе. Говорят, она настоящий дракон. Она, естественно, приходится тетей Конраду и, очевидно, является единственным живым существом, от страха перед которым у него подгибаются колени.
Сорок лет тому назад она буквально вынудила брата, третьего барона, грубо обойтись с моей матерью, причем сделать это публично. Уже тогда миссис Биншем была движущей пружиной всего семейства, и у нее неплохо получалось подчинять окружающих своей воле.
«Она никогда не отступает от своего, — рассказывала моя мать. — Она просто выматывает последние силы из сопротивляющихся, пока они не уступят и не сделают то, что она требует, только бы их оставили в покое. Понимаешь, со своей точки зрения, она всегда была права, поэтому пребывала в постоянной уверенности, что то, что она хочет, и есть самое лучшее».
Я спросил Роджера:
— А вы лично знакомы с миссис Биншем?
— Как вам сказать. Да, но не очень хорошо. Она импозантная пожилая леди, всегда держится прямо. Довольно часто посещает с лордом Стрэттоном скачки, — точнее сказать, посещала, потому что я имел в виду старого лорда Стрэттона, а не Конрада, мне, впрочем, никогда не доводилось беседовать с ней один на один. Ее лучше знает Оливер. Или, скажем так, — по губам у него пробежала легкая усмешка, — время от времени Оливер выполнял ее указания.
— Так, может быть, она положит конец этой ругани и утихомирит их, — предположил я.
— На сцену вышла миссис Биншем.
— Это так важно?
— А вам известно, кто она такая? — вопрос прозвучал несколько удивленно, даже с оттенком любопытства.
— Сестра старого лорда.
— Мне казалось, вы ничего не знаете об этой семье.
— Я говорил, что у меня нет с ними никакого контакта, и так оно и есть. Но моя мать рассказывала о них. Как я сказал вам, она одно время была замужем за сыном старика.
— Вы имеете в виду Конрада? Или Кита? Или… Айвэна?
— Кита, — ответил я. — Двойняшки Конрада.
— Двуяйцовые близнецы, — заметил Роджер. — Младший из них.
Я кивнул.
— На двадцать пять минут моложе и, по-видимому, никак не может ужиться с этой мыслью. До сих пор.
— Наверное, есть разница.
Разница была и заключалась в том, кто наследует баронство, а кто нет. Кто наследует семейный особняк, а кто нет. Кто наследует состояние, а кто нет. Ревность Кита к своему старшему на двадцать пять минут брату была одной — но только одной из многих, по словам моей матери — причин озлобленности ее бывшего мужа.
У меня хранилась фотография матери в день ее свадьбы со Стрэттоном, жених был высокого роста, светловолосый, улыбающийся, поразительно привлекательно выглядевший, его гордость за нее, светившаяся в нем нежность обещали чудесную жизнь вдвоем. Она рассказывала мне, что была в тот день на седьмом небе, испытывала неописуемое чувство погружения во всепоглощающее счастье.
Не прошло и шести месяцев, как он сломал ей руку и выбил два передних зуба во время очередной ее попытки положить конец его рукоприкладству.
— Миссис Биншем, — сказал Роджер Гарднер, — настояла на созыве собрания акционеров на следующей неделе. Говорят, она настоящий дракон. Она, естественно, приходится тетей Конраду и, очевидно, является единственным живым существом, от страха перед которым у него подгибаются колени.
Сорок лет тому назад она буквально вынудила брата, третьего барона, грубо обойтись с моей матерью, причем сделать это публично. Уже тогда миссис Биншем была движущей пружиной всего семейства, и у нее неплохо получалось подчинять окружающих своей воле.
«Она никогда не отступает от своего, — рассказывала моя мать. — Она просто выматывает последние силы из сопротивляющихся, пока они не уступят и не сделают то, что она требует, только бы их оставили в покое. Понимаешь, со своей точки зрения, она всегда была права, поэтому пребывала в постоянной уверенности, что то, что она хочет, и есть самое лучшее».
Я спросил Роджера:
— А вы лично знакомы с миссис Биншем?
— Как вам сказать. Да, но не очень хорошо. Она импозантная пожилая леди, всегда держится прямо. Довольно часто посещает с лордом Стрэттоном скачки, — точнее сказать, посещала, потому что я имел в виду старого лорда Стрэттона, а не Конрада, мне, впрочем, никогда не доводилось беседовать с ней один на один. Ее лучше знает Оливер. Или, скажем так, — по губам у него пробежала легкая усмешка, — время от времени Оливер выполнял ее указания.
— Так, может быть, она положит конец этой ругани и утихомирит их, — предположил я.