— Души-то ведь губил все же… — вздохнула Домаша.
— Что же, что губил… Чай с голоду… Живет здесь тихо, мирно, душ не губит, разве вот мою только…
— Что ты, что ты! — испуганно перебила девушка. — Ты душу-то свою соблюди…
— Как тут соблюдешь, коли мил он мне больше души. Только и мысль, что о нем об одном от зорюшки до зорюшки… Гляжу вот на избу его, только тем и утешаюся.
И Ксения Яковлевна жестом руки указала Домаше высокую избу на новой стройке с петухом на коньке. Девушка поглядела на свою хозяйку-подругу и сама испугалась замеченного ею выражения боли.
— Что же ты, Ксения Яковлевна, убиваешься? Может, все и обладится…
— Где обладится! — с отчаянием в голосе сказала Строганова.
Обе девушки замолчали.
— А он-то что? — после довольно продолжительной паузы спросила Домаша.
— Что он, я не ведаю, — ответила Ксения Яковлевна.
— Николи с ним не гуторила?
— Николи…
— А видалась?
— Встречалась ненароком, кланялась…
— Как он кланялся-то?
— Приветливо да ласково.
— Ну знать, зазнобила ты и ему сердце…
— А ты почем знаешь?
— Да как же иначе-то! Красавица ты у нас писаная, другой не найдешь, вишь, и на Москве, бают… А ихний брат, мужчина, до красоты девичьей как падок… Не чета Ермаку, из Москвы боярин приезжал, и то ошалел, тебя увидавши. Видела я надысь, что с ним, сердечным, поделалось, как исцеловала ты его при встрече…
— Не вспоминай мне о нем, Домаша.
— С чего так?.. Парень тоже красивый.
— Нашла красивого. Вот Ермак…
— Души-то ведь губил все же… — вздохнула Домаша.
— Что же, что губил… Чай с голоду… Живет здесь тихо, мирно, душ не губит, разве вот мою только…
— Что ты, что ты! — испуганно перебила девушка. — Ты душу-то свою соблюди…
— Как тут соблюдешь, коли мил он мне больше души. Только и мысль, что о нем об одном от зорюшки до зорюшки… Гляжу вот на избу его, только тем и утешаюся.
И Ксения Яковлевна жестом руки указала Домаше высокую избу на новой стройке с петухом на коньке. Девушка поглядела на свою хозяйку-подругу и сама испугалась замеченного ею выражения боли.
— Что же ты, Ксения Яковлевна, убиваешься? Может, все и обладится…
— Где обладится! — с отчаянием в голосе сказала Строганова.
Обе девушки замолчали.
— А он-то что? — после довольно продолжительной паузы спросила Домаша.
— Что он, я не ведаю, — ответила Ксения Яковлевна.
— Николи с ним не гуторила?
— Николи…
— А видалась?
— Встречалась ненароком, кланялась…
— Как он кланялся-то?
— Приветливо да ласково.
— Ну знать, зазнобила ты и ему сердце…
— А ты почем знаешь?
— Да как же иначе-то! Красавица ты у нас писаная, другой не найдешь, вишь, и на Москве, бают… А ихний брат, мужчина, до красоты девичьей как падок… Не чета Ермаку, из Москвы боярин приезжал, и то ошалел, тебя увидавши. Видела я надысь, что с ним, сердечным, поделалось, как исцеловала ты его при встрече…
— Не вспоминай мне о нем, Домаша.
— С чего так?.. Парень тоже красивый.
— Нашла красивого. Вот Ермак…