— Я понимаю, что это не мое дело, но не думаешь ли ты…
— Хочешь правду? Я уже несколько месяцев знал о его болезни. Уверен, тебе не нужно объяснять, что это значит.
— Сейчас это значит лишь то, что твой дед болен и хочет с тобой поговорить. Тебе не избежать этого разговора, Райли. Мистер Хасегава уже не выздоровеет. Как ни горько это признать, но он умирает. Как долго ты сможешь оттягивать разговор с ним? Не думаю, что тебе придется принимать какие-то жизненно важные решения в ближайшие несколько часов. Послушай, все собрались в гостиной и ждут, как ты поступишь. И, несмотря на то, какое ты примешь решение, наша семья всегда поддержит тебя.
— Я тут подумал, — Райли рассеянно взмахнул рукой, словно призывая Коула не придавать особого значения последующим словам. — Эта мысль пришла ко мне ночью, словно из ниоткуда. Ты должен был быть мной, а я — тобой. Тебе бы понравилось управлять «Восходящим Солнцем». Мне же ненавистна даже мысль об этом. Я люблю то, что делаю здесь… ты терпеть этого не можешь. Хотя ты никогда об этом не говорил… Я имею в виду… ладно, забудь о том, что я тут наболтал. Вот что получается, когда сам себя загоняешь в угол и не можешь выбраться.
Коул внимательно слушал Райли. При мысли об управлении издательской империей кружилась голова… Он вздрогнул.
— Могу я помочь?
— Мне никто не поможет, — несчастным голосом ответил Райли.
— Думаю, ты не прав. Дедушка должен понять, если ты все объяснишь. Ему может не понравиться твое решение, но он отнесется к нему с уважением.
— Моя мать, наверное, переворачивается в гробу. Меня учили, с тех самых пор… Предполагалось, что я… Я ведь единственный наследник, и дедушка постоянно твердил мне об этом. Мама наверняка ждала от меня того, что я займу место деда. Я знал, что когда-нибудь этот день наступит, но я не готов к нему.
— Ты, возможно, думал, Райли, что дедушка мирно скончается во сне. Ты полагал, что его уже не будет с нами, когда придет время принять решение. Сказать «нет» старому, больному человеку, наверное, самая тяжелая вещь на свете. Признайся себе в этом, и мы подумаем, что здесь можно сделать. Я прав?
— Как всегда. Коул, мне еще не приходилось сталкиваться со смертью или болезнью. Отец умер, когда я еще не родился. Мать тоже ушла быстро, без страданий. Она всегда принимала мою сторону, но теперь ее нет. Мне придется жить с этим, просыпаться с мыслью об этом, пока…
Коул взглянул на часы.
— Мы слишком долго задержались. Пойдем, поговорим с ним вместе. Я буду держаться рядом и сумею предотвратить бурю. До тех пор, пока ты не решишь, что готов остаться с ним наедине, я тебя не покину.
— Дорогая, мы так редко тебя видим, — Билли с упреком обратилась к Сойер.
— Бабушка, очень тяжело управлять «Колмен Авиэйшн» из другой страны. Мне бы и самой хотелось приезжать к вам почаще. Я даже серьезно подумываю о том, чтобы нанять нескольких помощников. Пока что меня сдерживает языковой барьер, мой японский еще не так хорош, как хотелось бы. Японцы очень хорошие работники, и мне иногда стыдно за себя, а ты же знаешь, бабушка, я отнюдь не лентяйка. Послушай, давай не будем говорить о проблемах нефтяного бизнеса хотя бы сегодня, оʼкей? — и, стараясь придать голосу безразличный оттенок, Сойер спросила:
— А что слышно об Адамс Джарвисе?
Тэд улыбнулся:
— Я видел его в Вашингтоне несколько месяцев тому назад. Он спрашивал о тебе.
— Вот как, в самом деле? Он не писал мне. Мы потеряли связь. Я узнала о его жене и хотела… но, наверное, мне не следовало начинать этот разговор.
— Следовало, потому что Адам — наш общий друг, — поддержала ее бабушка. — Удивляюсь тебе, Сойер, это все так на тебя не похоже.
— Знаю. По правде сказать, я собиралась улетать первым же рейсом. Мне пришлось бороться самой с собой. Видишь ли, бабушка, сейчас как раз та ситуация, когда он сам должен сделать первый шаг. Я знаю, что многое произошло по моей вине, но после операции на мозге я не могла привязать к себе Адама. Мы оба понимали это. Адам выбрал другой путь, и я радовалась за него. Конечно, мне было жаль терять его, но пока он был счастлив, мои чувства не имели значения. Вот видишь, бабушка, я научилась думать сначала о других, а затем о себе, как ты меня учила.
— Наверное, мне не следует распространять слухи, — вмешался Тэд, — но Адам не просил держать наш разговор в секрете. Он рассказал, что их брак строился на расчете, а не на любви. Ты знаешь, у него остался приемный сын. Трудный мальчик, по словам самого Адама.
— Я понимаю, что это не мое дело, но не думаешь ли ты…
— Хочешь правду? Я уже несколько месяцев знал о его болезни. Уверен, тебе не нужно объяснять, что это значит.
— Сейчас это значит лишь то, что твой дед болен и хочет с тобой поговорить. Тебе не избежать этого разговора, Райли. Мистер Хасегава уже не выздоровеет. Как ни горько это признать, но он умирает. Как долго ты сможешь оттягивать разговор с ним? Не думаю, что тебе придется принимать какие-то жизненно важные решения в ближайшие несколько часов. Послушай, все собрались в гостиной и ждут, как ты поступишь. И, несмотря на то, какое ты примешь решение, наша семья всегда поддержит тебя.
— Я тут подумал, — Райли рассеянно взмахнул рукой, словно призывая Коула не придавать особого значения последующим словам. — Эта мысль пришла ко мне ночью, словно из ниоткуда. Ты должен был быть мной, а я — тобой. Тебе бы понравилось управлять «Восходящим Солнцем». Мне же ненавистна даже мысль об этом. Я люблю то, что делаю здесь… ты терпеть этого не можешь. Хотя ты никогда об этом не говорил… Я имею в виду… ладно, забудь о том, что я тут наболтал. Вот что получается, когда сам себя загоняешь в угол и не можешь выбраться.
Коул внимательно слушал Райли. При мысли об управлении издательской империей кружилась голова… Он вздрогнул.
— Могу я помочь?
— Мне никто не поможет, — несчастным голосом ответил Райли.
— Думаю, ты не прав. Дедушка должен понять, если ты все объяснишь. Ему может не понравиться твое решение, но он отнесется к нему с уважением.
— Моя мать, наверное, переворачивается в гробу. Меня учили, с тех самых пор… Предполагалось, что я… Я ведь единственный наследник, и дедушка постоянно твердил мне об этом. Мама наверняка ждала от меня того, что я займу место деда. Я знал, что когда-нибудь этот день наступит, но я не готов к нему.
— Ты, возможно, думал, Райли, что дедушка мирно скончается во сне. Ты полагал, что его уже не будет с нами, когда придет время принять решение. Сказать «нет» старому, больному человеку, наверное, самая тяжелая вещь на свете. Признайся себе в этом, и мы подумаем, что здесь можно сделать. Я прав?
— Как всегда. Коул, мне еще не приходилось сталкиваться со смертью или болезнью. Отец умер, когда я еще не родился. Мать тоже ушла быстро, без страданий. Она всегда принимала мою сторону, но теперь ее нет. Мне придется жить с этим, просыпаться с мыслью об этом, пока…
Коул взглянул на часы.
— Мы слишком долго задержались. Пойдем, поговорим с ним вместе. Я буду держаться рядом и сумею предотвратить бурю. До тех пор, пока ты не решишь, что готов остаться с ним наедине, я тебя не покину.
— Дорогая, мы так редко тебя видим, — Билли с упреком обратилась к Сойер.
— Бабушка, очень тяжело управлять «Колмен Авиэйшн» из другой страны. Мне бы и самой хотелось приезжать к вам почаще. Я даже серьезно подумываю о том, чтобы нанять нескольких помощников. Пока что меня сдерживает языковой барьер, мой японский еще не так хорош, как хотелось бы. Японцы очень хорошие работники, и мне иногда стыдно за себя, а ты же знаешь, бабушка, я отнюдь не лентяйка. Послушай, давай не будем говорить о проблемах нефтяного бизнеса хотя бы сегодня, оʼкей? — и, стараясь придать голосу безразличный оттенок, Сойер спросила:
— А что слышно об Адамс Джарвисе?
Тэд улыбнулся:
— Я видел его в Вашингтоне несколько месяцев тому назад. Он спрашивал о тебе.
— Вот как, в самом деле? Он не писал мне. Мы потеряли связь. Я узнала о его жене и хотела… но, наверное, мне не следовало начинать этот разговор.
— Следовало, потому что Адам — наш общий друг, — поддержала ее бабушка. — Удивляюсь тебе, Сойер, это все так на тебя не похоже.
— Знаю. По правде сказать, я собиралась улетать первым же рейсом. Мне пришлось бороться самой с собой. Видишь ли, бабушка, сейчас как раз та ситуация, когда он сам должен сделать первый шаг. Я знаю, что многое произошло по моей вине, но после операции на мозге я не могла привязать к себе Адама. Мы оба понимали это. Адам выбрал другой путь, и я радовалась за него. Конечно, мне было жаль терять его, но пока он был счастлив, мои чувства не имели значения. Вот видишь, бабушка, я научилась думать сначала о других, а затем о себе, как ты меня учила.
— Наверное, мне не следует распространять слухи, — вмешался Тэд, — но Адам не просил держать наш разговор в секрете. Он рассказал, что их брак строился на расчете, а не на любви. Ты знаешь, у него остался приемный сын. Трудный мальчик, по словам самого Адама.