— Какие ценности и какие деньги она привезла с собой? — И, заметив моё поглупевшее лицо, особенно разборчиво: — Я имею в виду драгоценности стоимостью свыше тысячи долларов, старинные монеты... такого рода вещи...
— Нет, нет, ничего... У неё ничего нет.
Чиновник поднял на меня спокойные проницательные глаза:
— В таком случае, что же вас заставило привезти её с собой?»
В отдел социального обеспечения нас привезла Эллендея Проффер, она же служила переводчиком, потому что жаргон американских канцелярий нам был ещё не по силам. С помощью своих друзей Профферы помогли нашей Лене поступить в штатный колледж в городе Гранд-Рэпидс посреди учебного года, и вскоре она уже сидела на лекциях среди американских студентов, а на семинарах по русскому языку даже ассистировала профессору, Кристине Ридель.
Свой старенький автомобиль нам подарила бывшая сотрудница «Ардиса», Нэнси Беверидж, которая к тому времени переехала в Вашингтон. Она много раз навещала нас в Ленинграде и рада была хоть чем-то помочь знакомым эмигрантам. К сожалению, мы были не первыми, кто пользовался её добротой. До нашего приезда на её потрёпанной «веге» разъезжали и Бродский, и Аксёнов, и Саша Соколов. Все эти столь разные русские литераторы были похожи в одном: никто из них не верил в то, что нужно унижать себя периодическими замерами уровня масла в моторе и добавлять его по мере надобности. В результате поршни так износились, что из выхлопной трубы постоянно валил дым, а новую банку масла требовалось заливать чуть ли не каждые сто миль.
Однако прежде надо было получить водительские права. И тут дело забуксовало. Я брал уроки вождения в России, потом — в Вене, сотрудники «Ардиса» учили меня водить в свободное время, но энн-арборовская полиция упорно отказывалась признать меня полноценным водителем. Мне было ужасно неловко, потому что Фреду и другим приходилось привозить меня на работу и увозить домой. Сдал, кажется, с третьего раза. Думаю, будь моя фамилия полегче для американской гортани, а акцент — не таким тяжёлым, полицейская тётка-экзаменатор отнеслась бы ко мне более снисходительно.
NB: Автомобиль не роскошь, а орган любовного слияния со страной. И только на пороге смерти американец согласится на его ампутацию.
Издательство «Ардис» располагалось в нижнем этаже большого профферовского дома, который изначально представлял из себя country club («загородный клуб»). Такие клубы рассыпаны по всей Америке и являются местом сбора и общения людей состоятельных. Рядом обычно располагается поле для гольфа, внутри есть ресторан, бар, душ, джакузи. Ежегодный членский взнос достаточно высок, чтобы оградить преуспевших от всякой голытьбы. Недавно прочитал о клубе миллионеров, которые выкладывают за членство триста тысяч долларов в год.
В Советской России, насколько мы знаем, партийная элита устраивала для себя подобные приюты отдохновения, но они были окружены строжайшей тайной: никаких вывесок на въезде, шлагбаум, сторожа с овчарками. Если проштрафившегося номенклатурщика решали наказать, у него отнимали доступ на такую «спеццачу», а то и напускали газетчика, и тогда мы узнавали из фельетона о притоне для привилегированных.
Моя работа в «Ардисе» началась с простейшего: с паковки посылок. По почте, по телефону, по факсу в издательство приходили заказы на выпущенные книги от иблиотек, магазинов и отдельных покупателей. Утром на моём рабочем месте в упаковочной уже лежала стопка накладных, отпечатанных сотрудницей накануне. Я брал накладную, находил на полках указанные книги, потом выбирал подходящий по размеру пакет или склеивал картонный ящик и укладывал в них книги вместе с накладной. Ярлычок с адресом заказчика тоже был заготовлен заранее — я наклеивал его на лицевую сторону.
Почтовое ведомство США публиковало каждый год новые тома с правилами паковки и стоимостью рассылки. С ними приходилось постоянно сверяться, а то и заучивать наизусть. Помню, что заказные пакеты почему-то обязательно нужно было заклеивать бумажной клейкой лентой, а остальные разрешалось и пластиковой. Ни в Советском Союзе, ни в сегодняшней России люди просто не представляли и не представляют себе, какой объём купли-продажи можно осуществлять в стране по почте, если почтовое ведомство сумеет свести к минимуму воровство и растяпство своих сотрудников.
У «Ардиса», как и у тысяч других мелких фирм, ведущих розничную торговлю, имелся арендованный аппарат, так называемый meter («митер»), печатавший ярлычок с нужной стоимостью пересылки. Этот «митер» мы регулярно отвозили в почтовое отделение, оплачивали чеком зарядку на двести, триста, пятьсот долларов, кассир запирал аппарат свинцовой пломбой, и мы могли теперь печатать ярлыки-марки нужной нам стоимости. Когда в волшебном ящичке оставалось меньше десяти долларов, он переставал печатать, и нужно было снова заряжать его на почте.
В мои обязанности входило взвесить упакованный ящик или пакет, свериться с таблицами, висящими на стене упаковочной (расценки неуклонно росли каждый год), и отпечатать ярлык-марку нужной стоимости. Дневную порцию упакованных и оплаченных посылок мы грузили в автомобиль, отвозили к задним дверям почтового отделения и оставляли там на грузовой платформе в специально заготовленных тележках. Никаких приёмщиков, никаких расписок — всё на полном доверии. Это восхищало меня.
Именно на этой простейшей операции моё излишнее рвение привело к долго тлевшему конфликту с сотрудницей по имени Тайс (забыл её фамилию). В её обязанности входило печатание накладных. За названием книги ставилась цена, цена умножалась на число заказанных экземпляров, на следующей строчке — другая книга, весь столбик цен суммировался, из полученного результата вычиталась положенная скидка. Последняя деталь: нужно было добавить стоимость пересылки, ибо её оплачивал заказчик. Тут-то и возникала загвоздка.
Ведь пока книги не были упакованы, вес посылки — а следовательно и стоимость отправки — можно было определить только на глаз. Я начал обращать внимание на то, что Тайс регулярно занижала требуемую цифру. Допустим, она ставила два доллара за пакет, на который мне приходилось наклеивать ярлычок в три доллара с лишним. Если добавить ещё стоимость упаковочных материалов и труд упаковщика, получалось, что на каждом пакете «Ардис» терял около двух долларов. Тысяча пакетов в месяц — две тысячи долларов на ветер.
Я пытался осторожно говорить об этом с Тайс. Она с возмущением и слезами на глазах отвечала, что ей стыдно сдирать завышенную цену с заказчика, — лучше уж занизить. Лет пять назад она сама занималась паковкой, и, видимо, в её голове крепко застряли старинные расценки, которые за эти годы выросли в полтора раза. Для меня же, получавшего всего тысячу в месяц, участие в столь очевидном транжирстве было просто тягостным. Я пытался говорить с Карлом — он только отмахивался и говорил, что его голова перегружена проблемами, измеряемыми десятками тысяч долларов, а спорить с легко плачущей Тайс — дело слишком нервное и безнадёжное.
Другой трудностью для паковщика-новичка был поиск нужных книг на складе. Под склад был отведён большой полуподвальный гараж. Привозимые из типографий ящики с книгами выстраивались там высокими башнями на Деревянных щитах-подставках. Башен было штук двадцать, и каждая содержала по четыре-пять наименований. Никакой системы в расположении не было — считалось, что упаковщик может — и должен — заучить на память, в какой башне искать нужную книгу.
Очень скоро я понял, что для меня это невозможно. Пришлось мне оставаться несколько раз после работы и заниматься составлением «карты местности». Рядом с каждой башней на стене или над нею — на потолке — я приклеил картонки с крупно выписанными номерами от одного до двадцати. Потом повесил в упаковочной список книг, опубликованных «Ардисом» (а их к 1979 году набралось около сотни), где рядом с каждым наименованием был указан номер соответствующей башни. Профферы только пожимали плечами. Но впоследствии я не раз ловил их на том, что они украдкой заходили в упаковочную и сверялись с моим списком, прежде чем отправиться на склад за нужной книгой.
Овладеть профессией наборщика было для меня следующим этапом. В те докомпьютерные времена для набора использовался композер фирмы IBM — гигантская пишущая машинка с памятью, умевшая печатать и по-английски, и по-русски, и на многих других языках. Однако её памяти хватало на одну-две страницы. Напечатав их, ты мог вычитать текст, внести необходимые поправки, сделать чистовой отпечаток и переходить к следующим страницам. Текст отпечатанного исчезал из электронной памяти, и в дальнейшем ошибки в гранках книги можно было исправлять, только врезая бритвочкой новые строчки или отдельные слова на специальном стеклянном столике с подсветкой снизу. Думаю, именно эта операция так быстро стала портить моё зрение, что очки вскоре стали необходимостью.
Главная трудность для наборщика была — научиться печатать вслепую. То есть так, чтобы глаза не отрывались от оригинала, а пальцы сами находили нужные клавиши. Я как-то сразу поверил в необходимость овладения этим искусством и по вечерам упражнялся по специальным руководствам с таким же упорством, с каким начинающий пианист разучивает гаммы. Через месяц я уже набирал тексты с довольно приличной скоростью, хотя с «ветеранами» тягаться ещё не мог.
Список новых книг, запущенных «Ардисом» в работу в 1979 году, охватывал как русскую классику, так и современную литературу, главным образом — произведения, которые было невозможно опубликовать в советских издательствах. Перечень авторов в каталоге на 1980—1981 год включал имена Василия Аксёнова, Юза Алешковского, Андрея Амальрика, Андрея Битова, Иосифа Бродского, Бориса Вахтина, Владимира Войновича, Анатолия Гладилина, Натальи Горбаневской, Сергея Довлатова, Игоря Ефимова, Фазиля Искандера, Льва Копелева, Юрия Кублановского, Семёна Липкина, Владимира Марамзина, Михайло Михайлова, Булата Окуджавы, Евгения Попова, Саши Соколова и многих других. В переводе на русский было обещано выпустить поэму Стивена Винсента Бене «Тело Джона Брауна» (переводчик Иван Елагин), «Бухарин и большевистская революция» Стивена Коэна, роман Набокова «Бледный огонь», «Россия — власть и народ» Роберта Кайзера.
— Какие ценности и какие деньги она привезла с собой? — И, заметив моё поглупевшее лицо, особенно разборчиво: — Я имею в виду драгоценности стоимостью свыше тысячи долларов, старинные монеты... такого рода вещи...
— Нет, нет, ничего... У неё ничего нет.
Чиновник поднял на меня спокойные проницательные глаза:
— В таком случае, что же вас заставило привезти её с собой?»
В отдел социального обеспечения нас привезла Эллендея Проффер, она же служила переводчиком, потому что жаргон американских канцелярий нам был ещё не по силам. С помощью своих друзей Профферы помогли нашей Лене поступить в штатный колледж в городе Гранд-Рэпидс посреди учебного года, и вскоре она уже сидела на лекциях среди американских студентов, а на семинарах по русскому языку даже ассистировала профессору, Кристине Ридель.
Свой старенький автомобиль нам подарила бывшая сотрудница «Ардиса», Нэнси Беверидж, которая к тому времени переехала в Вашингтон. Она много раз навещала нас в Ленинграде и рада была хоть чем-то помочь знакомым эмигрантам. К сожалению, мы были не первыми, кто пользовался её добротой. До нашего приезда на её потрёпанной «веге» разъезжали и Бродский, и Аксёнов, и Саша Соколов. Все эти столь разные русские литераторы были похожи в одном: никто из них не верил в то, что нужно унижать себя периодическими замерами уровня масла в моторе и добавлять его по мере надобности. В результате поршни так износились, что из выхлопной трубы постоянно валил дым, а новую банку масла требовалось заливать чуть ли не каждые сто миль.
Однако прежде надо было получить водительские права. И тут дело забуксовало. Я брал уроки вождения в России, потом — в Вене, сотрудники «Ардиса» учили меня водить в свободное время, но энн-арборовская полиция упорно отказывалась признать меня полноценным водителем. Мне было ужасно неловко, потому что Фреду и другим приходилось привозить меня на работу и увозить домой. Сдал, кажется, с третьего раза. Думаю, будь моя фамилия полегче для американской гортани, а акцент — не таким тяжёлым, полицейская тётка-экзаменатор отнеслась бы ко мне более снисходительно.
NB: Автомобиль не роскошь, а орган любовного слияния со страной. И только на пороге смерти американец согласится на его ампутацию.
Издательство «Ардис» располагалось в нижнем этаже большого профферовского дома, который изначально представлял из себя country club («загородный клуб»). Такие клубы рассыпаны по всей Америке и являются местом сбора и общения людей состоятельных. Рядом обычно располагается поле для гольфа, внутри есть ресторан, бар, душ, джакузи. Ежегодный членский взнос достаточно высок, чтобы оградить преуспевших от всякой голытьбы. Недавно прочитал о клубе миллионеров, которые выкладывают за членство триста тысяч долларов в год.
В Советской России, насколько мы знаем, партийная элита устраивала для себя подобные приюты отдохновения, но они были окружены строжайшей тайной: никаких вывесок на въезде, шлагбаум, сторожа с овчарками. Если проштрафившегося номенклатурщика решали наказать, у него отнимали доступ на такую «спеццачу», а то и напускали газетчика, и тогда мы узнавали из фельетона о притоне для привилегированных.
Моя работа в «Ардисе» началась с простейшего: с паковки посылок. По почте, по телефону, по факсу в издательство приходили заказы на выпущенные книги от иблиотек, магазинов и отдельных покупателей. Утром на моём рабочем месте в упаковочной уже лежала стопка накладных, отпечатанных сотрудницей накануне. Я брал накладную, находил на полках указанные книги, потом выбирал подходящий по размеру пакет или склеивал картонный ящик и укладывал в них книги вместе с накладной. Ярлычок с адресом заказчика тоже был заготовлен заранее — я наклеивал его на лицевую сторону.
Почтовое ведомство США публиковало каждый год новые тома с правилами паковки и стоимостью рассылки. С ними приходилось постоянно сверяться, а то и заучивать наизусть. Помню, что заказные пакеты почему-то обязательно нужно было заклеивать бумажной клейкой лентой, а остальные разрешалось и пластиковой. Ни в Советском Союзе, ни в сегодняшней России люди просто не представляли и не представляют себе, какой объём купли-продажи можно осуществлять в стране по почте, если почтовое ведомство сумеет свести к минимуму воровство и растяпство своих сотрудников.
У «Ардиса», как и у тысяч других мелких фирм, ведущих розничную торговлю, имелся арендованный аппарат, так называемый meter («митер»), печатавший ярлычок с нужной стоимостью пересылки. Этот «митер» мы регулярно отвозили в почтовое отделение, оплачивали чеком зарядку на двести, триста, пятьсот долларов, кассир запирал аппарат свинцовой пломбой, и мы могли теперь печатать ярлыки-марки нужной нам стоимости. Когда в волшебном ящичке оставалось меньше десяти долларов, он переставал печатать, и нужно было снова заряжать его на почте.
В мои обязанности входило взвесить упакованный ящик или пакет, свериться с таблицами, висящими на стене упаковочной (расценки неуклонно росли каждый год), и отпечатать ярлык-марку нужной стоимости. Дневную порцию упакованных и оплаченных посылок мы грузили в автомобиль, отвозили к задним дверям почтового отделения и оставляли там на грузовой платформе в специально заготовленных тележках. Никаких приёмщиков, никаких расписок — всё на полном доверии. Это восхищало меня.
Именно на этой простейшей операции моё излишнее рвение привело к долго тлевшему конфликту с сотрудницей по имени Тайс (забыл её фамилию). В её обязанности входило печатание накладных. За названием книги ставилась цена, цена умножалась на число заказанных экземпляров, на следующей строчке — другая книга, весь столбик цен суммировался, из полученного результата вычиталась положенная скидка. Последняя деталь: нужно было добавить стоимость пересылки, ибо её оплачивал заказчик. Тут-то и возникала загвоздка.
Ведь пока книги не были упакованы, вес посылки — а следовательно и стоимость отправки — можно было определить только на глаз. Я начал обращать внимание на то, что Тайс регулярно занижала требуемую цифру. Допустим, она ставила два доллара за пакет, на который мне приходилось наклеивать ярлычок в три доллара с лишним. Если добавить ещё стоимость упаковочных материалов и труд упаковщика, получалось, что на каждом пакете «Ардис» терял около двух долларов. Тысяча пакетов в месяц — две тысячи долларов на ветер.
Я пытался осторожно говорить об этом с Тайс. Она с возмущением и слезами на глазах отвечала, что ей стыдно сдирать завышенную цену с заказчика, — лучше уж занизить. Лет пять назад она сама занималась паковкой, и, видимо, в её голове крепко застряли старинные расценки, которые за эти годы выросли в полтора раза. Для меня же, получавшего всего тысячу в месяц, участие в столь очевидном транжирстве было просто тягостным. Я пытался говорить с Карлом — он только отмахивался и говорил, что его голова перегружена проблемами, измеряемыми десятками тысяч долларов, а спорить с легко плачущей Тайс — дело слишком нервное и безнадёжное.
Другой трудностью для паковщика-новичка был поиск нужных книг на складе. Под склад был отведён большой полуподвальный гараж. Привозимые из типографий ящики с книгами выстраивались там высокими башнями на Деревянных щитах-подставках. Башен было штук двадцать, и каждая содержала по четыре-пять наименований. Никакой системы в расположении не было — считалось, что упаковщик может — и должен — заучить на память, в какой башне искать нужную книгу.
Очень скоро я понял, что для меня это невозможно. Пришлось мне оставаться несколько раз после работы и заниматься составлением «карты местности». Рядом с каждой башней на стене или над нею — на потолке — я приклеил картонки с крупно выписанными номерами от одного до двадцати. Потом повесил в упаковочной список книг, опубликованных «Ардисом» (а их к 1979 году набралось около сотни), где рядом с каждым наименованием был указан номер соответствующей башни. Профферы только пожимали плечами. Но впоследствии я не раз ловил их на том, что они украдкой заходили в упаковочную и сверялись с моим списком, прежде чем отправиться на склад за нужной книгой.
Овладеть профессией наборщика было для меня следующим этапом. В те докомпьютерные времена для набора использовался композер фирмы IBM — гигантская пишущая машинка с памятью, умевшая печатать и по-английски, и по-русски, и на многих других языках. Однако её памяти хватало на одну-две страницы. Напечатав их, ты мог вычитать текст, внести необходимые поправки, сделать чистовой отпечаток и переходить к следующим страницам. Текст отпечатанного исчезал из электронной памяти, и в дальнейшем ошибки в гранках книги можно было исправлять, только врезая бритвочкой новые строчки или отдельные слова на специальном стеклянном столике с подсветкой снизу. Думаю, именно эта операция так быстро стала портить моё зрение, что очки вскоре стали необходимостью.
Главная трудность для наборщика была — научиться печатать вслепую. То есть так, чтобы глаза не отрывались от оригинала, а пальцы сами находили нужные клавиши. Я как-то сразу поверил в необходимость овладения этим искусством и по вечерам упражнялся по специальным руководствам с таким же упорством, с каким начинающий пианист разучивает гаммы. Через месяц я уже набирал тексты с довольно приличной скоростью, хотя с «ветеранами» тягаться ещё не мог.
Список новых книг, запущенных «Ардисом» в работу в 1979 году, охватывал как русскую классику, так и современную литературу, главным образом — произведения, которые было невозможно опубликовать в советских издательствах. Перечень авторов в каталоге на 1980—1981 год включал имена Василия Аксёнова, Юза Алешковского, Андрея Амальрика, Андрея Битова, Иосифа Бродского, Бориса Вахтина, Владимира Войновича, Анатолия Гладилина, Натальи Горбаневской, Сергея Довлатова, Игоря Ефимова, Фазиля Искандера, Льва Копелева, Юрия Кублановского, Семёна Липкина, Владимира Марамзина, Михайло Михайлова, Булата Окуджавы, Евгения Попова, Саши Соколова и многих других. В переводе на русский было обещано выпустить поэму Стивена Винсента Бене «Тело Джона Брауна» (переводчик Иван Елагин), «Бухарин и большевистская революция» Стивена Коэна, роман Набокова «Бледный огонь», «Россия — власть и народ» Роберта Кайзера.