ЗАПАТА: Оба — преподаватели живописи в тамошнем училище. Дочка нашла себе мужа в Америке по Интернету. Мистеру Бишману сорок лет, ей — двадцать. Они поженились год назад, а в ноябре она улетела домой повидаться с родителями. Через неделю муж тоже объявился в Новгороде. Родители пишут, что дочка была разочарована в супружестве, хотела подавать на развод. Мистер Биш-ман заявляет, что уговорил ее вернуться к нему, но на обратном пути, в московском аэропорту, они поссорились, и она ушла неизвестно куда. С тех пор он не видел ее и очень подавлен утратой. Осталась ли она в России или вернулась в Америку, ему неизвестно.
АРТУР: Звучит не слишком завлекательно, на программу пока не тянет.
ЗАПАТА: Согласен. Я попросил у мистера Бишмана фотографию пропавшей жены. Он дал мне несколько плюс видеоленту, сделанную во время визита в Новгород… Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрел эту ленту и прокомментировал. Твоему режиссерскому глазу я доверяю.
АРТУР: Формально я числюсь на студии не режиссером, а техническим продюсером.
ЗАПАТА: Мы с тобой уже сделали три ленты, и для меня ты режиссер.
АРТУР: Был в свое время знаменитый фильм «Развод по-итальянски». Давай посмотрим, есть ли тут сюжет — затравка — для «Развода по-русски».
Изображение на экране начинает трястись с первых же кадров. Любительскую камеру явно держат неумелые руки. Благодушный толстяк сидит за столом, обнимает за плечи миловидную молодую женщину, выкрикивает по-русски приветствия в объектив. Потом вскакивает, тянет ее за собой, начинает кружить в танце. Родители, сидящие за столом, настороженно следят за танцующими. Толстяк оставляет свою партнершу, подбегает к ее матери и настойчиво зовет танцевать. Та неохотно соглашается. Мистер Фишман целует ей руку, неумело вальсирует, смеется. Лента кончается.
ЗАПАТА: Что скажешь?
АРТУР: Похоже, мистер Бишман никогда не учился актерскому ремеслу. Небось видел когда-нибудь, как приветливость и веселье изображает продавец подержанных автомобилей — ему и подражает.
ЗАПАТА: Мне тоже сцена показалась наигранной. А о чем они говорят?
АРТУР: Бишман только повторяет одобрительные эпитеты, которые успел выучить: «хорошо», «отлично», «дружба», «совет да любовь».
ЗАПАТА: Актер плохой, но на этом основании никакой судья не даст мне разрешения на обыск в доме. Мы ведь даже не знаем, в какой из двух стран надо начинать поиски пропавшей. Мистер Бишман намекает, что у его жены был возлюбленный в Москве и что она, скорее всего, убежала к нему. Но родители ее категорически отрицают возможность того, что она могла исчезнуть, оставив их в неведении.
АРТУР: Вам придется послать кого-нибудь в Россию?
ЗАПАТА: Пока мы направили запросы в авиакомпанию и в паспортный контроль в аэропортах Нью-Йорка. Когда получим ответы, я дам тебе знать. И еще раз — спасибо, что приехал. Мне важно было получить подтверждение моим подозрениям.
Вчера вспоминал тебя, глядя передачу про британскую королеву Елизавету Вторую. Она и ее супруг, похоже, — последний оплот моногамных традиций в английской монархии. Остальные члены королевской семьи в XX веке разрушали их наперегонки. Сначала дядюшка Эдуард Восьмой отрекся от трона, просидев на нем меньше года, чтобы жениться на разведенной американской красавице. Потом сестра Маргарет, вышедшая замуж под нажимом семьи, начинает крутить роман за романом и в конце концов разводится. Дальше разводятся один за другим собственные сыновья — Чарльз и Эндрю. Потом принцесса Дайана, мать наследников трона, заводит роман с арабским богачом. Если ты когда-нибудь попадешь на прием к королеве, она обнимет тебя и воскликнет: «Вы и я — мы последние женщины на свете, все еще верящие в священность брачных уз!»
Помнишь, когда ты работала с Женечкой в городской библиотеке, она устроила там вечер памяти Льва Толстого, в связи со столетием со дня его смерти. И один из выступавших прочитал доклад об отношениях великого писателя с Тургеневым. Два гения русской литературы восемнадцать лет были в смертельной ссоре. Докладчик сказал, что причины ссоры остаются загадочными. А я недавно перечитывал биографию Толстого и вдруг понял, какая кошка пробежала между ними.
Дело было так. Они оба гостили в поместье Фета. Два дня прошли в дружеском общении, с купаньем, охотой, прогулками. Утром третьего дня, за завтраком, Тургенев стал рассказывать, как чудесно живется в доме Полины Виардо в Париже его незаконной дочери, рожденной от него российской белошвейкой, какие она делает успехи в музыке, рисовании и танцах, как участвует во всевозможных благотворительных начинаниях. И тут Толстой сделался темнее тучи. Он стал кричать, что все это только кривлянье, лицемерие и игра в доброту. Что Христос учил творить добро так, «чтобы твоя правая рука не знала, что творит левая». Что любая помощь от богачей беднякам есть просто частичный возврат награбленного. Ошеломленный Тургенев стал возражать, спор разгорался. В какой-то момент даже прозвучали слова «я вам в морду дам». В конце Толстой выбежал из-за стола, уехал, прислал Тургеневу вызов на дуэль, да не простую — на пистолетах, а чтобы на ружьях — и насмерть.
И я берусь объяснить, из-за чего разгорелся сыр-бор. Из-за того, что Толстой был открыт чувству вину почти так же, как ты. И как раз в те же годы его крепостная крестьянка родила ему сына Тимофея. Которому никакой Париж не светил, а светило в лучшем случае стать конюхом. Услышать, как заботливо обошелся со своей незаконной дочерью его литературный соперник, было Толстому невыносимо. И какая лучшая защита от чувства вины? Возненавидеть, «отомстить»! А тридцать лет спустя написать покаянный роман «Воскресение».
Ну как? Потянет эта гипотеза на кандидатскую диссертацию по литературе?
Вообще наши классики в своих произведениях любили описывать тонкие и возвышенные чувства, но в жизни часто выбирали себе женщин за свойство, которое восхвалять не принято: послушность. Пушкин во время ссылки днем флиртовал с барышнями в Тригорском, а к вечеру возвращался к себе в Михайловское, где добрая няня Арина Родионовна подбирала для него покладистую крепостную. Сердце Грибоедова покорила послушно-молчаливая грузинская княжна. Лермонтов-Печорин обкатывал вариант, как заиметь Бэлу в полное рабство. Тургенев, оказавшись после смерти матери владельцем большого поместья, просто купил у сестры дворовую в качестве наложницы. Огарев в Лондоне без большой борьбы уступил Герцену строптивую жену, а сам подобрал в трущобах полуграмотную девку, «чтобы поднимать ее и воспитывать». А уж послушность падчерицы Лолиты овдовевшему отчиму — об этом можно только мечтать. Боюсь, ты бы у русских литераторов успехом не пользовалась.
Возвращаясь из XIX века в XXI, я могу сознаться тебе еще в одном своем извращении. Мы с Женечкой вместе уже почти двадцать лет, и все эти годы я мечтаю знаешь о чем? ПРИЗНАТЬСЯ ЕЙ В ЛЮБВИ! Да-да, я никогда, ни разу не произнес этих сокровенных слов. Потому что всевластная тираническая мораль говорит нам: любишь одну — забудь всех остальных. Она превращает супругов из соратников в сокамерников. Двадцать лет эти слова застревают у меня в горле, но с вашим тюремным распорядком не смирюсь никогда. Женечку люблю, одновременно влюблен в тебя — что в этом ненормального?
Мои завиральные идеи я не могу распространять через блоги и фэйсбуки. Меня легко выследят, разоблачат, покроют позором, лишат родительских прав и заработка. Остается только разбрасывать листовки с самолета, которого у меня нет.
ЗАПАТА: Оба — преподаватели живописи в тамошнем училище. Дочка нашла себе мужа в Америке по Интернету. Мистеру Бишману сорок лет, ей — двадцать. Они поженились год назад, а в ноябре она улетела домой повидаться с родителями. Через неделю муж тоже объявился в Новгороде. Родители пишут, что дочка была разочарована в супружестве, хотела подавать на развод. Мистер Биш-ман заявляет, что уговорил ее вернуться к нему, но на обратном пути, в московском аэропорту, они поссорились, и она ушла неизвестно куда. С тех пор он не видел ее и очень подавлен утратой. Осталась ли она в России или вернулась в Америку, ему неизвестно.
АРТУР: Звучит не слишком завлекательно, на программу пока не тянет.
ЗАПАТА: Согласен. Я попросил у мистера Бишмана фотографию пропавшей жены. Он дал мне несколько плюс видеоленту, сделанную во время визита в Новгород… Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрел эту ленту и прокомментировал. Твоему режиссерскому глазу я доверяю.
АРТУР: Формально я числюсь на студии не режиссером, а техническим продюсером.
ЗАПАТА: Мы с тобой уже сделали три ленты, и для меня ты режиссер.
АРТУР: Был в свое время знаменитый фильм «Развод по-итальянски». Давай посмотрим, есть ли тут сюжет — затравка — для «Развода по-русски».
Изображение на экране начинает трястись с первых же кадров. Любительскую камеру явно держат неумелые руки. Благодушный толстяк сидит за столом, обнимает за плечи миловидную молодую женщину, выкрикивает по-русски приветствия в объектив. Потом вскакивает, тянет ее за собой, начинает кружить в танце. Родители, сидящие за столом, настороженно следят за танцующими. Толстяк оставляет свою партнершу, подбегает к ее матери и настойчиво зовет танцевать. Та неохотно соглашается. Мистер Фишман целует ей руку, неумело вальсирует, смеется. Лента кончается.
ЗАПАТА: Что скажешь?
АРТУР: Похоже, мистер Бишман никогда не учился актерскому ремеслу. Небось видел когда-нибудь, как приветливость и веселье изображает продавец подержанных автомобилей — ему и подражает.
ЗАПАТА: Мне тоже сцена показалась наигранной. А о чем они говорят?
АРТУР: Бишман только повторяет одобрительные эпитеты, которые успел выучить: «хорошо», «отлично», «дружба», «совет да любовь».
ЗАПАТА: Актер плохой, но на этом основании никакой судья не даст мне разрешения на обыск в доме. Мы ведь даже не знаем, в какой из двух стран надо начинать поиски пропавшей. Мистер Бишман намекает, что у его жены был возлюбленный в Москве и что она, скорее всего, убежала к нему. Но родители ее категорически отрицают возможность того, что она могла исчезнуть, оставив их в неведении.
АРТУР: Вам придется послать кого-нибудь в Россию?
ЗАПАТА: Пока мы направили запросы в авиакомпанию и в паспортный контроль в аэропортах Нью-Йорка. Когда получим ответы, я дам тебе знать. И еще раз — спасибо, что приехал. Мне важно было получить подтверждение моим подозрениям.
Вчера вспоминал тебя, глядя передачу про британскую королеву Елизавету Вторую. Она и ее супруг, похоже, — последний оплот моногамных традиций в английской монархии. Остальные члены королевской семьи в XX веке разрушали их наперегонки. Сначала дядюшка Эдуард Восьмой отрекся от трона, просидев на нем меньше года, чтобы жениться на разведенной американской красавице. Потом сестра Маргарет, вышедшая замуж под нажимом семьи, начинает крутить роман за романом и в конце концов разводится. Дальше разводятся один за другим собственные сыновья — Чарльз и Эндрю. Потом принцесса Дайана, мать наследников трона, заводит роман с арабским богачом. Если ты когда-нибудь попадешь на прием к королеве, она обнимет тебя и воскликнет: «Вы и я — мы последние женщины на свете, все еще верящие в священность брачных уз!»
Помнишь, когда ты работала с Женечкой в городской библиотеке, она устроила там вечер памяти Льва Толстого, в связи со столетием со дня его смерти. И один из выступавших прочитал доклад об отношениях великого писателя с Тургеневым. Два гения русской литературы восемнадцать лет были в смертельной ссоре. Докладчик сказал, что причины ссоры остаются загадочными. А я недавно перечитывал биографию Толстого и вдруг понял, какая кошка пробежала между ними.
Дело было так. Они оба гостили в поместье Фета. Два дня прошли в дружеском общении, с купаньем, охотой, прогулками. Утром третьего дня, за завтраком, Тургенев стал рассказывать, как чудесно живется в доме Полины Виардо в Париже его незаконной дочери, рожденной от него российской белошвейкой, какие она делает успехи в музыке, рисовании и танцах, как участвует во всевозможных благотворительных начинаниях. И тут Толстой сделался темнее тучи. Он стал кричать, что все это только кривлянье, лицемерие и игра в доброту. Что Христос учил творить добро так, «чтобы твоя правая рука не знала, что творит левая». Что любая помощь от богачей беднякам есть просто частичный возврат награбленного. Ошеломленный Тургенев стал возражать, спор разгорался. В какой-то момент даже прозвучали слова «я вам в морду дам». В конце Толстой выбежал из-за стола, уехал, прислал Тургеневу вызов на дуэль, да не простую — на пистолетах, а чтобы на ружьях — и насмерть.
И я берусь объяснить, из-за чего разгорелся сыр-бор. Из-за того, что Толстой был открыт чувству вину почти так же, как ты. И как раз в те же годы его крепостная крестьянка родила ему сына Тимофея. Которому никакой Париж не светил, а светило в лучшем случае стать конюхом. Услышать, как заботливо обошелся со своей незаконной дочерью его литературный соперник, было Толстому невыносимо. И какая лучшая защита от чувства вины? Возненавидеть, «отомстить»! А тридцать лет спустя написать покаянный роман «Воскресение».
Ну как? Потянет эта гипотеза на кандидатскую диссертацию по литературе?
Вообще наши классики в своих произведениях любили описывать тонкие и возвышенные чувства, но в жизни часто выбирали себе женщин за свойство, которое восхвалять не принято: послушность. Пушкин во время ссылки днем флиртовал с барышнями в Тригорском, а к вечеру возвращался к себе в Михайловское, где добрая няня Арина Родионовна подбирала для него покладистую крепостную. Сердце Грибоедова покорила послушно-молчаливая грузинская княжна. Лермонтов-Печорин обкатывал вариант, как заиметь Бэлу в полное рабство. Тургенев, оказавшись после смерти матери владельцем большого поместья, просто купил у сестры дворовую в качестве наложницы. Огарев в Лондоне без большой борьбы уступил Герцену строптивую жену, а сам подобрал в трущобах полуграмотную девку, «чтобы поднимать ее и воспитывать». А уж послушность падчерицы Лолиты овдовевшему отчиму — об этом можно только мечтать. Боюсь, ты бы у русских литераторов успехом не пользовалась.
Возвращаясь из XIX века в XXI, я могу сознаться тебе еще в одном своем извращении. Мы с Женечкой вместе уже почти двадцать лет, и все эти годы я мечтаю знаешь о чем? ПРИЗНАТЬСЯ ЕЙ В ЛЮБВИ! Да-да, я никогда, ни разу не произнес этих сокровенных слов. Потому что всевластная тираническая мораль говорит нам: любишь одну — забудь всех остальных. Она превращает супругов из соратников в сокамерников. Двадцать лет эти слова застревают у меня в горле, но с вашим тюремным распорядком не смирюсь никогда. Женечку люблю, одновременно влюблен в тебя — что в этом ненормального?
Мои завиральные идеи я не могу распространять через блоги и фэйсбуки. Меня легко выследят, разоблачат, покроют позором, лишат родительских прав и заработка. Остается только разбрасывать листовки с самолета, которого у меня нет.